— Мы не можем дать тебе высоты, Габби, — сказала она, открыв глаза, — Но мы можем помочь тебе подняться. Противооткатные тали в порядке?
— Еще бы!
— Хорошо, — она повернулась к Дядюшке Крунчу, помогавшему ей удерживать штурвал, — По моей команде заваливай «Воблу» на правый борт.
— Что? — вырвалось у него невольно.
— На. Правый. Борт. Штурвал до упора. Но лишь на несколько секунд, потом нам надо вернуть нашу рыбку в прежнее положение.
— Шипы Розы! — выругался он, — У нас пробоина в левом борту, в нее хлещет ветер и того гляди опрокинет нас, как кабацкого пьяницу! Мы и так едва удерживаем равновесие, а ты хочешь крен на правый борт! Мы не сможем выпрямиться!
Он был прав и знал это, как знала сама «Вобла», знакомая ему до последней доски. Крен с дырой в боку на высоте в двадцать с лишним тысяч — самоубийство. Для корабля, который падает вниз, объятый пламенем и почти лишившийся парусов — самоубийство вдвойне. Об этом говорили все книги по аэродинамике, кораблеустройсту и навигации, что он знал. Об этом говорили законы Розы Ветров.
Дядюшка Крунч замер, не выпуская из рук штурвал. Его силы было достаточно, чтоб заставить его оставаться неподвижным, несмотря на все усилия Ринриетты.
— Дядюшка! — закричала она, — Вправо!
— Ты погубишь себя и корабль!
Он не станет этого делать. Она опять не в себе, опять горячая кровь деда туманит ее разум… Все предыдущие разы, когда он слушал ее, заканчивались катастрофой. И вот она решила перешагнуть черту.
— Идет! Идет!
Дядюшка Крунч не сразу понял, кто кричит. А потом увидел размахивающую руками Шму, стоящую на обрубке бизань-мачты. Она указывала куда-то по левому борту, где не было ничего кроме размытых облачных хвостов и зловеще гудящего ветра. Но он сразу понял, что ассассин имеет в виду. Золотистая капля апперовского корабля вновь неслась наперерез, то исчезая в дымчатой кромке, то появляясь вновь. Не достать, мгновенно понял он. Аппер шел с превышением самое меньшее в пятьдесят футов. Не хотел рисковать даже в мелочах. Ну разумеется. Апперы всегда выше.
— Компост из Розы! — выругался Дядюшка Крунч, — Чтоб тебя!
И налег на штурвал.
«Вобла» начала заваливаться на правый борт, точно рыба, пронзенная гарпуном. Остатки тлеющих парусов, трепещущие где-то над головой, поплыли в сторону, заставляя дым закручиваться спиралью — вслед за уходящим в штопор кораблем. Штопор, из которого «Вобла» уже не выйдет.
Алая Шельма вскрикнула, падая, но Дядюшка Крунч схватил ее одной рукой, другой крепко сжимая штурвал. Палуба кренилась все сильнее, с переворачивающим внутренности треском, где-то в недрах корабля дребезжало содержимое отсеков, срываясь со своих мест. Магическая связь донесла отчаянный визг Корди — где-то сейчас ведьма кувыркалась в темноте, отчаянно сжимая Мистера Хнумра. Палуба стала заваливаться все круче, пока левый борт, поднимающийся все выше и выше, не закрыл солнце. Апперу даже не придется целиться, устало подумал Дядюшка Крунч, держа стонущую от напряжения Алую Шельму. Просто хлестнет вдоль брюха, и вмиг разделает на части…
А потом раздался негромкий хлопок — и в воздухе, смешиваясь с дымом горящего корабля, поплыл клуб угольно-черного дыма, быстро превращаясь в бесформенную кляксу.
— Засахаренная пикша! — взвыл Габерон по внутренней связи, — Готов! Картечью со ста футов… Выравнивайте нас!
Дядюшка Крунч успел мельком увидеть, как над левым бортом вертикально вверх взмывает что-то грязно-желтое, похожее на опаленное пороховой гарью золото, в клочьях дыма и облаков. Но ему быстро пришлось переключиться на другие дела. Пальцы барахлящей руки разжимались сами по себе. Когда-то способные смять дубовую балку, как соломинку, сейчас они едва выдерживали вес Ринриетты, неумолимо сползающей по палубе в распахнутую пасть неба. Второй рукой он держался за штурвал — нечего и думать управлять кораблем.
— «Малефакс»! — рявкнул он изо всех сил, — Выравнивай! Немедля!
— Пытаюсь, — сухо отозвался гомункул, — Держитесь.
Дядюшка Крунч знал, что у него не получится. Даже лучшему рулевому Унии не удалось бы вытащить тяжелую старую баркентину, лишившуюся почти всех парусов, из штопора на таком крене. Где-то изнутри о панцирь заскребла отошедшая деталь.
«Вобла» вдруг дернулась, страшно затрещала всем килем, словно кто-то, вонзая огромный заступ в днище баркентины, пытался разорвать ее вдоль. Но она не разорвалась. Она дернулась еще раз, решительнее, злее, и вдруг стала медленно крениться в обратную сторону — наперекор ветру и уготованной ей Розой судьбе. Корабль выравнивался, очень медленно, но каждый градус Дядюшка Крунч ощущал своим внутренним гироскопом, каждый градус был маленькой победой, вырванной из пасти у самого неба.
Это было невозможно. Ветер, проникая в пробоину по левому борту, должен был уронить баркентину, вне зависимости от того, в какую сторону повернуты рули. Но «Вобла», кряхтя и жалуясь на своих мучителей, медленно выравнивалась. Алая Шельма, впившись в наклоненную палубу, хватала губами воздух — для нее, единственного человеческого существа на капитанском мостике, смертельный маневр дался тяжелее всего. Но она была жива. И, судя по судорожно дергающимся губам, даже пыталась улыбнуться.
