Говорили про сестер-ассассинов многое, но едва ли кому-то выдавалась возможность проверить сказанное. Говорили, например, что они превращают тела своих послушниц в совершенные орудия смерти, обладающие невозможной для обычного человека реакцией и силой. Что настоящая Сестра Пустоты двигается совершенно бесшумно, и так быстро, что может пересечь ярко освещенный зал зыбкой тенью. Что прошедшему обучение в таинственном монастыре ничего не стоит подняться по отвесной стене или ударом руки переломить саблю. Много чего говорили, включая и то, о чем Тренч предпочел бы забыть.
— Наверно, с ней не стоит связываться, да? — спросил он Корди, беззаботно ковырявшую чернильные пятна ногтем.
— Ага. Шму — это машина для убийства. Дух смерти во плоти. И ты никогда ее не увидишь, если только она не пришла за твоей головой. Или…
— Что «или»? — немного нервно спросил Тренч, ощущая непреодолимое желание ослабить ворот рубахи.
— Бу!
Возглас Сырной Ведьмы оказался так внезапен и оглушителен, что Тренч рефлекторно едва не сиганул футов на шесть в сторону. Но поинтересоваться, что это за глупая шутка, не успел, потому что на палубу прямо у его ног шлепнулось что-то черное, дергающееся и распластанное, похожее на средних размеров ската. В другой момент Тренч лишь пожал бы плечами — подумаешь, великое дело. Скаты славятся своей рассеянностью. Барражируя на средних высотах, они часто не замечают быстро идущих кораблей и врезаются в мачты, путаясь в такелаже или падая на палубы. Взять его в охапку, да и швырнуть за борт…
— Или достаточно хорошенько ее напугать, — Корди щелчком поправила свою огромную шляпу, наблюдая с довольным видом за тем, как скат дергается на палубе под своей черной пелериной, — Позволь представить тебе баронессу фон Шмале… Шмайз… Шмажл… Не прячься, Шму, он тебя уже заметил!
«Никого я не заметил, — подумал Тренч, пытаясь сообразить, что происходит, — Разве что… Засохшая Роза!..»
Тогда-то он и заметил то, что должен был разглядеть сразу же. Никакого ската на палубе не было, а то, что он принял за ската, имело явственные и уже не скрываемые черным плащом признаки человеческого существа. По крайней мере, это можно было сказать о глазах — широко раскрытых, с дрожащими темными ресницами, и лице — побледневшем, с дергающейся бровью. Не бывает у скатов таких глаз и ресниц, даже у тех, что живут в самой низине, на границе с Маревом.
— Позволь тебе представить, — с наигранной торжественностью произнесла Корди, — Машина убийства и дух смерти во плоти. Шму.
Ассассин произвела на Тренча весьма неоднозначное впечатление. Прежде он представлял убийц Сестер Пустоты как-то иначе. Молодыми женщинами, прекрасными, но той красотой, от которой сердце не теплеет, а замирает ледышкой, как поднятая на двадцатитысячную высоту фляга. Про их фигуры в кабаках не особенно говорили, если не считать соленых подробностей, но Тренч отчего-то был уверен, что сложены ассассины наподобие античных статуй — изящные стройные тела, мягкие изгибы, и при этом — стальные мышцы, способные раздавить обычного человека всмятку.
Его ждало очередное потрясение. Вместо смертоносной красавицы с телом воздушной нимфы под черным плащом он обнаружил неловкую фигуру подростка, лишенную каких-либо выпуклостей и состоящую, кажется, из одних только углов, причем большинство из них было острыми. Помимо плаща на ней был бесформенный глухой балахон, напоминавший почему-то больше пижаму, чем облачение легендарных убийц. Прочие ее черты также вызывали скорее удивление, чем ужас, который приличествует испытывать, столкнувшись лицом к лицу с беспощадным ночным убийцей.
Короткая мальчишеская стрижка явно была произведена с помощью подручных инструментов и выглядела до крайности нелепо. Под глазами залегли синяки, лиловые, как вечерние облака, губы же были обкусаны так, точно на протяжении многих недель служили единственным источником пищи для этого существа. Не лучше была и фигура. Тренч мимолетно даже порадовался тому, что Сестра облачена в балахон. Судя по ее нездоровой худобе, если тело ассассина и представляло интерес, то, скорее, для врача, специализирующегося на физическом истощении организма, нежели для скульптора.
Лежа на палубе и не делая попытки подняться, Шму таращилась на Тренча широко раскрытыми глазами, так, точно увидела вынырнувшую из Марева харибду. Она была не просто напугана, она совершенно потеряла контроль над своим телом, впав в своеобразный защитный транс. Даже глаза остекленели, словно тронутые льдом.
Тренч почувствовал себя до крайности неуютно.
— Она в порядке? — уточнил он у Корди на всякий случай.
Та, кажется, не проявляла никаких следов беспокойства. Напротив, вела себя так, точно имела дело с самой обычной ситуацией, а вовсе не с рухнувшим им на головы ассассином.
— Еще как.
Челюсть Шму задергалась, как часть несправного, работающего без единого ритма, механизма.
— Бу-бу-бу-бу-бу…
— Возможно, она поранилась при падении, — заметил Тренч, — Не стоит ли нам…
Но ведьма беззаботно махнула рукой.
— Ассассины всегда падают на лапы. Как коты. С ней все в порядке. Просто испугалась немножко.
