Налетчик понурился, но молчал.
— Иди с глаз моих! — приказал статский советник. — Завтра прочтешь отчет и сам попросишься на допрос.
Между тем события развивались именно так, как предсказывал отставной артиллерист. Полиция в присутствии понятых вскрыла квартиру Телятьева в Кривоколенном переулке. И обнаружила в поддувале чековую книжку акционерного общества «Изолятор». А в тумбочке письменного стола — самодельную бомбу, начиненную мелинитом. В роли вишенки на торте выступила серебряная мыльница старинной работы. В ней лежал брелок члена общества разумных развлечений… Это были вещи, пропавшие из квартиры вахмистра Подшибякина.
Кошко вызвал питерца среди ночи и показал результаты обыска.
— Что делать будем, Алексей Николаевич? Выходит, что мой чиновник для поручений — изменник и вожак банды?
— Улики подброшены, а сам Осип Германович убит и где-то зарыт, — горько констатировал Лыков.
— Это ваши слова. А вот чековая книжка, которую забрали при налете, и бомба.
— Если Телятьев атаман, почему он оставил книжку у себя на квартире? Знал же, что мы сюда придем. Шито белыми нитками!
Аркадий Францевич выругался.
— Сам вижу. Но придется как-то объяснять находки.
— Я напишу рапорт на имя министра, — резюмировал питерец. — И продолжу ловить «альфовцев». Уже скоро им конец. А изменник — Лоренцев!
Утром арестованный скок и впрямь попросился на допрос.
— Надумал? — пытливо спросил его статский советник.
— Так точно, — ответил Литвиненко. — Готов дать признательные показания. Атамана нашенского зовут Осип Телятьев. Что мне будет за это? Окажут снисхождение?
Лыков без раздумий дал пленнику в ухо:
— На тебе снисхождение!
— Вы чего?! — возмутился тот, поднимаясь с пола. — Я прокурорскому надзору пожалуюсь.
— Да хоть царю. Вы убили Телятьева, а тело спрятали. Теперь хотите обелить вашего истинного атамана, Лоренцева. Я все докажу, а тебя, сукин сын, лично поставлю под виселицу! Если не сообщишь мне правду прямо сейчас.
Но Ксаверий не испугался угроз и продолжал твердить свое. Лыков хлопнул дверью и ушел. Тогда настойчивый скок вытребовал следователя и повторил свои показания ему под протокол. Другими членами банды он назвал Анатолия Бубнова и Льва Монтрыковича. Такое признание, перемешанное с ложью, придавало его показаниям правдоподобность.
Лыков телефонировал в Петербург и спросил у фон Коттена, как ведется негласное наблюдение за Лоренцевым. Есть ли результат? Начальник охранного отделения ответил:
— Смотря что считать результатом. Судя по всему, ваш подозреваемый чище снега альпийских вершин. Занят служебными обязанностями. Давеча вновь отличился: арестовал с поличным шайку воров-полотеров. Один — четверых! Шел ночью за каким-то лешим по Александровскому саду. Видит, сидят на «скамье подсудимых»… Знаете это место?
— Да, — сказал Лыков. — Так фартовые называют полукруглую скамейку напротив входа в Зоологический сад.
— Верно! Так вот, губернский секретарь увидел на ней четверых подозрительных, подошел, вынул револьвер и велел идти в участок. Те было за ножи — Лоренцев бабахнул в воздух. Прибежал городовой. Вдвоем они связали ребятишек и нашли при них воровской инструмент и свежую добычу. Градоначальник объявил Максиму Захаровичу благодарность.
— И все равно он главарь банды, — вздохнул статский советник. — Прошу вас наблюдение не снимать. Я завтра вернусь из Москвы и принесу вам карточки его подельников, Бубнова и Монтрыковича. Лоренцев должен как-то с ними видеться!
Полковник вежливо попрощался и положил трубку.
Глава 16Маски сняты
Утром 1 июля Алексей Николаевич приехал в столицу и явился к себе на квартиру. Ольга Владимировна вторую неделю жила дома и совсем поправилась. Она обняла супруга, сварила ему кофе и удалилась наливать ванну. Лыков отхлебнул, прикрыл глаза от удовольствия, а когда открыл их, увидел перед собой Максима Захаровича. Тот нацелил на него какой-то огромный незнакомый пистолет.
— Обещайте вести себя благоразумно, и все обойдется, — приказал главный подозреваемый.
Сыщик хотел бы воспротивиться, но рядом была жена! Плечистый загорелый детина, в котором Алексей Николаевич узнал Леву Живореза, грубо заталкивал Оконишникову в ее спальню.
— Что у вас за модель? — спросил Лыков, стараясь казаться спокойным.
— А? О чем вы?
— О пистолетике.
— Манлихер.
— Автоматический?
— Да. Алексей Николаевич!
Атаман смотрел на сыщика почти умоляющим взглядом.
— Бросим говорить о ерунде, я верю, что у вас железные нервы. Поговорим о главном.
— Валяйте.
— Я не хочу вас убивать, — торжественно выговорил Лоренцев.
— Ну так не убивайте.
— Но вы сами толкаете меня на это! Телефонируете фон Коттену, твердите всем, что я главарь «Альфы»… Съешьте то, что сказал Литвиненко. Пусть роль атамана играет Осип Телятьев. А я скоро исчезну, пропаду без вести. Отпустите меня с богом.