— Спасибо, «Малефакс», — едва выдавила она, когда смогла вновь говорить.
— Не стоит благодарности, прелестная капитанесса, — самодовольно ухмыльнулся «Малефакс», — Просто повезло с ветром. Глазом моргнуть не успеете, как встанем на ровный киль…
Гомункул ошибся, ему потребовалось больше минуты, прежде чем «Вобла» неуверенно восстановила равновесие, все еще немного дергаясь на правый борт, словно прихрамывая.
— Мидель все еще в огне, — сообщил гомункул, словно они сами этого не видели, — Я постараюсь провести корабль сквозь самое большое облако. Это не остановит полностью пожар, но прибьет пламя.
— Поняла. Выполняй. Где аппер?
— Не думаю, что он еще способен причинить нам неприятности. Его корабль ощутимо поврежден и пытается набрать высоту. Но, если хотите знать мое мнение, едва ли ему это удастся.
— Отличная смерть для аппера — утонуть в Мареве, — буркнул Дядюшка Крунч злорадно, — А теперь туши огонь! Если будем оставлять за собой такой хвост, все наши уловки карасю под хвост! «Аргест» найдет нас даже в кромешных облаках!
«Вобла» нырнула в очередное облако. Промороженное вечным небесным холодом и похожее больше на парящую в воздухе ледяную крупу, оно все же состояло из влаги. Гудящее пламя, гуляющее по верхней палубе, зашипело. «Малефакс» заложил еще один вираж, меняя ветер, и поредевший дым устремился в другую сторону, открывая с капитанского мостика вид на разгромленную верхнюю палубу.
Дядюшке Крунчу приходилось видеть баркентину в неприглядном виде, но сейчас он, хоть и не будучи корабелом, мгновенно понял — эта рыбка уже отлетала свое. И так осекающиеся поршни в его груди пропустили несколько тактов, наполнив большое тяжелое тело щемящим ощущением безысходности. «Воблы» больше не было. Небесный огонь, обрушившийся с высоты, уничтожил ее, несмотря на то, что она еще слушалась штурвала и чувствовала под собой ветер. Грот и бизань мачты лежали в руинах, превратившись в нагромождение обломков, опутанных тлеющими канатами и клочьями горящей парусины. Уцелевшая фок-мачта покосилась и лишилась половины рей, но волей Розы, устояла на месте. Хуже всего пришлось корпусу. Выпотрошенный и обожженный, он был одной огромной раной, по краям еще курящейся черным дымом. В верхней палубе зияли провалы, в глубине которых можно было увидеть разгромленный гандек с беспорядочно расшвырянными пушками, перебитые бимсы и шпангоуты торчали в стороны сломанными ребрами.
— «Вобла»… — прошептала Алая Шельма. Ужас пронял ее только сейчас, когда стала видна истинная картина разгрома.
Дядюшка Крунч хотел ее утешить, но знал, что это не в его силах.
— Мы еще починим эту малышку, — пробормотал он, надеясь, что скрежет стального горла поможет скрыть ложь, пропитавшую эти слова, — Она еще у нас поднимется выше облаков. Запасемся досками, хорошим лесом, пенькой… Старушка переживала и не такое! Я когда-нибудь рассказывал, как твой старик умудрился поджечь ее, раскуривая трубку?..
Алая Шельма не слушала его — просто смотрела на свой умирающий корабль, машинально держа голема за руку. Ветер зло трепал ее волосы, швырял в лицо ледяную крупу, но она даже не обращала на это внимания.
— Бедная моя «Вобла», — тихо произнесла она, — Хорошо, что дед этого не видит. Что ж, Роза вновь показывает, что мне нечего делать в небе. В который раз. Когда-то я была способной ученицей, мне не требовалось повторений…
— Аппер! — внезапно доложил «Малефакс», — Превышение двести, но быстро снижается.
Карабкавшаяся по остову мачты Шму испуганно задрала голову:
— Еще один?
— Нет, все тот же, которого угостил Габерон. Но не похоже, что он идет за добавкой.
— Что ты имеешь в виду? — требовательно спросила Алая Шельма, щурясь.
— Картечь здорово его потрепала. Скорее всего, он не дотянет до апперских островов. А других в этой округе и нет. Я думаю, он попытается сесть.
— Куда сесть? — не понял Дядюшка Крунч и тут же хлопнул себя тяжелой ладонь по лбу, — Ах ты ж драный палтус!.. Он хочет сесть на «Воблу»? После того, как едва не сжег ее? Пусть спускается, щучий потрох! Мне есть, что ему передать!
Спуск аппера скорее напоминал едва контролируемое падение. В его корабле больше не было изящества и воздушной легкости, он отчаянно коптил и двигался так неуверенно, словно шел вслепую. Пробивая навылет облака, он стремительно снижался, сносимый ветром, и Дядюшке Крунчу в какой-то момент показалось, что тот не успеет остановиться, расшибется о палубу.
Корабль аппера в последний миг успел сбросить скорость, но это не спасло его от жесткой посадки — раззолоченное судно с грохотом врезалось в остатки палубы между бизанью и гротом, подняв в воздух облако сажи и обломков. Сейчас оно выглядело не менее жалко, чем сама «Вобла». Изящный корпус потускнел и оплавился в некоторых местах, а развороченная картечью носовая часть превратилась в бесформенный желвак. Ажурные конструкции, возвышавшиеся над его палубой, были жестко посечены, а золотые паруса висели поблекшими вялыми тряпками. Дядюшка Крунч отчего-то испытал неуместную гордость. Вот тебе и выше всех.