Все-таки каждый человек должен заниматься тем, что ему положено, подумала Корди на ходу. Всякий раз, когда ты берешься за дело, для которого не предназначен, получается всякая чепуха. Убийца должен убивать людей, а не орудовать на камбузе. Капитан должен управлять кораблем. Гомункул должен прокладывать курс и управлять парусами. Ну а ведьма должна заниматься своими ведьминскими делами. Если это, конечно, ведьма, не ходячее недоразуменее, обладающее способностью портить все, к чему прикоснется…
Едва Корди распахнула дверь на верхнюю палубу, ей в лицо ударил порыв холодного воздуха, от которого моментально онемел нос. Судя по всему, за то время, что она махала лопатой, «Вобла» прилично поднялась и теперь летела на высоте не меньше чем в десять тысяч футов. Пришлось накинуть на себя плащ и нахлобучить поглубже шляпу. Шарф не понадобился — взгромоздившийся на плечи вомбат неплохо защищал шею от холода.
Дядюшка Крунч стоял на капитанском мостике, не выпуская штурвала из лап. Если у Корди едва не выскакивали суставы при попытке повернуть тяжелый кусок дерева, голем делал это без всякого напряжения, так легко, словно вертел легонькое колесо прялки. Покорная его движениям, «Вобла» крутила носом, нарезая острые галсы — манера полета вовсе не свойственная тяжелым немолодым баркентинам.
— Устала? — Дядюшка Крунч мог казаться неуклюжим старым механизмом, но обладал способностью видеть все, что происходит на борту «Воблы», даже за его спиной, — Передохни, рыбеха, довольно махать лопатой. Моя очередь.
— Где… она?
— Девятнадцать румбов. Идет параллельным курсом, чертовка.
Корди с замиранием сердца взяла в руки подзорную трубу. Поначалу она ничего не заметила, «Вобла» шла сквозь рассыпчатые белые облака, которых всегда много на высоте, и периодически зарывалась в них целиком. При мысли о том, что из любого облака может вынырнуть оскалившаяся гигантская харибда, обрушив на палубу удар страшных зубов, Корди чувствовала желание спрятаться на камбузе вместе со Шму. Но она была ведьмой, если это еще что-то значило.
Потом она заметила харибду. Та шла в нескольких милях от корабля, немногим ниже и левее. Шла уверенно и целеустремленно, легко прокладывая курс сквозь облака и держа баркентину в поле зрения.
«Я могла бы превратить ее в огромный кусок торта, — подумала Корди, чувствуя, как холод заползает под плащ и протино трется о спину, — Могла бы, если б была ведьмой хотя бы на одну четвертушку…»
— Хитрая тварь, — буркнул Дядюшка Крунч, не поворачиваясь в ее сторону, — Следит за нами, как старая мурена. Нарочно отпускает подальше, но всегда идет следом. А течения воздуха чувствует лучше, чем самый хороший лоцман. Сейчас она идет в струе Харматтана. Хороший, выносливый ветер… Было бы нам чем его поймать, помчались бы вперед как красноперка…
— Мы все еще не можем оторваться?
— Прикованы к ней, как каторжник к ядру, — проворчал Дядюшка Крунч, — Благодаря машине мы делаем на узел или два больше, только толку нам с того нет. Стоит нам удалиться хотя бы на пару миль, как чертова харибда находит подходящий ветер и мгновенно нас нагоняет. Что ж, есть у нас и одна добрая новость. Теперь-то мы хотя бы знаем, куда нас занесло. Впрочем, добрая ли… Если верить ветрам, которые я нашел, мы примерно в четырехстах милях от ближайшего острова.
— Может, встретим другой корабль? — неуверенно предположила Корди, — Небоходы ведь помогают друг другу, да?
И заметила, что голем помрачнел еще больше.
— Я бы на это не уповал, рыбеха. Ах да, ты же не знаешь… Ближе к рассвету «Вобла» встретила корабль дауни, идущий встречным курсом. Я схватил гелиограф…
— Ты попросил о помощи, а они удрали? — Корди стиснула зубы, — Вот и правильно все терпеть не могут дауни! Уродливые чудовища!
Корди не часто видела корабли дауни, что здесь, что на Эклипсе. Неудивительно — те весьма редко поднимались над Маревом, предпочитая скользить в его верхних слоях. Даже воздух сверхнизких высот казался им зловонной отравой, подняться же выше двух тысяч футов над Маревом для них было равносильно смерти. Корабли дауни были подстать своим хозяевам — несуразно-огромные, пыхтящие десятками труб, кажущиеся столь громоздкими, что казалось странным, как те вообще могут выходить в небесный океан, они часто служили объектами для насмешек.
— Я не запросил помощь, — Дядюшка Крунч отвернулся, делая вид, что разглядывает ничем не примечательное облако, трущееся о борт «Воблы», — Я предупредил их об опасности и велел убираться с курса. Но они не послушали. Дауни вообще упрямый народ, себе на уме. А может, просто не успели. Они не видели харибду, та как раз шла сквозь облака.
Корди прижала руку к груди.
— Рыбки-фистушки!
— Я их трижды предупредил! Трижды! — Дядюшка Крунч вдруг заскрипел, как если бы его корпус царапала изнутри какая-то большая медная шестерня, — Убирайтесь, сигналю, меняйте курс, дураки… Не послушали. Может, решили, что дурю их или издеваюсь… Дауни издавна не в ладах с вашим родом.
— Они… — Корди так и замерла с прижатой к груди рукой.
