Восьмой ангел — страница 49 из 74

— Ну-ну, — поторопил Барт, — так что у догонов за миссия?

— Открыть имя Творца, — Адам взглянул на друга странно серьезно, словно пытался предупредить иронию, рвущуюся с языка Макса. — То есть раскодировать. Это действие, если оно состоится, даст потрясающей силы импульс любви и гармонии. Вселенская энергия, выделившаяся при этом, спасет погибающие цивилизации во многих галактиках. На земле прекратятся войны и убийства, человечество шагнет в новую стадию развития. И это должно случиться вот-вот.

— А если, — Барт замялся, подыскивая слова, — если миссия догонов не осуществится?

— Значит, они исчезнут, не сумев помочь Земле. И все будет по-прежнему. — Адам вздохнул. — И война на моей родине будет продолжаться.

— Но ты-то веришь в то, что миссия выполнима?

— Я давно не ученый, Макс, я — солдат. И я прекрасно вижу, что это вряд ли возможно. Потому я здесь. И хочу воспользоваться кристаллом хотя бы для блага моей родины, если не получается очистить от зла всю землю.

— Так тот самый легендарный догонский кристалл и модель Земли — одно и то же?

— А ты не понял?

— И ты боишься, что он исчезнет вместе с догонами и не достанется тебе?

— Именно. Если догоны уйдут, кусочки кристалла просто рассеются по планете, чтобы исполнять роль связующих передатчиков между Землей и Сириусом. И так до следующего раза, пока Творец не решит дать нам еще один шанс.

— Тогда почему твой учитель не сообщит об этом миру? Если мы все теряем уникальную возможность? Почему он не скажет открыто, кто есть догоны?

— Друг, — Адам тяжело поднял глаза на Барта, — как твой великий народ относится к моему народу?

— В смысле? — не понял Макс.

— Не ты конкретно, не нормальные люди, а ваши правители? Они же считают нас за зверьков! За людей низшего сорта, которых можно выселять целыми селами, как делал Сталин. Или убивать, как делают нынешние сталины.

— При чем тут догоны?

— Да при том! Догоны специально приняли форму недоразвитого племени, дикарей, чтобы люди, находящиеся на более высоком уровне интеллекта, стали им помогать, подтягивая к себе, и тогда этим людям открылось бы знание. И вместе мы смогли бы сделать то, о чем я сказал. Испанцы в свое время уничтожили майя, посланцев Вселенского разума, теперь очередь за догонами.

— Адам, — Барт ожесточенно грыз пряную зеленую ветку, — почему ты не сказал сразу, зачем ты здесь?

— Откуда я знал, насколько ты изменился…

— Я, конечно, тоже кое-что слышал о планетарной миссии догонов, но это, как ты понимаешь, не моя сфера. Мне говорили, что миссия догонов — быть хранителями кодов, то есть записей об истории Земли и о каждом из нас. И они откроют их только тогда, когда земляне будут готовы ее воспринять.

— Разве не это же я сказал только что? Просто ты озвучил часть, а я — целое…

— Черт! — отбросил изжеванную ветку Барт. — Верить — не верить, это одно. Но меня не покидает ощущение, что мы, земляне, в масштабах Вселенной — как беспризорники, ничего не знающие ни о родителях, ни о родном доме…

— Знаешь, а ведь гора, где находится священная пещера, — это пирамида. Она транслирует энергию Сириуса. Как и те артефакты, что в ней спрятаны. Вот ты слышал о мумии, ларце, кристалле…

— Если тебе учитель все так подробно рассказал, может быть, он знает, и что находится в таинственном ларце?

— Догонит.

— Что за фрукт? Не слышал…

— Уникальный сплав. Сверхпроводник с сопротивлением, близким к нулю. Выполнен по технологии холодного термоядерного синтеза. Именно эту технологию догоны должны нам передать, когда люди будут готовы. И там же, в Ларце, неизвестные элементы из полной таблицы Менделеева. Их всего сто сорок четыре, а мы знаем…

Совсем рядом вдруг послышался странный и малопонятный для этих диких мест звук — тарахтенье мотора. Из-за скоса скалы вывернулся ослепительно улыбающийся малиец на ярко-красном спортивном мотоцикле.

— Месье! — радостно завопил он, увидел растерянных путешественников. — Холодный джин-тоник! Пиво! Виски с содовой!

— Это еще что за чудо? — уставился на мотоциклиста Адам. — Откуда?

— Да тут неподалеку, в долине, недавно открыли пятизвездочный отель, — объяснил Барт. — Сервис! Как на лучших курортах.

— Дикари, — убежденно вынес приговор Адам.

И непонятно было, к кому относится это определение: к мотоциклисту, догонам или к тем, кто додумался построить в этих удивительных местах пятизвездочный символ цивилизации…


* * *

За Петрозаводском Ольга залила полный бак и покатила дальше. Доходил восьмой час выматывающей ночной гонки. С непривычки затекли плечи. Ныли руки, крепко сжимающие руль. Дорога оказалась неожиданно пустой. Несколько раз Ольга обогнала тяжелые одышливые фуры, да четыре точно такие же груженые гусеницы, попавшиеся навстречу, ослепили до слез ее уставшие глаза.

