Ринриетта видела крейсера Формандии — сомкнутой стаей, как молодые акулы на охоте, они набрали высоту, почти коснувшись потолка кабинета, и ринулись вниз, окутываясь едва видимыми пороховыми облаками. В масштабах кабинета они двигались не очень быстро, но Ринриетта машинально прикинула, что их скорость в пикировании составила никак не меньше тридцати узлов. Что сейчас чувствовали люди, стиснутые со всех сторон броней, дышащие тяжелыми испарениями ревущих на полных оборотах машин, видя перед собой лишь бездонную пропасть неба в узких орудийных амбразурах? О чем пел им ветер, раздираемый тяжелыми стальными носами, точно тупыми ножами? О чем они думали, в этот короткий миг, падая вниз, пока их души медленно тянулись к Восьмому Небу?..
— Крейсера должны были внести сумятицу в готландские боевые порядки и дезорганизовать управление флотилией, — спокойно продолжал «Малефакс», — Воздушные баталии прошлого не раз показывали, что готландцы, превосходно действующие в знакомой для себя тактической обстановке, склонны к утрате инициативы и даже панике в том случае, если приходится концентрировать огонь на большом количестве равнозначных целей. Кроме того, Роза Ветров также была на стороне Формандии — готландцы вынуждены были вести огонь на восток, что ослепляло их посты наблюдения и канониров. Поддержанные огнем артиллерийских кораблей, крейсера должны были дезориентировать готландскую эскадру, рассеять ее охранение и, в идеале, добиться точечного вывода ключевых кораблей или, как минимум, затруднить их участие в бою.
— Можно без подробностей, — быстро произнесла Ринриетта, — Нам, штатским законникам, это ни к чему. Что было дальше?
— А дальше готландцы продемонстрировали, что не напрасно считаются самыми дисциплинированными вояками в Унии. Вместо того, чтоб скучиться в защитной формации, сделавшись удобной целью для формандских канониров, или, наоборот, рассыпать строй, разорвав координацию, они предпочли игнорировать беспокоящий огонь крейсеров и выдвинуть вперед собственный правый фланг, состоящий из комбинированной эскадры миноносцев и фрегатов. Мало кто ожидал от них подобной тактической легкости. В характере Готланда — вести малоподвижный бой, уповая больше на меткость канониров и слаженность, чем на дерзкие маневры малых флотилий. Однако же здесь они сумели крепко удивить формандцев. И не только удивить…
На глазах у Ринриетты от готландского флота отделилась целая стайка кораблей. И хоть они не отличались ни грозностью крейсеров, ни особой стремительностью, в монолитном прежде формандском строе обозначилась некоторая неуверенность.
— Атакующий маневр эскадренных торпедоносцев, — хладнокровно пояснил «Малефакс», — Один лишь ход сумел выбить твердую землю из-под ног формандских адмиралов. Уповая на огневую мощь своих огромных дредноутов, они вели свою эскадру слишком тесным строем. Угоди в нее несколько десятков готландских торпед, победа могла мгновенно превратиться в поражение. Так что план пришлось перекраивать на ходу. Формандские крейсера, забыв про изначальный план, ринулись наперерез готландским торпедоносцам, чтобы сбить их с атакующего курса.
Рука Ринриетты потянулась, чтоб поправить треуголку, но замерла на полпути.
— Дядюшка Крунч, пожалуй, этого не одобрил бы. Крейсера не созданы для маневренного воздушного боя, не им тягаться с торпедоносцами.
— Совершенно справедливое замечание, мэм, — с готовностью согласился «Малефакс», — Формандские крейсера обладают превосходными огневыми характеристиками, но скоротечный бой на встречных курсах — не их сильная сторона. К тому же, перегруженность броней и небольшая удельная мощность машин не дает им быстро набирать высоту. Сбросив ее для защиты эскадры от торпедоносцев противника, они потеряли свое единственное преимущество и были вынуждены завязнуть в высокоманевренном бою с кораблями другого класса.
Эта битва была беззвучной. Ринриетта не слышала ни грохота орудий, ни лязга брони, сотрясаемой чудовищными ударами, ни того особого гула, который сопровождает многотонные махины, устремившиеся вниз в свой последний полет. Призрачные корабли в ее кабинете расстреливали друг друга почти в полной тишине. Из-за этого война выглядела ненастоящей, сродни той, что изображают мальчишки, орудуя неказистыми, вырезанными из дерева игрушками. «Пффф! Твой крейсер подбит, Гилли!» «А вот и нет, я первый выстрелил, вот сюда и сюда…» «Да не мог он выстрелить, дурак!» «Пух! Пух! Пух! Давай, падай в Марево!» «Не буду я падать, ты же не попал!»
«Малефакс» подошел к изображению картины столь тщательно, что можно было даже заметить зыбкие линии, чертящие поле боя на миллионы неровных отрезков — траектории пушечных снарядов. И хоть эти снаряды были смазаны и почти не видны, для самих кораблей они не были бесплотными, как для Ринриетты. На ее глазах идущий полным ходом формандский крейсер вдруг вздрогнул и стал заваливаться на бок, впадая в неконтролируемую циркуляцию. Весь его бок оказался разворочен, в глубине виднелись смятые механические потроха с обрывками палуб и смятых переборок, наружу устремились струи раскаленного пара… Даже для гомункула уровня «Малефакса» сложно было бы изобразить людей, орудуя несколькими десятками столь сложных объектов, оттого крейсер падал так, как обычно падают игрушки — его палубы были совершенно пусты.