— Не могу, — вздохнул сыщик. — Вы погубили много людей. И намерены хищничать и дальше.
— Ну и что? Вокруг столько зла. Одним больше, одним меньше…
— Обещаю лишь одно, Максим Захарович: что не убью вас при аресте. Хотя очень хочется отомстить за Азвестопуло. А дальше как решит суд.
— Суд меня повесит!
— Туда вам и дорога.
Лоренцев навел пистолет прямо в лоб статскому советнику:
— Вы не оставляете мне выбора.
— Стреляйте. Тогда вас точно вздернут. А так может еще и нет.
Бандит опустил руку.
— Дайте слово, что перестанете меня поносить. И мы уйдем. Вы и Ольга Владимировна останетесь живы. Алексей Николаевич! Помогите же мне наконец! Ну не хочу я вас убивать! Бог мой, как еще выразиться? Как убедить? Я мало кого держу за людей в этом мире, но вас уважаю. Очень сильно уважаю. Жаль, что мы враги. Неужели вам трудно дать слово? Мне его хватит, вы человек чести. Вспомните пятый год. Мы бок о бок шли на баррикады. И ловили жулье тоже бок о бок. Что вам стоит сделать так, чтобы те дела перевесили другие, темные?
Лыков от напряжения весь вспотел. Он не знал, как поступить. Был бы один, наверное, попытался бы напасть на бандита. Хотя тот держал оружие наготове и вряд ли позволил бы сыщику приблизиться к себе. А тут еще Ольга! Что же делать? Давать слово нельзя. Болтать, тянуть время?
Он так ничего и не придумал, как вдруг вошел Живорез и сказал атаману:
— Его баба заперлась изнутри, открыла окошко и зовет на помощь!
Лоренцев опешил:
— И что?
— Сейчас полиция прибежит, вот что.
Алексей Николаевич тоже поразился. Второй раз в его жизни злодеи приходят к нему в дом при жене и угрожают[68]. Но если первой супруге, Вареньке, это аукнулось помешательством, то Ольга принялась спасать себя и мужа!
Лоренцев затравленно оглянулся на сыщика. Тот бодро посоветовал:
— Бегите отсюда. Я слышу топот сапог в парадном. Убить меня уже не успеете. Я выпущу вас через другую дверь.
Через секунду непрошенные гости вместе с хозяином толкались на черной лестнице. Лыкова так и подмывало схватить обоих. Но те были не дураки: Монтрыкович держался сзади и подталкивал сыщика пистолетом в спину, а Лоренцев целил в грудь.
Когда бандиты скрылись, Алексей Николаевич бегом вернулся в квартиру.
— Ольга, Ольга! Открой, я один! Они ушли. Ты молодец!
Едва сыщик успел обнять бледную от страха жену, как в комнату ворвались городовые.
— Что случилось? Нас звали отсюда на помощь!
Нападение на чиновника особых поручений при министре внутренних дел в его собственной квартире наделало переполох. Такого в столице еще не случалось. Лыков в течение дня трижды излагал то, что с ним произошло. Начал с Зуева, потом рассказал Курлову, а закончил Столыпиным.
В квартире на Стремянной поселился охранник из служительской команды Департамента полиции. Он был на три вершка выше статского советника и так же широк в плечах. Ольга Владимировна перенесла налет с удивительным хладнокровием. Она сказала мужу:
— Дорогой, я ведь знала, за кого выходила. Было страшно, однако мы оба живы и здоровы. Не бойся за меня, я не Варвара Александровна, я из другого теста. Извини, если это тебя обижает…
Уже ночью Лыков пробрался в палату к Сергею. Его помощник тоже шел на поправку, но очень медленно.
Шеф рассказал все накопившиеся новости, включая последние. Азвестопуло был поражен:
— Этот гад явился к вам в дом? Ну и наглец. На что же он рассчитывал?
— Тут все понятно. Лоренцев надеялся, что я испугаюсь за жену и дам ему слово.
Грек лишь сейчас внимательно всмотрелся в шефа:
— И?..
— Я чуть было это не сделал, — признался Алексей Николаевич. — Надувал щеки из последних сил, держал видимость, что не боюсь никаких угроз. А сам чуть жив от страха. И за нее, и за себя. Если бы Ольга не догадалась позвать на помощь, не знаю, чем бы кончилось. Может, и дал бы это слово…
— Я вылечусь и придушу тварь!
— Ты сначала встань на ноги. К тому времени я его уже схвачу. Очень меня Максим Захарыч рассердил. Теперь его дела плохи: вся столичная полиция на ушах. Думаю, поимка Лоренцева со товарищи — вопрос нескольких дней.
Сергей, слабый и дышащий вполсилы, стиснул кулаки. Начальник решил его подкрепить:
— Сегодня Петр Аркадьич подписал распоряжение насчет тебя. За отлично-усердную службу и в целях скорейшего излечения коллежскому асессору Азвестопуло в отступление от нормальных окладов назначена добавка.
Грек сразу оживился:
— Большая?
— Пятьдесят рублей в месяц до конца года.
— Эх, осталось всего шесть месяцев… А потом?
— Потом будешь читать лекции в полицейском резерве градоначальства. Я договорился с Драчевским.
— Лекции? О чем?
— Какая тебе разница? — отмахнулся статский советник. — Словесный портрет, определение подлинности документов… Одно занятие в неделю на полтора часа. Шестьдесят пять целковых в месяц!