Глаза как раз и стали основной проблемой: от беспрестанного вглядывания в темноту, от напряженного контроля над незнакомой трассой они, казалось, не помещались в глазницах. Острый горячий песок, скопившийся внутри, просто выталкивал их наружу. Девушка нещадно терла их кулаком, пытаясь вправить на место, но это не помогало.

Неожиданно в свете фар заколыхались какие-то странные рваные хлопья. Сначала мелкие, словно кто-то растряс старое ватное одеяло, а сразу следом — объемные и вертлявые. Ольга немного снизила скорость, а через пару минут и вовсе остановилась: ватные хлопья скучились, собрались воедино и образовали плотную жутковатую завесу, которая бесследно заглатывала мощные прожекторы света.

Туман! Только этого не хватало! — огорчилась Славина.

Колышущаяся черно-серая прорва за окнами густела на глазах, вбирая в себя жадно и ненасытно сначала небо, потом деревья на обочине, а на закуску — полотно автотрассы, лишив Ольгу какого бы то ни было обзора.

Девушка открыла дверцу и, ежась от влажного знобкого холода, вышла на дорогу. Практически разгребая руками настырные холодные живые клубы, определила пологую обочину и, вернувшись, осторожно съехала с шоссе. Повозившись с незнакомым устройством, откинула спинку сиденья, привалилась к упругому велюру уставшей спиной.

Значит, отдохну, а может, и вздремну. К рассвету всяко развиднеется, — подумала Ольга, с трудом прикрывая сухие веки.

Однако, как это часто бывает в периоды выматывающей усталости, сон не шел. Напряженное тело никак не могло расслабиться, внутри тревожно и остро вибрировала какая-то болезненная струнка, цепко державшая все внутренности в тошнотворно-подвешенном состоянии.

Секундная дрема тут же сменялась лихорадочным пробуждением, заставлявшим девушку крепко сжимать кулаки, унимая волнами накатывающую дрожь.

Я устала, я смертельно устала, от этой дороги, тумана, от проблем, вообще от жизни. Тогда почему мне не забиться в темную норку, как поступают раненые животные, чтобы зализать раны и прийти в себя? — эта мысль накатывалась вместе с дрожью пробуждения, чтобы тут же смениться совершенно однозначным ответом: я должна.

Должна? Кому? Что? Или за что? Я — просто частичка, винтик какой-то странной, неподвластной пониманию системы, которая действует слаженно и четко. И я исполняю отведенную мне роль. Или функцию. Но тогда почему я ничего не могу понять? Почему разгадка происходящего со мной в последнее время кажется такой близкой и достижимой, но все время ускользает, будто я смотрю не туда, ищу не там?

Мои странные видения и мысли. Мои странные разговоры. Что это? Ведь сейчас, здесь, на незнакомой и, наверное, опасной дороге я оказалась не случайно. И голова больше не разрывается он непонимания и боли, напротив, так ясно и четко я, пожалуй, не мыслила никогда. Или — именно так и бывает у сумасшедших? Но ведь я точно знаю, почему я здесь и зачем спешу в Мурманск. Или это тоже — бред?

Внезапно перед прикрытыми веками замерцало знакомое золотое сияние, стало спокойно и тепло. Ольга почувствовала, что снова входит в ту самую удивительную золотую комнату, где на прекрасном троне она однажды уже увидела себя.

Это я? Та самая, скрытая часть меня, которую я никогда не только не знала, но и не ощущала? Божественная часть? Вернее, частичка Бога, которая есть в каждом? Но ведь это — кощунство! Кто — человек и кто — Бог? Я никогда не была религиозной, но дойти до того, чтобы ощущать себя частью Бога, — это слишком…

- Неужели? — насмешливо спросил знакомый мелодичный голос. — К чему такое самоуничижение? Не оттого ли, что ты не можешь, как это положено в твоей религии, упасть перед собой ниц и начать бить земные поклоны?

— Я никогда этого не делала…

— Но зато делают миллионы тех, кто верит, что Бог совершенен и недосягаем, а они сами — низки и порочны. Ведь ты думаешь так же?

— Я? Нет… Да… Нет! Я просто хочу понять. И хочу найти.

— Кого? Или что? Ведь последнее время ты только и делаешь, что ищешь, не осознавая, кого и что. И все время призываешь на помощь Бога. Почему?

— Каждый из нас, когда ему плохо, ищет Бога, осознавая или нет. Я — не исключение.

— И не можешь найти. Знаешь, почему? Ты, как и большинство, пытаешься отыскать одного Бога, одну систему ценностей, одно учение, которое объяснило бы все, что тебя мучает и тревожит. Но ни одно учение не способно ответить на все вопросы.

— Нет? А как же тогда…

— Очень скоро, может быть, прямо в эту минуту, ты поймешь главное: та частичка Бога, что ты носишь внутри, так же как и любой другой человек, твое божественное я, соединяющее тебя со всем сущим, это — единственный ключ к двери, за которой решение всех проблем.

— Я не поняла…

— Ощути себя частичкой Бога, ведь Бог, по твоим представлениям, всемогущ? Значит, и ты, являясь его частью, можешь все.

— Все?

— Все!

— Это слишком красиво, чтобы быть правдой… Слишком необычно и странно.

— И, тем не менее, это так.

— Знание, которое приходит ко мне неизвестно откуда, насколько оно верно?