«Я боюсь…»
Каждое слово превращалось в удар. Каждая мысль — в росчерк клинка. Ей было страшно до дрожи, до тревожного гула в ушах и пульсации фиолетовых звезд перед глазами, но теперь этот страх не высасывал из нее силы. Страх, сидевший в душе, перестал быть запертым чудовищем, норовящим проломить стены и вырваться на свободу, чудовищем, в ужасе перед которым она провела всю свою недолгую жизнь. Страх стал частью ее самой. Исконным жителем ее собственного фамильного замка, полного сквозняков и щелей.
Все закончилось так же внезапно, как и началось. Шму в очередной раз крутанулась вокруг своей оси, занося клинок, но опуститься ему так и не довелось — разить было некого. Верхняя палуба походила не столько на поле боя, сколько на лабораторию вивисектора, заваленную подергивающимися остатками экспериментов. Многие части поверженных кошмаров еще шевелились, царапая зубами доски или слепо тыча вокруг жалом, но ни одна из них уже не способна была причинить человеку вред. Сдержавшая так и не нанесенный удар рука распрямилась — и Шму с удивлением обнаружила, что лезвие шпаги погнуто и выщерблено так, словно ею целый день рубили гранитную глыбу. А еще этот ужасный едкий запах…
Подрагивающей рукой она смахнула со лба ледяной пот и только тогда поняла, что сама, не заметив, вплотную подошла к тому пределу, за которым заканчиваются даже данные Пустотой силы. Пальцы гудели, словно чугунные, а перед глазами таяли россыпи мелких звезд, верный признак того, что ее тело больше не может выдерживать подобный темп метаболизма, черпая энергию в слабой человеческой начинке.
— Недурно, — заметил Габерон, разглядывая заваленную подергивающимися телами и конечностями палубу, — Пожалуй, после этого я больше не буду избегать рыбных ресторанов Ляонина, им больше нечем меня испугать.
Перепачканной ладонью он невозмутимо пытался соорудить подобие прически из залитых кровью волос и выглядел так, словно упросил Розу Ветров на последнюю минуту задержаться до отбытия на Восьмое Небо. Но взгляд его, как и прежде, разил наповал. А одной усталой улыбки было достаточно, чтоб Шму ощутила подламывающее ноги головокружение. Черт возьми, опустошенно подумала она, в одной этой улыбке было больше сладкого яда, чем во всех порождениях ее кошмаров, с которыми пришлось разделаться за сегодня.
— Я… Извините, что я так поздно… Мне… — стоило ей остановиться, как обтягивающее матово-черное облачение из кожи ската безжалостно подчеркнуло ее болезненную худобу и подросткоую остроту фигуры, — Я хотела раньше, но…
— Ты молодец, Шму, — Корди наконец выронила разряженный мушкет и попыталась грязной пятерней оттереть въевшуюся в подбородок грязь, — Ты все сделала отлично.
Алая Шельма поправляла разорванный китель с такой невозмутимостью, словно минуту назад изучала карту ветров, а не отступала по палубе, скользя в чужой крови и таща за собой ведьму.
Шму с ужасом поняла, что они всей сейчас смотрели на нее. Вымотавшаяся Паточная Банда разглядывала ее со всех сторон и, пусть ее члены больше всего походили на случайно выживших после кораблекрушения, в этих взглядах не было ни испуга, ни отвращения. В них было… Шму съежилась, сама не понимая, отчего. В них было что-то новое. Точнее, нет, поняла она, поколебавшись. В них было что-то старое, что-то, что прежде мешала ей заметить Пустота. И что отчего-то смогла заметить лишь новая, недавно выбравшаяся на свет, Шму.
Возможно… От этой отчаянно смелой мысли ее словно обожгло изнутри колючим звездным огнем. Возможно, когда-нибудь эта новая Шму сможет посмотреть в глаза канониру — и впервые в жизни не отвести испуганно взгляд. Но думать об этом было так жутко, что Шму начала думать о чудовищах, кишащих под палубой.
Она слышала их тревожное шипение и клекот. Они никуда не делись, нижние палубы все еще были набиты ими, кошмары лишь дали им временную передышку, наткнувшись на сопротивление, которого не ожидали. Но Шму знала, что передышка эта долго не продлится. Скоро они вновь полезут наверх, и тогда уже сдержать их будет не в ее силах. А значит…
Она шагнула в сторону трюмной решетки. Даже обычной ночью та выглядела жутковато, сейчас же напоминала вход в смертельный лабиринт, выбраться из которого не поможет и Пустота. Оттуда, из темной шахты, доносился скрежет тысяч зубов и шипение миллионов жал. Там, в непроглядной бездонной яме, сосредоточились все ее страхи, заботливо выкормленные и ждущие своего часа.
— Что это ты задумала, Шму? — с беспокойством спросила Корди.
— Мне надо… вниз, — она беспомощно передернула плечами, закованными в тонкую броню из кожи ската, совсем не спасающую от чужих взглядом, — Там источник. Я должна…
Подволакивая отказавшую ногу, к ним приблизился Дядюшка Крунч — несколько сотен фунтов еще горячей, залитой чужой зловонной кровью, бронированной стали и клокочущей злости.
— Выжила из ума? Ты даже не представляешь, что творится на нижних палубах!
«Я боюсь давать волю воображению».
