— Почему у Вачовски фамилия настолько похожа на фамилии коренного населения станции? Эршад, Тимах, Мелайю, Камус — я понимаю, но Вачовски?
— Так она же взяла его фамилию, — пробормотал отец. Михаил чуть было не выпалил: «Кто — она? Чью — его?» — но почувствовал легкий удар пальцами по запястью — молчи.
Цо покачала головой.
— В открытом доступе базы станции отсутствуют любые исторические сведения. Все, что мне удалось узнать, я получила через анализ финансовых документов и актов гражданского состояния. Но важные социальные изменения через это выяснить… Можно, но не за три дня. Кто взял чью фамилию?
— Ну, после того как врата Арчи вывели к Робио-12, к нам через Робио-12 стали приезжать люди с Зихао, и тогдашний финдиректор станции женился на девушке оттуда…
— Финдиректором он тогда еще не был… — поправил жену мужчина.
— Нет, ты что-то путаешь, а мне мама так рассказывала.
Они сердито посмотрели друг на друга.
Михаил быстро подсчитал про себя. Путь через врата Арчи — четвертые из открытых — дотянули до заселенного района уже после войны через семь пустых (на тот момент) систем. Сейчас на шестой отсюда системе силами Зихао Дексянтянга терраформируется вполне симпатичная планета, и по идее за весь оборот через шлюзы между Робио-12 и новой базой на Смоковетс должна идти постоянная мзда. Да и за открытую смоковчанами землеподобную планету им что-то, по идее, полагалось. Интересно, что досталось. Ай да Цо, какой хороший вопрос.
— Ну, они в любом случае уважаемые люди и очень много для станции делают, — сказала женщина.
— Вот, меня сделали, — добавил ее муж.
— Ну и ты хочешь сказать, что брат тебе не помогал?
— Давай начнем с того, чтобы хотя бы людей не путать, что братом я его никогда не называл, так же как и он меня.
— Но помогал.
— Помогал, — согласился мужчина, — вот, сыну учебу оплатил…
— Дочь он нам отмазал, — скорбно сказала женщина, — она, вы понимаете…
— Лесбиянка она, — резко сказал мужчина. — Живет с подругой, детей вот завели, съездили на Бхигс, обе беременные вернулись. Вачовски там что-то тогда кому-то сказал, их оставили в покое.
— Могли и не оставить? — обалдело спросила Цо.
«Ох, переигрывает!» — подумал Михаил, но, косо глянув, снова увидел внимательно слушающую девушку лет от силы тридцати, искренне пораженную услышанным.
— Могли, — сказала женщина, — могли. Но оставили, вон, внучки уже взрослые у нас…
Цо стрельнула глазами в Михаила. Он кивнул. После заседания с шишками, которое прямо истошно кричало: «Патриархат! Геронтократия! Строго вертикальная система взаимодействий!» — чему удивляться? Чудо еще, что вся станция не в платках по самые глаза ходит. Ну и, конечно, контроль секса, куда без этого.
— Вы говорили Милану, кому он обязан возможностью поехать учиться?
— Конечно, — сказала мать. — Он и сам учился хорошо, но буквально в тот год, когда он сдавал экзамены, почему-то отменили стипендии сотне лучших…
— Главное, через три года восстановили, была же буча какая-то, — ввернул отец. — В общем, на Зихао мы даже и не замахивались, Милан сам нашел какой-то недорогой университет на Линдо, где очень сильная градация оплаты в зависимости от баллов, а баллы у него на тамошних вступительных вышли приличные… На третий год он там добился стипендии и деньги у Вачовски брать перестал.
— А может, работу нашел, — добавила мать. — Кто бы стал иностанщику стипендию платить? Но еще три года проучился, вернулся очень счастливый… Вы понимаете, у нас тогда вся эта катавасия с Кристиной и Маричкой только-только закончилась, они обе пошли работать, девочки поползли одновременно, два малыша в доме… Недосмотрели мы за Миланом.
— А что на станции с дошкольным образованием? — уточнила Цо.
— Садик-то? Да это ж дорого!
— Дорого, — тихо сказала Цо. На миг в ее лице прорезался знакомый Михаилу федеральный дракон, но тут же она разжала зубы, пару раз моргнула — и снова излучала доброжелательность, как лучший детский стоматолог.
— Сколько времени прошло с момента возвращения Милана с учебы до его исчезновения?
— Меньше года.
— Было ли такое, что он резко замкнулся, или наоборот, начал пытаться о чем-то рассказывать?
— Он хотел выкупить нормальный корабль, — сказал отец. — Понял, что по деньгам не потянет, пытался чинить какую-то рухлядь, потом устроился на рудовоз — тот, говорит, вообще жестянка, ни одного работающего гравитовектора, до первого метеорита. Чинил вачовские катера, у них их то ли шесть, то ли семь, с гондолой возился, Вачовски даже звал его к себе пилотом, но Милан говорил, что тот мужик, который Вачовски возил, пожилой, другой хорошей работы не найдет уже… Не пошел. Эршад его звал, я отсоветовал, Вачовски же обиделся бы.
— Он Маричке тогда планшет сделал: база рабочая у нее стоит, и личный доступ стоит, обычно-то два отдельных устройства надо брать, приложения вместе не даются, а у нее в одном было, — добавила мать.
