— Завтра отдадим на одиннадцатую версту[53].
Уже расставаясь, Алексей Николаевич спросил через плечо:
— А как он симулирует?
— О, вполне самобытно. Его идефикс, что луна вот-вот упадет на землю, и он ее держит на веревке. А если отпустит, то планета рухнет и придавит всех.
Лыков мгновенно развернулся.
— Как-как? Луна упадет на землю, и он держит ее на веревке, чтобы этого не случилось?
— Да.
— Но ведь у арестантов нет никаких веревок. Им не положено, чтобы не повесились.
— Конечно, нет, — согласился Филиппов. — Он ее воображает.
Но разглядел лицо собеседника и спросил:
— В чем дело?
Алексей Николаевич отвел коллегу в тихий уголок на первом этаже, и рассказал невеселую историю.
Во время декабрьского вооруженного восстания в Москве были убиты и ранены десятки полицейских. Те, кто уцелел, служили на пределе сил. Они ежедневно рисковали жизнью, и нервы у многих начали сдавать. 17 декабря на Пресне произошел прискорбный случай. В одном из домов возле баррикады проживал доктор Воробьев. Его позвали через улицу оказать медицинскую помощь раненому. Он сделал перевязку и отправился обратно, когда был обстрелян. В доказательство, что безоружен, Воробьев поднял руки. Пальба прекратилась, и он благополучно вернулся к себе. Но тут же следом явился пристав Второго участка Тверской части ротмистр Ермолов с шестью солдатами.
— У вас тут Красный Крест? — спросил он, поскольку на подъезде дома висел соответствующий флаг.
— Нет, я просто доктор, — ответил Воробьев.
— Вы сочувствуете революционерам?
— Я не сочувствую им, но моя обязанность как врача подавать помощь всем, кто в ней нуждается.
Ротмистр начал ни с того ни с сего заводиться. И спросил довольно грубо:
— У вас есть оружие?
— У меня есть револьвер, но я имею на него разрешение градоначальника, — ответил Воробьев. Он повернулся, чтобы вынуть и показать бумагу. В ту же секунду Ермолов выхватил свой револьвер и с двух шагов выстрелил доктору в затылок, убив его наповал.
Этот ужасный срыв можно было объяснить только диким нервным переутомлением пристава, тем, что тот не знал ни покоя, ни отдыха с первого дня восстания. И психика ротмистра не выдержала нагрузки. Очень хороший, гуманный человек, он пользовался симпатиями обывателей в своем участке. Но в невменяемом состоянии убил эскулапа… Ермолов был предан суду, лишен дворянства, чинов и орденов и приговорен к тюремному заключению на четыре года[54].
— Так вот, — заключил свой рассказ Лыков. — По приказу генерал-губернатора Москвы Дубасова я возил ротмистра Ермолова на освидетельствование на Канатчикову дачу[55]. Там сказали, что пристав находится в своем уме и способен отвечать за свои поступки… Помню, это было в Ермаковском корпусе, в полуспокойном отделении. И там был больной, который каждый день держал на воображаемой веревке солнце.
— Солнце? — поразился Филиппов.
— Именно. Ночью он, по словам врачей, спал. А с первыми лучами вскакивал и, напрягая все силы, будто бы держал эту несчастную веревку.
— Что это значит, Алексей Николаевич?
— А то, Владимир Гаврилович, что ваш пленник, называющий себя Панфиловым, не просто симулянт. Он преступник, совершавший уже злодеяния прежде. Думаю, что в Москве пять лет назад его поймали, он симулировал умопомешательство, был переведен для испытания в Алексеевскую больницу и оттуда сбежал. А теперь пытается повторить трюк, давший ему успех.
— Очень может быть. Как мне повезло, что я начал с вами этот разговор. Завтра нахичеванский житель был бы уже в лечебнице.
— Придержите его у себя, Владимир Гаврилович. И усильте надзор. А еще пошлите запрос Кошко, с фотокарточкой и описанием примет Панфилова. Пусть москвичи поищут у себя.
— Будет сделано. Спасибо!
Запрос в Москву дал быстрые и ожидаемые Лыковым результаты. Человек, называющий себя Иосифом Панфиловым, оказался на самом деле Алексеем Акатушкиным, убийцей, находящимся в циркулярном розыске. В 1904 году он задушил купца первой гильдии Подсосова, но был схвачен прислугой на месте преступления. Выяснилось, что Акатушкин выполнял заказ жены купца, решившей избавиться от мужа. И за две тысячи шестьсот рублей охотно сделал распутную бабу богатой вдовой.
Угодив в Бутырку, негодяй пораскинул мозгами и стал «держать солнце». Изображал психического он так убедительно, что был переведен для испытания на Канатчикову дачу. Откуда вскоре и сбежал. И вот теперь попался в столице на новом преступлении.
Лыков и Филиппов отправились к градоначальнику. Там делопроизводитель «восьмерки» заявил:
— Акатушкин — очень редкий тип преступника в нашем государстве. Он — наемный убийца. Такие попадаются на Кавказе и в Туркестане, а вот в русских городах их, слава Богу, нет. И…
Драчевский с Филипповым впились в докладчика глазами.
— И это дает мне право предположить, что убийство титулярного советника Дьяченко-Белого тоже чей-то заказ. Они с помощником библиотекаря никак не могли пересекаться, тот из высшего общества, а этот…
— Чей заказ? — перебил сыщика градоначальник.
