Она нервно кивнула и убежала.
Доктор задумчиво посмотрел на Михаила.
— Не хочу тебя одного отпускать… Но куда все подевались, не знаю. А с дежурства не уйду.
— А тут есть где поспать? — спросил Михаил, поразмыслив.
Разбудил его голос Цо.
— Вы же сказали, что у него только запястье сломано?
— И биохимия крови как у терминального онкобольного! Он бы упал за первым поворотом!
— А. Это понимаю. Извините, просто испугалась, что его тоже задело.
— Эгей, — прокряхтел Михаил, — я жив и уже не сплю.
Цо молча подняла его и потащила под руку, едва он успел крикнуть доктору «спасибо!». До комнат сударыни Стуц было не то чтобы далеко, но ноги еле шевелились.
— Извини, не смогла раньше, — злобно сообщила Цо. — Мне сказали, что ты просто ушибся, а я не сообразила, что ты же сейчас как стеклянный, а потом эти набежали, стражи, понимаешь, порядка. И пока ловили второго, да пока его оформили…
— Кто это были вообще?
— П-п-профессионалы, — злобно плюнула Цо, — планетники.
— Планетники?
— Ну ни один же станционер в своем уме не будет палить в потолок там, где сам находится. Ладно нацепить робу конкретной артели — все-таки не маленькое поселение, могло и прокатить. Кстати, его выловили сами местные и вернули как-то подозрительно не сразу. Молодцы, и тебя вели технично, и среагировали хорошо, прямо не ожидала. Видимо, сделали выводы из той кучи ряженых.
— А ты что делала все это время?
— А я ломала об колено то безобразие, что тут вместо полиции.
— Сломала?
— Применение высокоимпульсного оружия на космической станции квалифицируется как международный терроризм и покушение на геноцид, так что принципиально рассматривается самой высокой из доступных инстанций, а мы с тобой — представители Федерации. Так что отжать от ведения допроса бородатым меня не удалось, стрелок этот назвал Камуса, Камусы уже в бегах в полном составе, вся башня качается, все советники переругались. Ты, кстати, в курсе, какой на нем грим был умный?
— Слушай, я вообще думал, это пластическая хирургия. Краниология вся в одну сторону, а нос и глаза — в другую.
— Нет, просто грим. Кто-то снова очень старался зайти за смоковчанина.
— Да, о смоковчанах-то! Завтра нас должны позвать на какое-нибудь чаепитие в честь того, что я уронил одну даму, — вдруг сообразил Михаил.
— Какое чаепитие?
— Местное. Даму я уронил, когда прятался от этого придурка с импульсником, ее дочка приходила мне руки целовать, а я напросился.
— Ах вот что произошло! — обрадовалась Цо. — У меня-то включился рефлекс вырубить террориста, и я вообще не отследила, где ты есть. Форма доложила, что ранен, но стабилен, а потом у меня начали отбирать задержанного… Вот я и отвлеклась.
Утром, когда Михаил с Цо кое-как разлепили глаза и потащились искать завтрак, сударыня Стуц сидела в своем креслице у стойки и вязала очередной шнурок.
— Сударыня Цо, — окликнула она, — сударь Замошский! Вам на двоих пришло приглашение. Вот, — и она выложила на стол красивую открытку, уклеенную объемными цветами.
— Как приятно, — сказала Цо, разглядывая открытку, — обещают угощение.
— О, — оживился Михаил и очень искренне облизнулся.
— Эх, это только вечером. Спасибо, сударыня Стуц!
Вопреки ожиданиям Михаила, столовая выглядела совершенно обыденно — люди входили, выходили, толкались в очереди, кто-то хохотал. Почти посередине, за тремя сдвинутыми буквой «П» столами, стояли графины с морсом и — ничего себе! — огромный торт. Меньше бросались в глаза, но занимали все место на столе тарелки с разноцветными овощами, фруктами, какая-то рыбная нарезка на множестве маленьких тарелочек. За столом сидела лицом к двери знакомая крупная женщина со шрамом, вокруг нее — пара очень молодых парней, еще две женщины средних лет, очень дряхлый старичок и старушка — на вид пободрее, но рядом с ее стулом ждали ходунки. Подошел и сел лысый мужчина средних лет. Люди, сидевшие спиной к двери, обернулись, приветственно замахали руками — они как раз все оказались молодыми, нарядные мужчины и женщины не старше лет двадцати пяти.
— С днем рождения! — радостно вскричал Михаил от самых дверей.
— Спасибо, спасибо! — вскричала молодая женщина. — Садитесь скорее.
— А мы без подарка, — огорченно подхватила Цо.
— Ничего, ничего, дорого внимание!
Михаил деликатно присел и внимательно обозрел компанию. У старичка шрам на лбу, почти скрытый морщинами, у старушки — скромная зарубка под левым глазом. Видимо, кворум.
Молодежь громко захохотала. Один из юношей встал и начал нараспев читать стихи. Михаил взял ложку, отковырял от своего куска марципановую розу и сунул в рот, постаравшись оставить в бороде как можно больше крошек: я ем, ем.
— Спрашивайте, — вполголоса сказала Цо.
— На каком основании ты считаешь себя донором? — сухо спросила старушка.
Цо моргнула, открыла рот, но Михаил ее перебил:
— Это ритуальный вопрос. Мы приезжие. Мы объективно не можем правильно отвечать на вопросы, заданные в ритуальной форме. Спросите прямо.
