— А еще на этом корабле, кажется, принято швырять за борт все, что недостаточно эффективно, с целью оптимизировать расходы, — зло бросила Алая Шельма, — Жажда наживы, а не эволюция — вот что ведет вас вперед! Что вы можете дать миру, жадные дельцы и жестокие манипуляторы?
Мистер Роузберри вновь расплылся в улыбке, которая понравилась Дядюшке Крунчу еще меньше предыдущих.
— Давайте сперва посмотрим, что мы можем у мира забрать. Как на счет войн? Их не станет, милочка, они уйдут в прошлое. Никаких кровопролитий — к чему снаряжать броненосные эскадры, если война начинается и заканчивается на бирже за считанные часы, а победитель определяется переменой нескольких цифр? Война — ужасно неэффективный способ перераспределения ресурсов, вы же знаете об этом?
— Я…
— А как на счет социального неравенства? Те, кто живет на высоте в пять тысяч футов, больше не будут презирать тех, кто живет на триста футов ниже, ведь исчезнут все социальные касты. Отныне и те и другие будут равноправными акционерами своего острова, и равенство им обеспечит Капитал, а не Роза Ветров!
— Но…
— А национальная вражда! В новой эпохе она исчезнет на корню, и тоже благодаря нам. Акции «Валейнтайн и сыновья» будут раскрашены в один цвет для жителей Дедало и Эрина, а не в разные, как их флаги. Кредит от «Юнион Трежерс» объединит людей сильнее, чем самый проникновенный гимн. В трактирах уставшие небоходы будут судачить о падении курсов «Радужной Форели» на каледонийской бирже, а не о том, чем закончилась последняя война. Свободный рынок станет новым воздушным океаном, равно открытым для всех!
Дядюшка Крунч ощущал, как болезненно ноют на своих местах заклепки. Тирада мистера Роузберри, без сомнения, произвела эффекта. Она была внушительна, как полный бортовой залп, и, судя по лицу Алой Шельмы, этот залп не прошел мимо цели. Но выбрасывать белый флаг капитанесса не спешила.
— Свободный рынок!.. — процедила она с едва сдерживаемым отвращением, — Как по мне, ваш свободный рынок — это идол сродни тем каменным истуканам, что сооружают островитяне южных широт. Вы денно и нощно возносите ему молитвы, не обращая внимания на россыпи костей у его подножья. Вы расписываете свободный рынок так, словно это небесный океан, свободный от бурь и ветров, где все рыбы, большие и маленькие, сосуществуют в трогательном единстве, однако…
— Однако, что? — пришел через мистера Роузберри прийти в замешательство. И пусть замешательство это было недолгим, Дядюшка Крунч мысленно заскрежетал от удовольствия.
— Однако это миф, — жестко произнесла Алая Шельма, пристально глядя в лицо хозяину острова, — Попробуйте собрать кучу рыб на одной высоте и одном ветру, и глазом не успеете моргнуть, как крупные сожрут мелких, а потом передерутся между собой! Нет, я не напрасно получила свой университетский диплом. Свободный рынок сродни чистому небу, которое лишь кажется безмятежным, но которое наполнено тысячами невидимых ветров. Выживают те, кто умеет эти ветра найти и использовать. Но если в небесном океане ветра направляет Роза, то кто будет делать это в вашем мире, в вашей новой эпохе? Уж не «Восьмое Небо» ли?
Мистер Роузберри смиренно сложил на груди руки.
— Ах, милочка, нельзя же всю жизнь заниматься рыбьим кормом! «Восьмое Небо» войдет в ассоциацию деловых компаний с тем, чтоб взвалить на себя часть нового бремени. Мы не отказываемся от своей ответственности, лишь настаиваем на том, чтоб правила были одинаковы и честны для всех игроков.
— А проще говоря, сдавите весь мир в такой хватке, что времена Унии будут вспоминаться с тоской! — глаза Алой Шельмы полыхнули так, что Дядюшке Крунчу показалось, будто от этого жара сейчас вспыхнет порох в пистолете, — Стиснете его финансовыми щупальцами и начнете медленно поглощать, переваривая, как Марево переваривает рухнувший корабль. Только вам не понадобятся гвардейцы в мундирах и дредноуты, верно? У вас же есть банки, консорциумы, долговые обязательства, векселя… Вы будете пить соки, используя куда более сложные механизмы, бесконечно манипулируя, обманывая и устрашая, превращая людей в корм для своего грохочущего финансового чудовища. Видит Роза, я ненавижу Унию так же, как ненавидел мой дед, но по сравнению с вами она куда меньшее из зол!
Мистер Роузберри снисходительно улыбнулся. В его мягких пальцах вдруг возникла стеклянная фигурка, спасенная им со стола. Теперь Дядюшка Крунч мог ее рассмотреть — это был изящный Кракен с растопыренными щупальцами, кажущийся не грозном, но забавным в своей миниатюрности. Обтянутые шелком пальцы мистера Роузберри беззвучно заскользили по стеклу, словно лаская его.
— Унию вам не спасти, милочка, она обречена, как обречены все доисторические организмы, слишком громоздкие, чтоб выжить. Ей предстоит мучительная смерть, хотите вы того или нет.
— «Восьмое Небо» многое для этого сделало, не так ли?