— Ваша полиция должна это выяснить, — перевел стрелки на Филиппова Алексей Николаевич.
— А вы уж ей помогите, хорошо?
Лыков нахмурился:
— Даниил Васильевич! Статский советник Филиппов ни в чьей помощи не нуждается, в том числе и в моей.
— Алексей Николаевич, я вас хорошо знаю, — чуть не взмолился генерал-майор. — Уж не бросайте Владимира Гавриловича, прошу вас. Жена замучила. Он же, Петя, ей родной племянник. Вы вдвоем дознавайте, вдвоем оно быстрее получится. Ладно?
И Лыков согласился.
С Гороховой сыщики вернулись на Офицерскую и вызвали намного убивца на новый допрос. Алексей Николаевич не стал откладывать в долгий ящик:
— Говори, кто тебе дал заказ на убийство титулярного советника Дьяченко?
— Да… это…
— Не понял, дурак? Он — племянник градоначальника. Мы сейчас от него. Велено тебя в порошок стереть.
— Но не было никакого заказа! Случайно вышло. Иду по-вдоль Обводного, а тут этот, в богатой тройке. И так мне показалось оно несправедливо. Вкалываешь всю жизнь, как раб, а иному само в руки падает по праву рождения. Тут еще спьяну и крючок в руке… Сам не помню, как ударил. Затмение нашло.
— Врать собрался? Смотри, что я сейчас сделаю…
— Бить будете? Воля ваша. Нам не привыкать. Бейте, душегубы!
— Не угадал, Акатушкин. Бить тебя — только руки марать. Я телеграфирую в Казанскую психиатрическую лечебницу, не было ли у них побега симулянта с рябью на левой щеке. Чернобрового, с седыми усами. Что в лице переменился?
Мокрушник замер, словно его ушибла молния. А потом быстро попросил:
— Не надо туда писать.
— Тогда живо признавайся, кто заказал тебе убийство Дьяченко!
Сообщение арестанта повергло обоих сыщиков в шок. Акатушкин заявил, что его нанял начальник убитого, коллежский советник Масловский! Библиотекарь Николаевской Академии Генерального штаба, известный в столице жуир.
— За что Масловский приговорил своего помощника? — насел на арестанта Филиппов. — Какой мотив: женщина, деньги, карьера?
— Точно не знаю, ваши высокородия. Однако имею догадку.
— Валяй.
Убийца очень испугался угрозы Лыкова насчет Казани и теперь желал выслужиться перед сыщиками. Поэтому он принес полное признание и сообщил важные сведения. По словам Акатушкина, заказ от Масловского он получил не напрямую. Там был посредник. И звали этого посредника Антон Ружичка.
— Чех?
— Австрийскоподданный.
— Кто он по ремеслу?
Мокрушник ответил буднично:
— По-моему, шпион.
— Почему ты так решил?
— А он заставлял меня считать ряды в гвардейских полках, когда учения были. Сколько там штыков, сабель, пушек. Для чего это простому человеку, а? И еще Ружичка сказал, что помощник мешает Масловскому. Будто бы он что-то заподозрил.
Дознание принимало новый оборот. Одно дело убили крючком человека на Обводном канале, пусть даже титулярного советника. И совсем другое — государственная измена. А тут еще лицо, в этом подозреваемое, — библиотекарь Академии Генерального штаба. Военный чиновник, имеющий доступ к секретным сведениям.
Алексей Николаевич телефонировал генерал-майору Таубе и сказал:
— Брось все и немедленно приезжай на Офицерскую к Филиппову.
Виктор Рейнгольдович не задал ни одного вопроса и через четверть часа уже был в кабинете начальника СПСП. Узнав о подозрениях в адрес Масловского, он вскочил со стула:
— Этого не может быть! Сергей Дмитриевич является хранителем секретной части библиотеки ГУГШ! Он пользуется полным доверием командования.
— А в самой академии коллежский советник допущен до тайных документов?
— Конечно. ГУГШ ежегодно предоставляет в академию отчет с выдержками из донесений наших военных агентов заграницей. Этот отчет офицеры, которые обучаются на втором курсе, читают под роспись. В нем много секретов, а главное, там видно, кого завербовали наши военные атташе. Из приведенных сведений очень легко понять источник!
Так дознание Санкт-Петербургской сыскной полиции плавно перешло в совместную операцию МВД и Военного министерства. Уже через день выяснилось, что Масловский тесно общается с корреспондентом Венского бюро бароном Унгерн-Штернбергом, подозреваемым в шпионаже. Более того, жандармы сообщили, что коллежский советник часто посещает Финляндию, где у него дача. А на самом деле он поддерживает тайные контакты с местными эсерами.
В результате в одну ночь были арестованы и барон, и библиотекарь, и одиннадцать финляндских эсеров. При обыске в квартире Масловского были обнаружены средства тайнописи, выдержки из секретных сборников ГУГШ, а еще большая пачка пропускной бумаги[56]. На листках отчетливо читались цифры, которые имели отношение к отчетам Главного инженерного управления. Выяснилось, что коллежский советник завербовал писаря из ГИУ, тот воровал со службы промокашку с оттисками важных сведений и относил Масловскому.