— Нет, Сестра.
— Он называется «Вобла». Этой ночью ты высадишься на него. Сестры уже подготовили тебе обученного веслоноса[140]. Ты подойдешь к кораблю в облаках и попадешь на палубу. Команда малочисленна, но ты должна быть готова устранить всякого, кто увидит тебя или вознамерится помешать.
Шму молча кивнула. Пустота внутри нее знала, как поступать с теми, кто вознамерится помешать.
— Твоя цель — капитан этого корабля. Она женщина.
Пустота на миг смутилась — женщина?.. Но это был только миг.
— Ее называют Алой Шельмой, вот изображение.
— Должна ли я убить ее?
Холодный взгляд Старшей Сестры был непроницаем.
— Только после того, как выполнишь свою основную задачу. Ты должна любым путем выведать у нее, где находится одна вещь. Одна очень примечательная вещь, которая нужна Пустоте — и нам. Можешь использовать пытки, если это необходимо. Или любые другие меры. Ты должна узнать местоположение.
— Что мне надо искать? — равнодушно спросила Шму.
…и вскрикнула, обнаружив, что едва не врезалась в крупную преграду поперек нижней палубы.
Выныривать из мира воспоминаний оказалось тяжелее, чем со дна самой глубокой бездны. Дыхание клокотало в груди, пальцы скрючились, даже шпагу где-то потеряла… Шму беспомощно съежилась, словно ожидая удара. Она вспомнила, как она оказалась на «Вобле». И вспомнила, зачем. И уже почти вспомнила самое главное, укрывшееся за крохотным разрывом в памяти, когда чей-то голос вдруг прошелестел над самым ухом:
— Шму! Это она!
— Что? — она слабо тряхнула головой, пытаясь понять, где находится.
Трюм вокруг нее уже не казался освещенным неведомым светом. Он показался ей древним мрачным чертогом, уставленным незнакомыми предметами и леденяще страшным. От тесноты и затхлости перехватывало дыхание. Скрип под ногами вызывал панику. Шму показалось, что вокруг нее что-то сгущается. Что-то тяжелое, давящее, злое. Что-то, вырвавшееся из ледяных глубин ее кошмаров.
— Это он! — «Малефакс» едва не срывался на крик, — Это источник разложения! Прямо перед тобой!
Шму уставилась перед собой.
— Но это… Это бочки.
— Какие бочки? Что ты видишь?
— Бочки с осетровой икрой. Которые мы грузили три дня назад. Икра апперов.
Гомункул взвыл.
— Но икра не может быть пропитана Маревом! И потом, я же чувствовал, когда их спускали в трюм. В бочках нет магии!
Она обошла их, ощупывая рукой каждую доску. В этом не было необходимости, все доски были подогнаны одна к одной, первосортный рутенийский дуб, но ей надо было отвлечь себя от страха. Здесь, на нижней палубе, происходило что-то плохое, она чувствовала это, словно самые страшные ее кошмары спрятались в щели, нарочно не высовываясь прежде времени. Они заманивали ее в ловушку. Открыли путь. С любопытством рассматривали, смаковали…
Обходя одну из бочек, Шму споткнулась и больно ударилась об нее коленом. Даже слезы на глазах выступили. Неумеха! Неуклюжая, как камбала, с памятью или без… Шму машинально опустила взгляд вниз, чтоб посмотреть, за что она зацепилась, и застыла.
Возле днища одной из бочек была проломлена дыра размером с кулак. Света в трюме все еще было достаточно, чтоб рассмотреть детали, по крайней мере, Шму разглядела крохотные черные икринки. Досадно, пронеслась легковесная мысль, Тренч все-таки ошибся, расколотили одну из бочек, капитанесса будет в ярости… Только потом она заметила, что масса икры не совсем однородна. Из месива черных икринок проглядывали красно-коричневые кусочки, похожие на мелко измельченные листья. Шму наклонилась, чтоб рассмотреть получше, и испуганно замерла.
Икры из бочки вытекло совсем немного, и неудивительно — в бочке, судя по всему, ее почти не было, только у самого края. Все остальное пространство было забито сухой красно-коричневой массой, распространяющий сладковатый запах, одновременно мягкий и тошнотворный. Что это? Неужели кто-то набил бочку мелко порубленными листьями, присыпав сверху осетровой икрой класса «люкс»? Бесчестная выходка. Отец бы нипочем не спустил такого…
Она совсем забыла, что «Малефакс» смотрит на мир ее глазами.
— Ближе, — потребовал он едва слышно, — Разомни в пальцах. Понюхай. Драная Роза! Проверь в остальных бочках!
Шму заколебалась, не зная, как это сделать. Бочки заколачивали на совесть, днища были вбиты намертво. Наконец она коротко выдохнула и рубанула бочку по гладкому боку ребром ладони. Сквозь хруст дерева послышался мягкий шелест. Бочка опрокинулась, разваливаясь на две половины, ее содержимое хлынуло на палубу и Шму пришлось зажать нос — запах от него был чересчур силен. И это был не запах осетровой икры. Ее здесь оказалось едва ли несколько фунтов, зато все остальное пространство было забито все теми же мелко нарезанными красно-коричневыми листьями.
— Паршиво дело, — прошептал «Малефакс». Его голос был почти неслышим, — Я и не догадывался, что настолько паршиво.
— Что это? — осекающимся голосом спросила Шму. В сладковатом запахе ей мерещилось что-то зловещее.
