Совершенно невозможно представить, что подобное существо может жить на одной высоте с человеком, дышать тем же воздухом и есть ту же пищу. Шму было даже боязно смотреть на него, такой он был изящный, но изящность эта не была хрупкой изящностью фарфоровой куклы. В ней чувствовалась сила. Сила, от ощущения которой Шму ощутила где-то в желудке неровную нервную дрожь.
Аппер поморщился. Шму обратила внимания, то он морщился всякий раз, когда делал вдох. И едва ли дело было в запахах, доносившихся с кухни. Возможно, подумала Шму робко, этому существу, живущему выше облаков, воздух, которым дышат здесь, на низких высотах, кажется смрадной вонью вроде запаха рыбного рынка.
— Ну, на счет работы-то я не ошибся?
Шму заметила, что Алая Шельма немного порозовела. Совсем незначительно, над воротником ее дымчато-алого кителя появилась красная полоска. Кажется, аппер этого не заметил, но уж точно почувствовал враз похолодевший тон голоса.
— Не припомню, чтоб давала объявления в газеты.
— Неудивительно, ведь на Порт-Адамсе нет газет, — аппер вежливо улыбнулся, продемонстрировав зубы, своей белизной напоминающие девственно-белый перламутр устриц, — Пираты — не самая читающая публика… Что же до работы, об этом явственнее всего говорит состояние вашего корабля. Такелаж в ужасном виде. Любой капитан, получив такую трепку, будет искать возможность для ремонта. А я — как раз тот, кто обеспечит вам эту возможность.
— С такелажем дело плохо, — неохотно призналась Алая Шельма, — Висит, как лохмотья на бродяге.
Аппер понимающе кивнул.
— Попали в северный пассат? Недаром в здешних краях его знают под именем Дюжины Когтей.
— Что-то вроде того. Нужна полная замена, на Порт-Адамсе это встанет в добрых восемь сотен…
— Я предлагаю вам тысячу, — аппер взглянул на собеседницу с легкой улыбкой. В этот миг он выглядел столь утонченно и изысканно, что у Шму даже дыхание перехватило. Хорошо, что капитанесса не взяла с собой Габерона. Даже в своем лучшем костюме канонир выглядел бы по сравнению с аппером оборванным докером, — Тысячу полновесных эскудо новой чеканки.
Алая Шельма отчего-то не обрадовалась. Напротив, в ее глазах мелькнула настороженность.
— Хороший куш, — сдержанно произнесла она, разглядывая аппера, — Что мне для этого надо сделать? Взять на абордаж каледонийский фрегат? Бомбардировать остров?
Аппер рассмеялся. От этого смеха Шму только вздрогнула — невероятный это был смех, похожий на музыкальный перебор клавесина, а не на колебание воздуха, изданное грубыми голосовыми связками человека. Но аппер и не был человеком. Даже сидя за одним столом с капитанессой, он выглядел существом другого мира, как изящный марлин рядом с неуклюжим пескарем.
— У вас есть чувство юмора. Редкое качество для пирата!
— Не более редкое, чем прямота для аппера, — взгляд Алой Шельмы потяжелел, — Вы играете словами, как весенний ветер дымом, но я до сих пор не услышала ничего про вашу работу. Кто вы?
Это прозвучало бестактно и грубо, Шму сжалась в своем уголке, боясь даже поднять взгляд на аппера. Тот ничем не заслужил такого отношения, напротив, на протяжении всего разговора вел себя подчеркнуто дружелюбно и мягко. Но аппер не обиделся.
— Меня зовут Зебастьян Урко. И я не занимаюсь ни налетами, ни грабежом. Мы, апперы, не очень-то любим вмешиваться в… людские дела.
Он небрежно пошевелил пальцами, потирая их друг о друга. Жест был невыразителен, но в сочетании с мимикой и тоном голоса давал верное представление. Апперы не ведут дел с людьми, они выше этого — и в прямом смысле тоже. Существам, живущим на головокружительной высоте, где воздух необычайно чист, а небо прозрачно, нет дела до неуклюжих и грубых братьев, болтающихся где-то над самым Маревом, до их грязных дел и нечистоплотных сделок.
— Но вы ищите капитана с кораблем, а значит, людские дела вас все-таки интересуют, — безжалостно заметила капитанесса, — Говорят, вы живете до трехсот лет. Мы, люди, куда меньше. И я буду благодарна вам за сэкономленное время моей небольшой жизни, если вы немедленно перейдете к сути. Что вам надо от меня и от «Воблы»?
Аппер вздохнул.
— Иной раз с вами так непросто… Мне нужно перевезти груз.
— В таком случае вы ошиблись островом. Это Порт-Адамс, логово вольных пиратов, а не стоянка грузовых шхун.
— Мне надо перевезти груз, — терпеливо повторил аппер, — Отсюда до Каллиопы. Около десяти тонн в готландской системе мер или почти одиннадцать — если вы предпочитаете пользоваться каледонийской системой. В трюме вашего барка вполне хватит места.
— Баркентины, — машинально поправила Алая Шельма. Шму заметила, как на лицо капитанессы легла легкая тень, след глубокой внутренней задумчивости, — Что за груз? Порох? Запрещенные ведьминские зелья? Рабы?
Аппер покачал изящным, кажущимся полу-прозрачным, указательным пальцем.