— Планшет еще живой?
— Нет, ну что вы, его внучки разбили давным-давно вдребезги. Вообще вещей Милана сохранилось немного, да и тех половину забрали в последние дни.
Цо вздохнула, поглядев на детские модельки мэйфлауэров и катеров, и перевела взгляд на Михаила.
— А Милан после возвращения историей не интересовался? — спросил тот. — Какой-нибудь старой, до войны, где-нибудь сразу после аварии?
— Еще как, — сказала мать, достала из застекленного шкафа маленький кораблик, повертела в руках и поставила назад, — и книжки перекупал старые, и просто по истории, и старинное программирование, и все к деду наведывался. Мой отец учителем был, он все это знал, к нему до самой смерти люди на занятия ходили. Он все хвастался, что старик-де, а сам себя кормит…
— Гелин портрет как раз тогда повесил, — сказал отец. — Ну, это уж лишнее у парня в комнате, мы убрали потом.
— Не уберегла его Геля, да, — вздохнула мать.
— А от деда у вас осталось что-нибудь?
— Да, конечно, — отозвалась мать. — Библиотека его, на старом планшете лежит, вон, на полке с Джюдом. Мы ведь от Джюда происходим, — добавила она со сдержанной гордостью. По ее веснушчатому лицу, впрочем, в жизни нельзя было предположить, что в ее предках затесался кто-то типа Джюда. Но столько поколений, чему удивляться.
— Пожалуйста, — взмолилась Цо, — позвольте скопировать!
— Да конечно, — добродушно ответила мать, — скопировать-то почему нет?
Михаил с Цо добежали до своей берлоги едва ли не вприпрыжку и чуть не подрались над вожделенной копией учительской библиотеки, но мудрая Цо все же сообразила:
— Беги за чаем, а я скопирую на твой планшет!
Первое, что осознал Михаил, с головой уйдя в документы покойного дедушки, потомка Джюда, что тот был учителем физики.
Спустя десять секунд абсолютного ужаса Михаил понял, что покойный учитель физики совершенно не брезговал и местной астрономией, и историей инженерного дела, в том числе — о божечки! — и местного, и — о божечки еще раз! — вел отдельной папкой анализ инженерных ошибок. И отдельно, скромно, в папке с местной астрономией, в разделе «Частное» лежала нормальная, не церковная, биография ангела Джюда.
Итак, Джюд Вуат, землянин с Северных Территорий (черт, где это?), пилот поселенческих и малых кораблей, марсианское военное училище, присоединился к группе переселенцев, направленных в перспективную систему в М38… На момент вылета — 24 года, то есть практический опыт нулевой, учебные полеты, учебная разведка. Время дежурства — двенадцать лет, по дороге повысил квалификацию на тренажерах. Установщик и сборщик шлюзов, наладчик гравитационной ловушки. По прибытии… полгода вместе со всеми занимался разверткой станции, сам отладил и проверил два катера из тех, что были в грузе, спустился на низкую орбиту к будущим вратам Джюд-1, наладил первый шлюз (попутно обучая Арчи Козика), прошел врата с обратным шлюзом в грузе, застрял там на три недели, установил и вернулся седой.
Удивительно не то, что седой: застрять на катере в пустой системе, в релятивистских расстояниях от всего на свете, — тот еще экспириенс. Сколько таких, не сумевших наладить обратный переход, находят потом, десятилетия и столетия спустя, — не сосчитать. Удивительно то, что он нашел неполадку, привел шлюз в чувство, вернулся — и полез во врата обратно. Потому что по неопытности в первый заход забыл захватить с собой автоматические зонды для поиска четных врат в пустой системе.
В общем, Джюд с Арчи вернулись на станцию, поучаствовали в сборке большой жилой зоны, после чего Джюд помог собрать еще один кораблик — для Арчи, оба взяли новых напарников и пошли каждый к своей точке пробивать врата. Арчи удачно установил шлюзы с обеих сторон, не задержался и успел вернуться на базу, где и погиб вместе с напарником. Джюд с напарником провозились дольше, расчищая подходы к вратам от мелкого метеоритного роя, что их и спасло. Поняв, что на станции творится что-то неладное, они оставили недособранный шлюз и оборудование для обратного шлюза возле гравианомалии и бросились на станцию. Кроме Арчи и его напарника, погибли Альба и Алекс, которые вдвоем успели пробить двое самых верхних врат, взяв с собой сразу все оборудование оптом, и буквально за день вернуться на станцию. Опытных обученных установщиков осталось двое — Джюд и Вероника Чорба, которая пробила врата на орбите газового гиганта и там же, чуть ниже, занималась наладкой метаносборщика в верхних слоях атмосферы, а на станции практически не бывала. Дочь Вероники и Джюда погибла при аварии.
— А, — сказал себе Михаил. — Так вот как Джюд попал на этот мэйфлауэр…
Наверняка однокурсники. Подъемные выплаты межрасовым семьям Земля и удваивает до сих пор; а уж мононациональный мэйфлауэр без квоты в десять-пятнадцать процентов вообще не получит финансирования — летите на свои, раз такие гордые, Земле невыгодны узкогенетические этничные анклавы. Так что Джюду с его образованием, видимо, было достаточно согласиться.