— Фукус. И нет, это не листья. Это водоросль. В Рутэнии его зовут «царь-водоросль», в Готланде — «воздушный виноград», в Чжунхуа…
— Водоросль? — Шму медленно растерла между пальцев комок сухой стружки. Она все еще не могла понять, — Но…
— Апперы не лгут, апперы выше лжи… — «Малефакс» устало рассмеялся, — Какая ирония.
— Эти водоросли… Зачем они?
— Это фукус. Он растет в верхних слоях Марева, с вызреванием концентрируя в себе его разъедающие чары. Это отрава, но отрава, дающая опьяняющие грезы. Она дешевле опиума, но при этом и сознание разрушает тысячекратно быстрее. Фукус запрещен на всех островах Унии. Торговцев фукусом отправляют на виселицу. Вот, значит, чем промышляют небожители, на которых мы смотрим снизу вверх. Контрабандой фукуса под видом икры. Жаль, ты сейчас не видишь, какую гримасу состроила наша прелестная капитанесса, это многого стоит. А уж какими словами она поминает господина Зебастьяна Урко…
Шму вспомнила курильщиков из Порт-Адамса, точнее, их безжизненные, досуха высосанные оболочки.
Воздух в трюме становился все гуще и гуще, в нем замелькали крохотные частицы пепла, словно корпус корабля медленно обугливался, не излучая ни тепла, ни дыма. Шму ощутила, как под ребрами скребется ужас. Что-то страшное готовилось вырваться на волю. В реальный мир — из ее собственного мира затаенных ночных кошмаров.
— …му! Шму! — голос гомункула на миг вырвал ее из панического оцепенения, но звучал он едва слышно и постоянно прерывался, теряя отдельные слова, — Ты… шь… меня? Связь все хуже с каждой… минутой… Надо уничтожить водоросли. Во что бы то… уничтожить… пока мы…
Все было слишком просто. С самого начала — слишком просто. Шму хлопнула бы себя по лбу, если бы руки не примерзли друг к другу от ужаса перед сгущающимся кошмаром. Ей уже не требовалось объяснение гомункула.
Вот откуда взялись тлетворные чары Марева, отравившие корабль. Они прятались в водорослях, укрытых в бочках с икрой. Экранированные деревом, эти чары на какое-то время были скованны, время вполне достаточное, чтоб достичь Каллеопы.
Шму стиснула зубы. Достаточное — если бы Паточная Банда не повредила одну бочку при погрузке. Клетка оказалась повреждена. Невидимое чудовище обрело свободу.
Лишенные сдерживающего кокона, чары Марева потекли наружу ручьем, поначалу слишком тонким, чтоб его мог заметить бдительный «Малефакс». Будь «Вобла» обычной баркентиной, это не привело бы к роковым последствиям, разве что ухудшилось бы управление да снизилась высота. Но «Вобла» не была обычной баркентиной. Для корабля с хаотично устроенным магическим полем порция отравы из Марева стала смертоносным ядом, заразившим его изнутри.
На нижней палубе что-то происходило.
Вслед за крохотными пылинками, взмывавшими в воздух, поднялись и более крупные. Пшеничные зерна, клочья шерсти, деревянные опилки, даже обрубки гвоздей — все это медленно стягивалось в трюмный проход, образуя густое облако с рваными краями. Оно притягивало взгляд Шму и росло на глазах.
— «Малефакс»! — ее голос был похож на писк.
Гомункул не ответил. По трюму пронесся, отражаясь от стен, чей-то сдавленный рык, похожий на смех. Было это наваждением или реальностью. Шму пятилась к бочкам, отчаянно желая врасти в дерево.
Что говорил «Малефакс» перед тем, как пропал? Нужно уничтожить водоросли. Все правильно. Они — тот яд, из-за которого «Вобла» превратилась в один огромный ночной кошмар, летящий в небесах под парусами. Уничтожить… Но как уничтожить десять тонн сухого ядовитого зелья?
Сжечь! Мысль блеснула и погасла, точно яркая нить молнии в непроглядных облаках. Только самоубийца может устроить пожар на корабле. Кроме того, даже если она решится на это и отыщет где-то огниво, огромное облако высвобожденного дыма наверняка погубит корабль вернее, чем взрыв магического котла. «Вобла» попросту не сможет впитать в себя столько яда…
Все новые и новые предметы стягивались невидимой силой в центр трюма. Обломки стульев теперь парили вместе с черепками разбитой посуды, обрывки канатов переплетались с грязной ветошью и бумажными обрезками. Это уже не было облаком, от которого можно было отмахнуться. Это было огромной массой, парящей в воздухе, массой, внутри которой закручивались какие-то свои течения и от которой Шму пробирало морозом до самых костей — точно кто-то воткнул в нее разом сотни ледяных иголочек из чистого серебра.
Выбросить всю отраву за борт!.. Отличная мысль, горько сказала она сама себе, вот только в трюме «Воблы» нет люков. И даже если мне удастся подать канат через трюмную шахту наверх… Мысль была нелепа и смешна. Сколько времени уйдет у экипажа, едва держащегося на ногах, чтоб поднять на верхнюю палубу десять тонн сушеных водорослей? Много. Куда больше, чем потребуется заточенному в недрах корабля кошмару, чтоб сожрать ее саму с потрохами.
«Держись, Шму, — попросила она саму себя, чувствуя, как подгибаются колени, — Это твой собственный страх. Ты можешь жить с ним. Ты…»