— Ни то, ни другое, ни третье. Осетровая икра. Десять тонн наилучшей осетровой икры сорта «люкс». В Рутэнии ее называют «кавьяр».
Алая Шельма тоже улыбнулась. Если улыбка аппера казалась воздушной и мягкой, как прикосновение теплого бриза, улыбка пиратской капитанессы была жесткой, как матросская койка.
— Если вы знаете мой корабль, значит, должны знать и меня. Я пират, а не контрабандист.
Аппер небрежно пожал плечами. Его тонкие пальцы складывали на тарелке узор из прозрачных рыбьих костей.
— Времена меняются, капитан. Кому, как не нам, апперам, знать об этом. О да, я помню еще те времена, когда небо бороздили каракки и каравелы, и никому в голову не могло придти коптить небо магическим дымом… Сделай я подобное предложение вашему деду, Восточному Хуракану, он, без сомнения, пришел бы в ярость. Но в мире давно уже дуют совсем другие ветра. Ветра, которые безжалостно режут крылья самоуверенным пиратам. У вас, мне кажется, острый ум, мисс Ринриетта, вы понимаете суть вещей. Флибустьерство давно уже потеряло смысл и перестало быть доходным делом. Те капитаны, чьи имена прежде сотрясали небеса, сейчас промышляют ловом селедки или перевозкой сахарного тростника. Ну а те из них, кто не смог отказаться от романтических идеалов, уже сложили головы на плахах Роял-Оука, Могадора и Шарнхорста. Миром больше не правит десятифунтовая пушка, им правят коммерция, промышленность и банковское дело.
— И контрабанда? — холодно поинтересовалась Алая Шельма.
Но аппер лишь поморщился.
— Всего лишь одна из сторон коммерции. Люди, как и прежде, весьма неохотно пускают небожителей в свои финансовые дела. С действующими людоедскими пошлинами Каледонии мне не доставить груз на Каллиопу никаким иным образом.
В кабинете установилась тишина, нарушаемая лишь приглушенными, доносящимися снаружи, звуками — голосили на первом этаже успевшие нагрузиться ромом небоходы, гремела посуда, кто-то уже затянул неуверенно «Навались, старая камбала»…
Сколько же ему лет, ошарашенно подумала Шму. Легкие, невесомые движения аппера вдруг наполнились зловещим смыслом. Она только сейчас поняла то, что должна была понять сразу. Перед Алой Шельмой сидел не просто человек с искаженными пропорциями и непривычно тонким строением костей, перед ней сидело необычайно могущественное, древнее и вместе с тем равнодушное существо.
— Могу я считать, что заручился вашим согласием, госпожа капитан?
Аппер выглядел по-прежнему расслабленным, но Шму почувствовала в его прозрачном взгляде напряжение. Должно быть, нечто похожее ощутила и Алая Шельма, потому что медлила с ответом добрых полминуты.
— Уговор заключен, — наконец сказала она, водружая на голову треуголку, — Но вам это обойдется в тысячу двести эскудо. И еще, я хочу, чтоб вы знали, стоит только на горизонте появится каледонийскому сторожевику, как ваша драгоценная икра отправится прямиком на дно Марева. Я не собираюсь рисковать своими людьми и своим кораблем ради ваших апперских делишек.
— Идет, — легко согласился Урко, — Можете начинать грузить провиант и балластную воду. Через два дня бочки будут ждать вас в порту.
Они обменялись рукопожатием. И, хоть на безмятежном лице аппера застыла улыбка, Шму испытала огромное облегчение, когда они вышли наружу.
Порт-Адамс всегда пугал ее.
В противоположность готландским островам, над которыми они иногда пролетали, ухоженным, аккуратным и похожим с высоты на румяные картофельные пироги, он всегда казался ей слишком шумным, слишком безалаберным, слишком бесформенным. Словно кто-то не задумываясь смешал в одном огромном тазу все, что у него нашлось в кухонном шкафу, принялся было взбивать, но не закончил, а потом и вовсе позабыл…
Дома здесь росли не ровными шеренгами, как в Унии, а вповалку, кто как горазд, словно пытаясь оттеснить друг друга в сторону. Многие дома были украшены осколками чужой славы, которые сообщали о домовладельце больше, чем визитная карточка — проржавевшими остовами пушек и якорей, выгоревшими на солнце вымпелами, обрывками снастей и такелажа. Может из-за этого каждый дом чем-то напоминал Шму корабль, который приземлился на острове лишь для того, чтоб пополнить запасы, да только задержался, замешкался, а потом и вовсе врос килем в землю.
А еще здесь было невероятно много таверн, трактиров и рестораций. Поприличнее, из обожженного кирпича или дерева, поскромнее, из фахверковых балок[116] и совсем уж запущенные, собранные, казалось, из выброшенных на остров обломков кораблекрушения. Названия у всех были необыкновенно страстные и волнующие, Шму украдкой читала их, плетясь за спиной у Алой Шельмы.
«Солидный сом», «Четыре пьяных угря», «Северо-юг», «Боцман-деревянная башка», «Лишний кабельтов», «Печальная ставридка». Но если эти отличия снаружи бросались в глаза, внутри все подобные заведения были похожи друг на друга. Из их недр на улицу вырывались пьяные вопли и неразборчивое пение, звон посуды и грохот подкованных сапог. Казалось, все население острова с приходом сумерек торопилось в трактиры, чтоб влиться в этот оглушительный и бесконечный водоворот хмельного, громогласного, бес