— Он прав, — сказала большая женщина. — Проще: почему ты нанесла себе шрам?
— Я не наносила, — ответила Цо, — это… Это память. Остаток.
— Еще прямее, — сказал Михаил с нажимом, — спросите ее об этом же, но совсем прямо, оскорбительно прямо.
— Могу и оскорбительно, — фыркнула старушка. Над ее головой юноша разливался соловьем о красоте и профессиональной компетентности именинницы. — Сколько жизней спасено лично тобой?
— Ха, — с облегчением выдохнула Цо, — это совсем другое дело! Знаете, я буду перечислять, а вы сами принимайте коэффициенты, хорошо?
— Какие коэффициенты? — подняла бровь старушка.
— Коэффициенты участия, — пояснила Цо. — Во-первых, три операции по киднеппингу. Бригада наша, пятнадцать человек, включая координаторов, освободили женщину, мальчика и последний раз троих детей. Во-вторых, нет, армейское не считается… тогда, во-вторых, уже когда я работала на Капитолию, участвовала в перезахвате гражданского судна, семьдесят гражданских пассажиров, команда восемь человек, нас работало, э-э, в поле одиннадцать и координаторы, разумеется, трое. В-третьих, — она нахмурилась, — была операция по перехвату корабля с камикадзе, там не все пошло гладко, меня они взяли в заложники, но наши все равно справились. Нас было семнадцать с координаторами. Четверо погибли. А, цена вопроса — эти психи шли тараном на станцию, где-то сто пятьдесят тысяч человек. Ну, я думаю, что большинство успело бы эвакуироваться, тревогу мы подняли.
— Ты была в заложниках, а захват все равно произошел? — дребезжащим голосом спросил старик.
— Ну а как? — недоуменно сказала Цо. — Мне все отрастили потом, только шрам психолог посоветовала оставить, чтобы лицо совсем уж чужим не казалось.
— «Ну а как», — повторила старушка.
— Меня с тех пор с боевых операций сняли, — извиняющимся тоном добавила Цо, — в уголовных расследованиях тоже люди нужны. Хотя нет же! Забыла! Когда мне было семь, меня опускали на веревке в колодец. За ноги. Там мальчик маленький упал, а взрослые в жерло не проходили.
— Донор, — продребезжал старичок.
— Донор, — согласилась крупная женщина.
— Зачем ты таскаешь с собой попа?
— Кого?
— На Китеже мужчины не бреются, — сказал Михаил, — только подстригаются. У нас считается, что так красиво. А по ритуальным местам я хожу потому, что их изучаю.
— А, — сказала старушка. Молодежь захлопала, оратор сел, встала девушка с маленькой гитаркой и затянула песню. К столу подбежал мальчик лет двух. Парень рядом с крупной женщиной посадил его себе на колени и вручил ложку.
— А почему бородатые носят шрамы? — спросил Михаил. — Я специально посылал запрос коллегам, на Зихао нет такой традиции. Наоборот, у них народный стереотип, что смоковчанин — богатый, заносчивый, невоспитанный бородач в дурацких шрамах во все лицо.
— Понтуются, — злобно сказала крупная женщина, — одно время даже срабатывало.
— А-а, понятно, знакомый механизм, — удовлетворился Михаил.
— Теперь спрашиваю я, — строго сказала Цо. — Вы, видимо, сознаете, что у вас объективно управление станцией, прежде всего финансовой стороной, ушло вразнос — похоже, сразу после войны. За четыре дня точнее не разберешься. Вы не первые, кто сидит на золотой жиле, а отправлять по десятку подростков из каждого поколения в зоны первой пятерки на кондиционированное финансовое и социальное управление не догадывается. Но это потом. Сейчас вам нужна экстренная помощь, собирайте заявку на консультанта по независимому самостоятельному управлению, ссылку на форму я скину прямо сейчас — вот, снимите код с моего планшета — нужно не меньше десяти процентов населения, в вашем случае это… Примерно сорок тысяч подписей, соберете сами. Этих бородатых вам придется вылущить самим, но предупреждаю — чем больше будет физически пострадавших, тем больше будут репарации. Не забудьте у всех снять генную карту! Если сможете доказать, что они по происхождению не принадлежат к населению Смоковетса — тогда выплаты за выселение будут значительно меньше. А раз они вступают в браки которое поколение где-то там, вы это докажете.
— И чем нам помогут кондиционированные управленцы?
— Чужие управленцы или финансисты не могут быть кондиционированы, это технически невозможно, — злобно сказала Цо. — Только свои, и только значительно отсеянные на старте. Цзюнь-цзы-идентичность, кодекс коммуниста, аскеза, этнофьючеринг, вот это всё. Остальных, в конце концов, можно на инженеров выучить за меньшие деньги. Пока своих специалистов нет, вам может временно помочь разовый консультант, но это не надолго и чудовищно дорого.
— Обо всех предыдущих деньгах придется, я полагаю, забыть даже при самом оптимальном исходе, — сказала одна из женщин средних лет.
— Это наверняка, — ответила Цо, — если они хоть как-то задокументировали право распоряжаться финансами станции. Я не финансист, я по убийствам, извините. Может, специалист и найдет какие-то зацепки. А так, думаю, готовьтесь к долгим и дорогим международным судам. Когда вы отожмете объекты системы обратно потомкам первопоселенцев, тогда вздохнете — но