то, наверно, просто смертельно неприятно…
Фока-штаг был прочным, но держаться против акульих зубов бесконечно он не мог. Где-то далеко позади раздался негромкий треск, словно рассерженный портной в сердцах разорвал пополам выкройку, и Корди вдруг почувствовала, как стремительно слабеет ее единственная опора. Взвизгнув, она уцепилась обеими руками за фока-лось-штаг и повисла, словно наживка на удочке Шму. Почти тотчас в ее сторону резко развернулась одна из акул, рыбина длинной добрых пять футов с извилистым алым шрамом на морде. Корди мгновенно прикусила язык. Может, эти твари и идут на запах зелья, но визжащий и машущий ногами человек, висящий посреди неба и беспомощный, определенно привлечет их внимание. Ей надо двигаться дальше, пока акулы не перегрызли фока-лось-штаг…
Башмаки тянули вниз, Корди удалось сбросить их, отчаянно суча ногами. Стало немножко, на одно рисовое зернышко, легче. Короткий рывок — и она уже забросила голые ноги на трос. Скользкий от акульего зелья, трясущийся, он походил на ниточку, которую Роза Ветров протянула сквозь воздушный океан. Ниточку, на которой болталась ее собственная жизнь.
Перебирая руками и ногами, Корди стала карабкаться дальше, стараясь не думать о том, как истончается эта ниточка с каждым мгновением акульего пиршества. Смотреть на палубу, вися вниз головой оказалось совсем неудобно, но каждый фут, который она преодолела таким способом, приближал ее к спасению, и это заставляло ее сжимать зубы еще сильнее, не обращая внимания на жуткую тряску, жгучую боль в стертых до крови ладонях и стегающие удары ветра. Одним из таких ударов с ее головы сорвало шляпу. Та полетела вниз, переворачиваясь в воздухе, словно голова причудливого цветка. И мягко спланировала на палубу, до которой оставалось не меньше двадцати футов. Может, попробовать спрыгнуть или…
Виляя из стороны в сторону, под Корди промелькнули три лимонных акулы, стремительные, точно несущиеся галсами клипера. Корди поджалась, подтянув ноги к животу, все внутри обдало холодом. Но они не заметили ее. Идя почти над самой палубой, три молчаливых убийцы резко свернули у подножья мачты и понеслись куда-то в сторону юта, легко и изящно обходя препятствия. Корди провисела еще несколько секунд, прежде чем решилась двинуться дальше. Довольно быстро оказалось, что передвигаться таким образом жутко неудобно — мало того, что кружилась от прилива крови голова, так еще и руки теряли силу прямо на глазах, будто она не карабкалась по канату, а орудовала огромным кузнечным молотом…
А ведь даже доберись она до бушприта, приключение на этом не закончится, шепнул вдруг чей-то бесплотный, как у «Малефакса», голос, только пронизывающий, как высотный ветер. Тебе придется пробежать еще добрых полсотни футов до ближайшего трапа. Полсотни футов по палубе, над которой уже шныряют, вырезая резкие зигзаги, голодные хищницы. А если им попадется Мистер Хнумр?.. Сердце заныло так, словно его прищемили прочной воздухонепроницаемой дверью. В последний раз, когда Корди его видела, «черный ведьминский кот» дремал, развалившись на солнышке, где-то у квартердека. Если акулы обнаружили его, беспомощного, до того, как он успел сбежать на нижние палубы… Корди зарычала, вновь и вновь перехватывая скользкий трос обожженными палубами. Если с морды Мистера Хнумра упала хоть одна усинка, клянусь всем провиантом в мире, я превращу всех акул воздушного океана в марципан! Я…
Она даже не заметила, как лопнул трос. Просто почувствовала, как он мгновенно превратился из поддерживающей силы в безвольно висящую веревку, но не успела даже закричать. Времени было слишком мало даже для того, чтоб толком испугаться. Просто небо перестало ее держать, завертелось, закрутилось, превратившись вместе с акулами и облаками в какую-то бело-серую непроглядную кашу, мелькнули где-то рядом обломки мачт, зло зашипел в ушах воздух…
Корди не успела сгруппироваться, как когда-то учил Габерон, не успела схватиться за какую-то из снастей такелажа, успела лишь по-детски выставить перед собой руки.
Удар об палубу отозвался во всем теле, в голове ухнуло, но падение оказалось не таким страшным, как она представляла. Сперва ее с опозданием догнал страх, следом за ним — удивление. Корди дрожащими руками ощупала палубу, на которой лежала. После раскачивающихся канатов эта палуба показалась ей восхитительно твердой. Наверно, в ее теле сейчас нет ни одной целой косточки, вот-вот навалится боль, по сравнению с которой даже акульи зубы не так страшны… Но боли все не было, лишь звенело где-то в затылке да отчаянно ныло в животе. Странно, раньше она и не замечала, что у некоторых досок верхней палубы даже не паточный, а легкий цветочный запах… А еще они пачкаются сахарной пудрой и довольно липки наощупь…
Корди вскочила на ноги, так резко, что в голове вновь образовался небольшой водоворот. В том месте, где она упала, доски в самом деле отличались от прочих. Они были полупрозрачными и упругими, присыпанными сверху какой-то белой пылью…
— Мармелад, — пробормотала Корди, чувствуя рвущийся изнутри нервный смех, — Ущипни меня голотурия, чертов мармелад…
Она резко оглянулась, одновременно пытаясь восстановить дыхание. Стоя на палубе, было страшно задирать голову. Над «Воблой» сновало такое множество акул, что бескрайний воздушный океан выглядел разрозненными белыми лоскутками, подвешенными высоко над палубой. Все остальное пространство занимали акулы. Зловеще кружащие узкие силуэты с плавниками-зазубринами. И, что было хуже, они быстро опускались. Некоторые уже носились над палубой, огибая пристройки и рангоут, другие ожесточенно рвали уцелевшие ванты и леера. Палуба «Воблы», такая надежная и привычная, больше не была безопасной. Теперь она тоже была ловушкой.