— Она права, — голос «Малефакса» звучал безжизненно, словно даже гомункул выдохся, отражая нападение ночных кошмаров, — Это звучит жутко, но она права, Дядюшка Крунч. Там, внизу, источник заражения. То, что отравляет «Воблу» изнутри. Если найти его и обезвредить… Не знаю, сжечь, стереть в порошок, вышвырнуть за борт…
Абордажный голем со скрежетом обвел лапой груды еще трепыхающихся чудовищных тел.
— И тогда все это исчезнет?
«Малефакс» уклончиво свистнул в порванных вантах.
— Полагаю, что да. Сложно быть в чем-то уверенным, когда имеешь дело с «Воблой». Она сродни большому и сложно устроенному организму, но инстинктом самосохранения она должна быть наделена. Если убрать источник отравления, ее естественный магический фон, полагаю, должен подавить все чудовищные всплески активности.
— Ты так говоришь, словно она…
— Разумна? — несмотря на усталость, воздух на верхней палубе на миг потеплел, признак того, что гомункул улыбнулся, — Корабли не бывают разумны. В «Вобле» не больше интеллекта, чем в пескаре. Однако она, как и все вещи в этом мире, стремится сохранить статус-кво. А значит, предложение Шму вполне разумно. Более того, это единственное, что нам остается.
— Спуститься вниз, пройти сквозь океан нечисти, найти источник заражения и хорошенько его поджарить? — Габерон оторвал от остатков рубахи какой-то лоскут и не без кокетства повязал на окровавленную голову, — Ничего не имею против. Только дайте мне минуту отдыха, две порции «Красного неона» безо льда и немного лосьона для волос…
Шму испуганно замахала рукой.
— Не надо! Я сама!
— Сама? Да тебя же растерзают как полосатика! Поверь мне, я там был, я знаю, что творится на нижних палубах.
— И вновь мне остается констатировать ее правоту, — вздохнул «Малефакс», — Взгляните на себя, господа пираты. Вы утомлены и не продержитесь внизу и минуты. Я даже сомневаюсь, что вы доберетесь до гандека, если начистоту.
— Предлагаешь послать туда девчонку? — рявкнул Дядюшка Крунч, громыхая лязгающими сочленениями доспеха, — В пасть легиону кошмаров? На верную смерть?!
— Это ее кошмары, — гомункул не пытался его перекричать, его голос, как воздух, был поддатливой и мягкой стихией, — Значит, она как никто другой знает, как с ними совладать. И она все еще Сестра Пустоты. Несмотря на то, что потеряла большую часть своей силы, все еще ассассин. У нее больше шансов чем у кого бы то ни было из вас.
— Не по душе мне такие рассуждения, — Алая Шельма скривилась, заглядывая в темный провал трюмной шахты, — То, что выплескивается на поверхность — лишь пена. Самая дрянь скопилась внизу, на нижних палубах.
— Совершенно верное наблюдение, — согласился «Малефакс», — Чем ближе к источнику заражения, тем опаснее проявления магических возмущений. Вполне возможно, там водятся чудовища, по сравнению с которыми самые кровожадные акулы покажутся не опаснее головастика.
От этих слов Шму почувствовала дурноту — внутренние органы вдруг попытались слипнуться в единое целое.
— Я не стану посылать членов Паточной Банды туда, — твердо сказала Алая Шельма, — Лучше я потеряю корабль, хотя, видит Роза Ветров, это самое страшное из того, что может произойти с капитаном.
— Я справлюсь, — Шму каким-то образом удалось протолкнуть эти два слова сквозь лязгающие зубы, — Я сама. Это ведь… Это ведь мои страхи.
— И ты собираешься спуститься по трюмной шахте? Шму неловко кивнула.
— Иначе будет… долго. Я могу не выдержать.
Дядюшка Крунч недовольно проворчал:
— Если пробиваться по трапу, даже ее сил не хватит. Но сигануть прямо в пасть тем тварям, что поджидают внизу?.. Шму, малышка, прости старого ржавого дурака, ты смелее всех нас вместе взятых.
Шму едва не всхлипнула, так предательски размягчилось и подтаяло все внутри. Пришлось сделать несколько коротких ритмичных выдохов, чтоб разогнать кровь и сосредоточиться на предстоящем.
«Я боюсь показывать чувства».
Габерон с Тренчем попытались снять ближайшую трюмную решетку, но только заскрипели зубами — приколочена та была на совесть, без инструмента не справиться. У Шму не было времени ждать. Она шагнула вперед, приподняла ногу и, прежде чем кто-то успел опомниться, одним мягким ударом расколола решетку пополам, обнажив непроглядно-темный зев трюмной шахты.
Из нутра корабля доносились отзвуки того, что творилось на нижних палубах — жуткая какофония, состоящая из звуков, которые не дано издать ни человеку, ни рыбе. Там, в вечной темноте, копошились в ожидании Шму ее худшие кошмары. Она замерла на краю шахты, сжимая в обеих руках изуродованную шпагу. Только сейчас она поняла, что бой на верхней палубе был не более чем разминкой. Там, на самом дне, ее ждала встреча с наихудшими кошмарами в их материальной форме. Возможно, с чем-то еще более могущественным, чем сама Пустота.
Корди крепко стиснула ее руку на прощанье.
— Возвращайся, Шму, — попросила она, — Мы с Мистером Хнумром будем тебя ждать.
Шму хотела ответить, но испугалась, что скажет что-нибудь не то или не так.