Но Ринриетта знала, что люди там есть. Много перепуганных людей в формандской военной форме, которые в одно мгновенье превратились в беспомощные крохи, подхваченные гибельным ветром Розы. Молодые мальчишки-курсанты, еще утром надевавшие с гордостью свои фуражки и мечтавшие о первом бое. Растерянные офицеры в щегольских, как у Габерона, мундирах с золотым шнуром. Ошпаренные машинисты, которых пытаются вытащить из раздавленных, заполненных смертоносным паром, отсеков. Остервенелые канониры, которые продолжают бить в цель из своих орудий, даже когда их стрельба становится бессмысленной — бить без команды, без прицела, без надежды хоть что-то изменить…
Формандский крейсер спикировал вниз, к полу, и там растворился без следа, превратившись в пятно слабо подсвеченного воздуха. Ринриетта сжалась, наблюдая за тем, как растет число этих пятен.
Вот готландский торпедоносец выпустил из носовых аппаратов сразу две зловещие тени, скользнувшие к камину, но и сам почти тотчас получил несколько прямых попаданий, разорвавших его надвое и выпотрошивших сложную дорогую начинку. Вот два вражеских корабля сошлись на встречных курсах почти вплотную, осыпая друг друга быстрыми залпами палубной артиллерии — и следующую же секунду разошлись, превратившись в дымящиеся, заваленные перекрученным железом, руины. Вот на верхней палубе одного из фрегатов вспыхнула едва заметная призрачная искра — попадание бомбы — а мгновенье спустя он обратился бесформенным облаком железа, пара и пороховых газов, когда собственные артиллерийские погреба превратили его в огромную бомбу.
— Насколько мне известно, глубокий анализ боя при Уорспайте пока не проводился, — продолжал «Малефакс», невозмутимо наблюдая за бойней призрачных кораблей, — На это потребуются месяцы, если не годы. Но предварительные выводы Адмиралтейства уже известны. Формандцы проявили самонадеянность, посчитав, что им удастся разбить эскадру Готланда, навязав ей свои тактические правила. Готладнцы оказались выдержаннее и инициативнее, чем предполагалось формандскими адмиралами. А может быть, просто удачливее.
Ринриетта не отвечала. Призрачные корабли усеяли все свободное пространство кабинета, превратив его в подобие сцены модернистского театра с нелепыми декорациями. Гибнущие корабли. Горящие корабли. Беспомощно падающие корабли. Корабли с развороченными корпусами, отчаянно пытающиеся набрать высоту или сталкивающиеся. Ринриетте показалось, что ей нечем дышать, весь дом был наполнен удушающей вонью сгоревшего пороха. В какой-то миг, наблюдая за тем, как огромный, закованный в сталь, дредноут переламывается пополам, охваченный призрачным огнем, она захотела закрыть глаза. Зажмурить так крепко, чтоб не видеть никаких чар. Но не смогла. Для тех людей, которые были на палубах этих кораблей, бой не был спектаклем, от которого можно так просто отвлечься. Огонь, обжигавший их, не был призрачным, как и шрапнель, что пронзала их тела. У них не было такой возможности — закрыть глаза и сделать вид, что всего этого нет. Значит, и она не имеет права.
— В реалиях современной высокоманевренной войны готландцы сумели сохранить организацию своих построений и в полной мере реализовать свой огневой потенциал, тогда как формандцы, увлекшись вспомогательными ударами, частично упустили инициативу. К исходу четвертого часа боя в непосредственное столкновение вошли основные силы флотов, включая дредноуты и тяжелые крейсера…
Прямо перед лицом Ринриетты горел бесцветным призрачным пламенем корабль. Огромный, как остров, он был так изувечен бесчисленным множеством попаданий, что походил на ком мятого металла, каким-то образом держащийся в воздухе. Свернутые набок трубы, изувеченные, раздавившие друг друга палубы, дымящиеся остовы орудийных башен, зияющие в бортах пробоины… Но все-таки в нем оставалась жизнь — какая-то глупая, нелепая, из последних сил за что-то цепляющаяся жизнь. Уцелевшие пушки изредка били, посылая в водоворот в центре кабинета снаряд за снарядом, а где-то на мостике, едва видимый, вспыхивал гелиограф, передающий какой-то длинный и, скорее всего, уже никому не нужный и бесполезный сигнал.
— Хватит, — глухо произнесла Ринриетта, роняя голову на руки, — Хватит, «Малефакс». Выключи это. Не хочу видеть.
— Тогда позвольте я покажу вам сразу концовку.
— Зачем? — спросила Ринриетта не поднимая головы, — Чтоб увидеть триумф готландского флота? Не уверена, что это доставит мне радость.
— Нет. Чтобы увидеть начало гибели Унии.
Мистер Хнумр, забившийся в свой угол и настороженно взиравший на битву призрачных кораблей, внезапно зашипел. Это было так неожиданно, что Ринриетта вскинула голову, пытаясь понять, что могло его напугать.