Корди бросилась бежать. Бежать босиком по палубе было неудобно, подошвы скользили по доскам, обильно смазанным акульим зельем, но сейчас она не обращала на это внимания. Во что бы то ни стало успеть к трапу под грот-мачтой, юркнуть вниз и задраить за собой дверь. Только тогда она будет в безопасности.
Она умела быстро передвигаться по баркентине и знала ее устройство до последних мелочей, но сейчас, задыхаясь от бега, она чувствовала, словно убегает от орды преследователей по тесным улочкам незнакомого города. Веранды, башенки и галереи «Воблы», прежде бывшие ее добрыми знакомыми, обернулись смертоносным лабиринтом. Достаточно не туда свернуть, чтоб угодить в раззявленную акулью пасть. А Корди знала, насколько быстро умеют двигаться акулы.
Китовый Мезонин. Три-С-Половиной-Башни. Трескучая аллея.
Корди мчалась изо всех сил, не тратя времени и перепрыгивая преграды там, где на этом можно было сэкономить хотя бы половину секунды. У нее был повод торопиться. То здесь, то там краем глаза она замечала хищные акульи силуэты, плывущие над самой палубой. Запах акульего зелья в конце концов привел их вниз. Это значило, что никто на борту баркентины больше не может ощущать себя в безопасности.
Старая ракушка. Крабья Часовня. Тупик Синего Марлина…
Корди резко повернула, огибая нагромождение бочонков, уже зная, куда поставить ногу, чтоб проскочить коварный Переулок Дохлого Кита в три прыжка, но вдруг схватилась за свисающий леер и резко затормозила. В пятнадцати футах от нее, почти перегородив узкий переулок, над палубой парила акула. Серая, какая-то угловатая на фоне прочих, с непривычно вытянутой мордой и узкими прорезями зрачков в болезненно-желтых, как засахарившийся мед, глазах. Оконечность ее вертикального плавника была неровно выкрашена в белый — словно акула неосторожно коснулась свежевыкрашенного корпуса шхуны — по спине разбросаны бесформенные, сродни родинкам, пятна.
Рифовая акула. Быстрый и беспощадный ночной хищник. Днем рифовые акулы обычно спят в облаках, закапываясь в них, а с закатом выходят на охоту. Но сейчас акула вовсе не выглядела сонной. Наоборот, судя по тому, как беспокойно дернулся ее нос, она была прилично возбуждена. Какой силой должно было обладать акулье зелье, чтоб заставить ее, обитательницу ночи, выйти на охоту не по графику?..
Существа с горячей кровью в венах всегда действуют предсказуемо. Они готовятся к атаке и это, пусть и на короткое мгновение, отражается в их поведении. Видно, как напрягаются мышцы, как встает дыбом шерсть, как выдвигаются когти или обнажаются зубы. Акулы никогда не готовятся к нападению. Они нападают в тот же момент, как видят цель. Им, самым совершенным охотникам в воздушном океане, нет нужды обставлять свою трапезу сложными ритуалами.
Акула рванулась вперед, одновременно поворачиваясь вокруг своей оси. Пасть у нее была узкой и вытянутой, а зубы — перламутровыми, полупрозрачными. Кажется, Корди успела рассмотреть в подробностях каждый из них — в тот момент, когда время вокруг вдруг застыло, а воздух сделался плотным и тягучим, как густой соус.
Акулы нападают быстро. Корди не успела ни отскочить, ни спрятаться за бочками. Лишь рефлекторно выставила перед собой пустые руки в тщетной попытке прикрыть живот. Разделявшие их пятнадцать футов рифовая акула покрыла за три четверти секунды. И у нее оставалась еще целая четверть, чтоб впиться в маленькую съежившуюся девчонку, резким рывком отрывая ее от палубы, и унестись вертикально вверх, сжимая в челюстях добычу. Но этой четверти секунды ей не хватило — потому что акула вдруг стала заваливаться на бок, похожие на оперение стрелы плавники вдруг замерли, и злой желтый блеск глаз вдруг сделался отстраненным, смазанным, безразличным.
Корди взвизгнула и едва успела отскочить в сторону, когда акула врезалась в палубу — в том самом месте, где она стояла. Второй прыжок, к которому инстинктивно приготовилось тело, не понадобился. Промахнувшись один раз, акула отчего-то не спешила делать вторую попытку. Более того, лежала без движения на палубе, равнодушно упершись острым носом в груду бочек. Корди потребовалось секунд пять, отмеренных колотящимся сердцем, чтоб понять причину. Акула представляла собой одну огромную лакричную конфету.