— Харибда подошла к ним по-акульи, — помолчав, прогудел Дядюшка Крунч, не глядя на Корди, — Сквозь облака и со стороны солнца. Опытная дрянь, должно быть, уже не один корабль погубила… Ударила головой прямо под нос. Ну и удар был… Ни одной пушке так не ударить. Копченый скат с гарниром! Я слышал, как трещат их заклепки, даром что был в полумиле. Корпус лопнул от одного этого удара. Как если бы они полным ходом наткнулись на остров. Мачты попадали, бархоут[107] пошел волнами, а ширстрек[108] попросту вмяло внутрь… Я на своем веку повидал много кораблекрушений, видел, как корабли раздирало пополам или превращало в труху, но тут… — Дядюшка Крунч вдруг замолчал и стал делать вид, что озабоченно трет пятнышко ржавчины на предплечье, — Упрямые тугодумы. Но с характером. Попытались огрызнуться, даже успели дать залп, но куда там… Харибда отошла и ударила еще раз, уже пастью. Вгрызлась прямо в середку, а зубы у нее размером с весло… Корабль дауни был на полтысячи лоудов, не меньше, а лопнул точно детская игрушка. Бимсы, карлингсы, палубы — в щепу… И трех минут не прошло, как от корабля ничего не осталось. Сожрала подчистую, даже флагштока не оставила. Отродье Марева!
Корди захотелось уйти с палубы. Спрятаться куда-то, где спокойно и безопасно, где нет огромных полу-рыб полу-кораблей, несущихся за тобой и щелкающих челюстями. Например, в капитанскую каюту. Уж там точно не бывает ничего плохого и страшного. Конечно, Ринни рассердится, если узнает, но…
Ей в голову вдруг пришла мысль, сперва показавшаяся нелепой, но оказавшаяся прилипчивой, как насквозь промокший плащ во время шторма.
Ринни ведь может ни о чем и не узнать. Ни о том, что Корди была в ее каюте, ни о сломанном секстанте. Быть может, ни одна живая душа не узнает о последних днях «Воблы». Мало ли кораблей ежедневно пропадают без вести, съеденные обитателями Марева или канувшие в небытие из-за кораблекрушения?.. Ринриетта может никогда не узнать о судьбе своего первого корабля — и трех членов своего бывшего экипажа. Наверно, разозлится, но не очень сильно. Ведь у нее теперь есть канонерка. Уж на канонерку-то ни одна харибда в здравом уме не нападет…
— Доберется эта тварь до нас, сожрет еще быстрее, чем дауни, — Дядюшка Крунч почти по-человечески склонил голову, — Уходить надо, на всех парах уходить… Только чертовка, похоже, привязалась к нам не на шутку. Я думал, того корабля ей хватит. Пока будет добычу переваривать, пока спохватится… Только она даже не остановилась! Идет за нами, словно веревкой привязали…
Дядюшка Крунч вложил свое раздражение в рывок штурвала. «Вобла» завалилась на правый борт, закладывая резкий поворот, такой, что Корди едва удержалась на ногах. Откуда-то снизу раздался грохот — возможно, шоколадный пирог с рыбьими головами перенес маневр не лучшим образом…
Чудовищная харибда не позволила сбить с себя с толку. Спустя всего лишь несколько секунд она тоже заложила вираж, умудрившись не только не отстать, но, кажется, еще больше приблизиться к кораблю.
— Мы поднимаемся? — осторожно спросила Корди.
Голем кивнул.
— Куда медленнее, чем мне бы хотелось. Сейчас идем на двенадцати тысячах.
— Так высоко?
— Поговаривают, харибды не любят больших высот. Рожденные в Мареве, они с неохотой поднимаются в верхние слои. Марево питает их или что-то вроде того. Только наша приятельница, похоже, не спешит обратно домой…
— Надо подняться еще выше! — Корди запрыгала на одной ноге, чтоб согреться, — На двадцать тысяч!
Дядюшка Крунч издал скрипучий смешок.
— Двадцать тысяч… Шустрая ты рыбеха. Я бы и на двадцать пять залез, в чертоги апперов, лишь бы эту дрянь с хвоста скинуть, только непросто это будет… Мы же на зелье идем, и котел у нас прожорливый что твоя зверушка. А ты знаешь, сколько галлонов он лопает на каждые сто футов подъема?.. То-то. Пойдем вверх — сами не заметим, как последнее сожжем, останемся болтаться в воздухе, беспомощные как рыба с перебитой спиной. Там-то нас и сожрут.
— У нас есть пушки!
— Пушки-то у нас есть, с канонирами хуже, — пропыхтел голем, — Так что оставим их на крайний случай. Дауни уже палили, не сильно-то им это помогло… Там же шкура толстенная, да еще дерево и железо… Редкое ядро возьмет. Нет, лучше бы нам уходить подальше да повыше…
— Много… много у нас зелья? — с замирающим сердцем спросила Корди.
— Последний бочонок час назад откупорил. Считай, на шесть-семь часов лёта, если идти на полных оборотах. Можно, конечно, и растянуть, но тогда упадет скорость… Эх, нам бы еще галлонов двести зелья — взмыли бы свечой!
Корди вновь ощутила стыд, липкий, как рыбья чешуя.
— Прости меня, Дядюшка Крунч, — нос едва опять предательски не шмыгнул, — Прости меня, пожалуйста…
Кажется, он взглянул на нее с удивлением.
— О чем ты, рыбеха?