Тренчу подумалось, что если бы испуг Шму можно было перевести в энергию, используя корабельный котел, сейчас «Вобла» делала бы двести узлов вместо двадцати пяти и, наверно, уже покидала бы воздушное пространство Готланда.
— Она выглядит… странно, — сдавленно сказал он.
— Нервный тик, — пояснила Корди, мягко хлопая Шму по белым, как молоко, щекам, -
Минут через десять пройдет. Жаль, что у нас нет горячего чая, горячий чай обычно быстро приводит ее в чувство… Ты, главное, не делай резких движений и не издавай громких звуков.
— Бу-бу-бу…
— Она — ассассин? — недоверчиво спросил Тренч.
— Самый настоящий.
— Убийца?
— Угу.
— Из тех самых Сестер Пустоты?
— Ну да. Все в порядке, Шму, не бойся. Это Тренч, наш новый… э-э-э… член команды. Ты его уже видела. Ну же, поздоровайся с ним.
Шму вымучено улыбнулась Тренчу с видом человека, который поднимается на эшафот, мучимый одновременно высотной болезнью, лихорадкой и похмельем, но которому говорят, что надо надеяться на лучшее.
— П-п-ппппривет.
Тренч по-матроски козырнул, не зная, как вести себя. Ему казалось, что стоит сделать излишне резкое движение, как машина для убийства, урожденная баронесса фон Шмайлензингер, с визгом взлетит по мачте по самых рей.
— К вашим услугам. Извините, если я вас… кхм… напугал.
Улыбку Шму портило разве что звяканье зубов друг о друга.
— Н-ничего, вв-вввсе в п-п-пппорядке. Я с-с-сссама виновата.
Корди ласково погладила ее по растрепанным волосам.
— У нашей Шму очень чувствительная нервная система. Понимаешь, что это значит?
— Кажется.
— Наверно, ей не стоило идти в ассассины.
Мистер Хнумр перевернулся на другой бок, явив на обозрение мохнатый живот, и капризно приоткрыл пасть. Корди ловко засунула туда побег сахарного тростника, которым вомбат принялся с удовольствием чавкать.
— И много смертей у нее на счету? — спросил зачем-то Тренч.
— Никто не знает. Я уже говорила, она не очень-то охотно рассказывает о своем прошлом. А мы особенно и не настаиваем. Знаешь, расспрашивать Сестру Пустоты — это весьма опасное занятие, мало ли что услышишь… Не расстраивайся, Шму, ты все делала правильно.
— Пп-равильно? — один глаз осторожно открылся и уставился на Корди.
— На пять баллов, — ободряюще улыбнулась ей Сырная Ведьма, — Нет, на десять. Ты просто дух смерти, скользящий в воздухе!
— Я с-сслишком громко к-карабкалась по мачте…
— Ничего подобного. Мы не слышали даже шелеста.
— Я н-нннеудачно прыгнула на леер…
— Ты отлично прыгнула, — удивительно, но Корди, не достававшая Шму даже до груди, сейчас выглядела как старшая сестра, утешающая младшую, — Никто бы не прыгнул лучше. Тебе надо верить в себя, тогда все получится, вот увидишь.
Поймав взгляд Тренча, Корди вздохнула:
— Она прекрасно справляется, когда не волнуется. Но стоит ей только потерять контроль… Она начинает спотыкаться, ронять все из рук, падать, задевать стены…
Шму осторожно поднялась, кутаясь в свой бесполезный плащ. Она не выглядела духом смерти, несущимся по воздуху, она выглядела как безмерно скованный, робкий и стеснительный подросток, оказавшийся в неприятной ситуации и мучительно соображающий, как бы из нее выпутаться. Боясь смотреть Тренчу в глаза, она на всякий случай глядела себе под ноги.
— Я учусь, — тихо сказала Шму, почти взявшая под контроль голос, — Понемножку.
Корди с серьезным видом кивнула.
— Учится. Еще недавно она поднимала на ноги весь корабль, когда ночью кралась на камбуз. Грохот подымался такой, что Ринни спросонья палила из пистолетов, думая, что нас атаковал королевский фрегат!
— Но почему не есть днем, вместе со всеми? — спросил Тренч, — Нет, не говори, я, кажется, понимаю.
Шму мучительно порозовела. Если румянец Алой Шельмы напоминал выдержанное вино или артериальную кровь, румянец Шму мог сойти разве что на закатный отблеск, осенивший могильную плиту белого мрамора.
— А однажды она умудрилась перебить половину ядер у Габерона, — весело продолжала Корди, не замечая ее смущения, — Мы до сих пор не понимаем, как она это сделала, ядра же чугунные… В общем, Тренч, раз уж ты живешь с нами, лучше запомни пару правил, которые тебе придется соблюдать, чтоб не иметь неприятностей со Шму.
— Что за правила?
Корди начала загибать маленькие, перемазанные чернилами и шоколадом, пальцы:
— Не давать ей в руки ничего, что можно сжечь. Или взорвать. Или разбить. Или уронить. Короче, ничего того, что можно испортить, и ничего важного. Потому что она все равно его сожжет, взорвет, разобьет, уронит и испортит. Это она не специально. Просто она начинает нервничать, когда ей поручают что-то серьезное, а когда Шму нервничает, она волнуется, а когда волнуется…
— Взрывает, сжигает и разбивает окружающее?