— Не изменяет, — Алая Шельма придержала треуголку, чтоб ее не снесло порывом ветра, — И я сомневаюсь, что веревка палача в Ройал-Оук окажется нежнее веревки его коллеги из Шарнхорста.
— Пожалуй, нам стоит побыстрее убираться из воздушного пространства Каледонии, капитанесса, сэр. Здешние адмиралы, конечно, слепы как камбалы, но исчезновение целого острова могут и заметить…
— Убираемся прочь, — согласилась Алая Шельма, — Эй, на борту! Вытягивайте нас и разводите поры! «Вобла» возвращается в свободное небо!
— Придется немного подождать, — хмыкнул «Малефакс», — Подъем займет несколько минут. Я еще не вполне оправился, а Тренч и Корди неважно управляются с брашпилем…
Дядюшка Крунч хотел было поторопить его, но смолчал. К чему теперь спешка? Он зачарованно наблюдал за тем, как тем, как гибнет остров. Это зрелище могло заворожить даже абордажного голема — было в нем что-то жуткое и величественное одновременно, даже по спине проходил холодок, словно сама Роза небрежно дунула в затылок…
— Извини, Ринриетта, — только и сказал он.
— За что? — спокойно спросила она, зачарованно наблюдая за тем, как Эребус превращается в пыль.
— Клад твоего деда. Едва ли мы найдем его теперь.
Алая Шельма усмехнулась, пытаясь прикрыть ладонью лицо от ветра.
— Пожалуй, что так. Если кто-то во всем небесном океане и знал, где находится «Аргест», так это мистер Роузберри. Но он, кажется, уже получил выходное пособие. Иного следа у нас нет.
— Извини, — повторил он глухо, — Это моя вина. Я должен был…
— Нет, дядюшка. Если кто в этом и виноват, то только я. Я опять схватилась за первый попавшийся ветер. Кроме того… — Алая Шельма вдруг отвела взгляд, — Кроме того, я не думаю, что все кончилось так уж плохо.
— Разве ты…
— Наверно, мой дед поторопился с подарком. Такие подарки дарят только взрослым девочкам.
Некоторое время они молча парили над умирающим островом, наблюдая за тем, как он растворяется в небе, точно комок сливок в горячем чае.
— Сегодня ты стала взрослее, Ринриетта, — пробормотал Дядюшка Крунч, — Знаешь, я не думаю, что тебе нужен «Аргест» для того, чтоб стать грозой небесного океана, как твоему деду.
Ответить она не успела — где-то высоко над ними заскрежетал брашпиль, и Алую Шельму мягко потянуло вверх, к покачивающемуся среди облаков корпусу «Воблы». В считанные секунды она скрылась из виду, превратившись в барахтающийся на ветру алый лоскуток. Габерона и Шму вытащили еще раньше, теперь Дядюшка Крунч болтался в небесном океане в полном одиночестве. Это не тяготило его, он давно заметил, что на небо можно смотреть бесконечно, и неважно, в какой его точке ты при этом находишься. Полупрозрачные вуали облаков склеивались друг с другом или пролетали насквозь, иные разбухали на глазах, напитываясь влагой или, напротив, рассеивались без следа. Вечное движение, вечная жизнь, бесконечно чуждая и все же такая знакомая. Мудра эта жизнь или бессмысленна? Сурова или справедлива? Дядюшка Крунч не знал этого. Сейчас, оставшись с небом наедине, он жалел лишь о том, что совершенно лишен человеческого воображения, оттого бессилен разглядеть в причудливых контурах облаков фигуры животных и рыб. Захватывающее, должно быть, зрелище…
— Господин старший помощник…
— Чего тебе, «Малефакс»?
— Если у вас найдется время, не могли бы вы взглянуть вниз? — за нарочитой чопорностью гомункула Дядюшке Крунчу померещилось скрываемое напряжение, — Многие мои контуры еще немного барахлят, поэтому я не всегда уверен в том, что вижу.
— Чертов остров рассыпается на части. Будь уверен, я вижу это достаточно хорошо. Можешь уже вычеркнуть Эребус со всех своих навигационных карт.
— Я тоже регистрирую разрушение внешних слоев, но почему-то…
— Говори короче, — приказал Дядюшка Крунч, досадуя, что гомункул нарушает его умиротворенное состояние, — Что там?
— Возможно, это какое-то нарушение моих структур, но… Мне кажется, там внизу есть мощный источник магической энергии.
— Вот уж удивительно! Остров разлетелся в труху, так что все чары из него хлынули наружу, как вода из лопнувшей бутылки.
— Нехарактерный узор рассеивания, — «Малефакс» кашлянул, — Вместо того, чтоб рассредоточиваться в воздухе, чары Эребуса сгустились в одном месте. Очень нехарактерная картина. Кроме того, в узоре этих чар мне чудится что-то знакомое.
Неразборчиво ругаясь под нос, Дядюшка Крунч извернулся в петле так, чтоб смотреть себе под ноги. Умирающий Эребус походил на огромное пылевое облако оранжево-серого цвета, медленно оседающее вниз. Сперва он не увидел в его очертаниях ничего странного, точно такое же облако можно увидеть, если раздавить в руке ком высохшей глины. Спустя несколько минут от этого облака останутся лишь отдельные клубы пыли, а часом позже даже самой мощной подзорной трубы на свете будет недостаточно, чтоб определить, где находился Эребус. Дядюшка Крунч уже собирался было дать гомункулу строгую отповедь, но вдруг замер, выставив фокусировку линз на максимальное расстояние. Ему показалось, что среди клубов пыли он разглядел то, чего там точно не могло быть — блеск металла.