— Ах, знали бы вы, каким трудом нам это далось! Пять лет напряженной работы, тончайшей, как плетение паутины, филигранной, тайной… Пять лет мы рубили швартовы между членами Унии, распуская их по волокну. Пускали ядовитые слухи и разрушали торговые связи, насаждали недоверие и преумножали подозрения… Напряжение внутри Унии росло день ото дня, но запас прочности был слишком велик. Нужен был последний аккорд, чтобы напряжение превысило критическую отметку.
— И этим аккордом стал Дюпле?
— Ну разумеется, — мистер Роузберри рассмеялся, но смех получился не женским, а мужским, тонким и неестественным, — Последний штрих, последний стежок…
Дядюшка Крунч вспомнил заваленную неподвижными телами палубу канонерки. Он видел ее с большой высоты, отчего фигуры казались крошечными, вырезанными из дерева, куклами в форменных мундирах. Ринриетта видела их куда ближе — от слов управляющего она покачнулась.
— Использовали голема собственной разработки, чтоб перебить команду и свалить все на готландцев? И смеете еще рассуждать о жестокости Унии?
— Не перегибайте палку, моя милая. Эти люди должны были погибнуть, чтобы спасти прочих. Знаете, как в финансовом деле — иногда медный грош может сберечь полновесную золотую монету… Между прочим, как случилось, что вы оказались там до формандцев?
— Случайность, — это слово Алая Шельма отчего-то выплюнула с отвращением, — Еще одна шутка Розы Ветров. Мы собирались захватить канонерку, когда мои люди обнаружили в топке вашего стального убийцу.
Мистер Роузберри удивился. И по-мужски и по-женски одновременно.
— Вот как? В топке? Поразительно. Кто бы мог подумать! Что ж, это многое объясняет, включая и ваш неожиданный визит. Эти големы ни к черту не годятся, даже самые совершенные. Все равно что механические болванчики. Им было поручено сделать одно небольшое дело, и вот пожалуйста! В топке!
— Что вы имеете в виду?
— Мы высадили на «Барракуду» пять големов, — мистер Роузберри мило улыбнулся, — У них были инструкции, перебить весь экипаж и спрыгнуть в Марево. Должно быть, один из них случайно упал в топку и не смог выполнить приказ. Ох уж эти големы…
Лицо Габерона, прежде напряженно слушавшего, потемнело от ярости.
— Побоялись сами взять оружие в руки? Отправили големов?
Мистер Роузберри капризно скривил ярко-алые напомаженные губы.
— Простая работа для простого механизма. Между прочим, что сталось с уцелевшим големом? Насколько я могу судить, он не попал в руки Унии, иначе нам бы стало об этом известно.
— Мой бортинженер разобрал его на запчасти, — произнесла Алая Шельма негромко, — Формандцы так о нем и не узнали.
— Так вот кого мы должны благодарить за услугу, — мистер Роузберри грациозно сделал книксен, — Премного обязана, мисс Уайлдбриз!
Алую Шельму передернуло от отвращения.
— По крайней мере, втянуть в войну Каледонию вам не удалось!
— Даже самые лучшие планы подчас не удается реализовать надлежащим образом, — философски заметил управляющий, оглаживая кружевной воротник, сдавливающий толстую мужскую шею, — Внучка Каледонийского Гунча оказалась необычайно прытка.
— Ее вы убивать не собирались?
— Если бы собиралась — послала бы за ней големов. Нет, каледонийская принцесса требовалась нам живой.
— Чтобы шантажировать Каледонию и втянуть ее в войну?
Мистер Роузберри легкомысленно кивнул.
— Все выглядело бы так, словно юную леди похитили формандцы с целью вынудить Каледонию вступить в войну на их стороне. Мы хорошо изучили нрав Каледонийского Гунча. Узнав о подобном вероломстве, он с вероятностью в восемьдесят семь процентов вступил бы в войну — но против Формандии. Впрочем, — управляющий легкомысленно усмехнулся, — Это уже ничего не меняет. Каледония вступит в войну, рано или поздно. Ее флот полностью отмобилизован и тоже разводит пары.
— Это значит…
— Это значит — Унии конец.
На глазах у Дядюшки Крунча руки мистера Роузберри в шелковых перчатках сдавили стеклянного Кракена. Его пальцы обладали отнюдь не женской силой, все в зале услышали, как тревожно звенит ломающееся стекло. Мистер Роузберри спокойно вытряхнул на пол бесформенные стеклянные осколки некогда грозного чудовища, которые смешались с прочими.
— Посеявший ветер, пожнет бурю, мисс Уайлдбриз. И мы уже выпустили зерно из рук. Все остальное случится само собой, с помощью «Восьмого Неба» или без. Это словно адская машинка, часовой механизм которой уже взведен. Уния сожрет сама себя, как акула, почуявшая запах из собственных рассеченных потрохов. Формандия и Готланд разорвут друг друга на части, а уцелевшего сожрет Каледония.
— Хотел бы я посмотреть, как вы справитесь с Каледонией, — фыркнул Габерон, — Одного старого фрегата хватит, чтоб превратить ваш Эребус вместе с дерзкими помыслами о захвате мира в горсть раскаленного песка!
Мистер Роузберри метнул в его сторону острый взгляд, не смягченный густыми ресницами.
— Пусть это вас не заботит, мой милый. Уверяю вас, у «Восьмого Неба» найдется козырь нужной масти. Но не все карты снимают с руки в самом начале партии, если вы понимаете, что я имею в виду… И уж подавно я не собираюсь открывать их перед вами.