«Ерунда, — сердито подумал он, вглядываясь в руины Эребуса, — Откуда там металл? Ну разве что фундамент или там трубопровод, и только…»
Но чем дольше он разглядывал остров, тем сильнее кололо изнутри чувство какой-то неправильности, причем неправильности смутной и необъяснимой. Остров растворялся в небе неравномерно. Вместо того, чтоб превратиться в бесформенное облако, он сохранял вытянутую веретенообразную форму, и с каждой минутой эта форма все меньше нравилась Дядюшке Крунчу. Слишком уж она напоминала…
— Это ведь не то, что я думаю, верно? — хрипло спросил он.
— Хотел бы я заверить вас в этом, — удрученно ответил «Малефакс», — Но не уверен, смогу ли. В расколотых недрах Эребуса я явственно вижу сооружение искусственного происхождения. И оно…
Он явно искал подходящее слово, но Дядюшка Крунч знал, какое будет уместнее всего.
— Огромно.
— Да. Это я и хотел сказать.
Наблюдая за тем, как тонны земли и камня ссыпаются в Марево, высвобождая какую-то сложную металлическую конструкцию, Дядюшка Крунч почему-то вспомнил удильщика. Эта бесформенная, похожая на опустошенный бурдюк рыбина, прозванная также небесным чертом, предпочитала обитать в нижних слоях кучевых облаков, выставляя наружу длинный гибкий ус, неотличимый от извивающегося в струях воздуха пучка водорослей. Но стоило какой-то беспечной рыбешке цапнуть приманку, как коварный хищник проворно бросался на нее из облака, всасывая добычу одним огромным глотком.
Эребус походил на удильщика, которому пришлось сбросить маскировку. За каскадами каменных пород, ссыпавшихся с его боков, блестел металл, цветом больше похожий на обожженную броневую сталь. И чем больше металла обнажалось, тем сильнее ныли механические потроха старого абордажного голема.
Он видел, как под осколками камня обнажаются искаженные очертания надстройки и верхней палубы. Как передняя часть острова обращается хищно заостренным носом с похожим на бесформенную стальную бородавку бульбом. Как тянутся вверх сокрытые в земле трубы, неровные, торчащие в разные стороны, словно иглы из спины ежа…
— Поднимай! — заорал он исступленно, дергая за канат, — Эй, на палубе! Разводите пары немедля! Полный ход! «Малефакс», Корди, швыряйте в топку хоть свои обмотки, но дайте все, что может выдать это корыто!
— В чем дело, дядюшка? — окликнула его сверху Ринриетта. Ее уже вытянули на палубу и теперь она перегибалась через борт, отчего он видел лишь ее перепачканное лицо под алой треуголкой, — От кого бежим? Опасности больше нет, Эребусу конец…
Дядюшке Крунчу стало ее жаль. Не из-за того, что она перенесла, скорее, из-за того, что он должен был ей сказать.
— Мне кажется, клад твоего деда не пропал, — очень тихо произнес он, чувствуя, как ворочаются в животе острые шестерни, — Только ты едва ли будешь этому рада…
Он был огромен. Это первое, что пришло на ум Дядюшке Крунчу, когда он наблюдал за тем, как неизвестный корабль выбирается из руин острова, стряхивая с себя каменную крошку и обломки кирпичной кладки. Настолько огромен, что огромные валуны, перекатывающиеся по его стальной спине, отсюда, сверху, походили на горошины.
«И какая верфь могла породить этакое чудище? — подумал Дядюшка Крунч, ощущая, что невольно исполняется благоговения перед подобной мощью, пока еще неподвижной, спящей, но внушающей уважение одним лишь своим размером.
Ответа на этот вопрос не требовалось, он и без того знал, что ни одна верфь Унии не могла бы создать ничего подобного. Сталь, сталь, сотни и тысячи кубических футов стали, изогнутой под самыми невероятными углами. Разум Дядюшки Крунча запротестовал, пытаясь представить, сколько магических чар нужно, чтоб удержать эту махину размером с остров в воздухе.
— Впечатляет, не так ли? — осведомился «Малефакс», тоже явно потрясенный открывающейся сверху картиной, но старающийся не подать виду.
— Сносная посудина, — сдержанно отозвался Дядюшка Крунч.
Он так пристально наблюдал за странным кораблем, явившимся из расколотого, осыпающегося в бездну, Эребуса, что даже не заметил, как на палубе «Воблы» вновь заскрипел брашпиль, медленно подтягивая его к кораблю.
— Сносный? — «Малефакс» издал отрывистый возглас, — Эта груда стали длиной в половину мили[151], по сравнению с ней самый большой дредноут Унии все равно что рыбацкая шаланда!
— Должно быть, жрет чертову кучу зелья.
— В таком случае, вам повезло, что вы не видите в магическом спектре. Воздух вокруг него заряжен чарами настолько, что едва не звенит. Жуткая картина. Будь я обладателем шляпы, определенно снял бы ее в эту минуту. Это самый большой корабль из всех, что когда-либо выходили в небесный океан.
— И самый уродливый.
— Не стану с вами спорить.
Последнее стало несомненным, как только неизвестный корабль сбросил с себя большую часть каменной маскировки. Впрочем, подумалось Дядюшке Крунчу, это было не самое подходящее слово. Этот корабль выглядел столь противоестественно, что даже уродливым его назвать было сложно, поскольку это слово не отображало близко его сути, как суть рыбы невозможно отобразить словом «чешуйчатая».