— А потому, что кретинов они съедают в первую очередь! — отрубил маг и мстительно улыбнулся. — Есть такие слухи.
— И это говорит мне какой-то бородатый самоучка...
— Я бы посоветовал тебе заткнуть свое хайло, — холодно проговорил Гнусдальф. — Но так вышло бы слишком грубо, ведь я интеллигент. Поэтому я скажу тебе просто: закрой хлебальник и не вякай, чтобы не превратиться в обложенное гарниром фрикасе. Мы выходим на нижние уровни, чморков тут больше, чем перхоти в твоих волосах.
— Угу, их здесь ошивается порядочно, — добавил Элерон.
Слова Бодяжника оказались пророческими: не прошло и четверти часа, как путники увидели ошивающегося чморка; от кончиков ушей до пяток покрытый плотно подогнанной фабричной чешуей, он пришивал лычки к мундиру.
— Да, постный попался... — заметил Гнивли минут через пять.
— Наверняка — вегетарианец, — сказал, как выплюнул, Свэм. — Не люблю я этих выродков: хотят помереть здоровенькими!
— Тихо! — прошипел Гнусдальф и увлек отряд в поперечный коридор. Мимо с воплями «Обед! Обед!» пронеслась ватага чморков, вооруженная котелками, ложками и вилками.
— Злобные бестии! — процедил маг, достав клюку из-под полы. Помедлив, он высунулся из тоннеля и показал спинам чморков язык.
— Какой ужас! — вскричал Лепоглаз. — Это была Злая Рота! Я никогда не думал...
— Сочувствую! — сердито перебил Гнусдальф. — Не каждый обладает этой исключительной способностью!
— Холера тебе в бок! — пожелал Лепоглаз и сердито отфутболил бесхозный гномий шлем. Тот пролетел метров пять и глухо врезался в невидимую преграду. Кто-то сдавленно охнул и громко выругался неприличным красным матом в зеленый горошек.
«Бедная собачка! — подумал Фордо. — Теперь у нее вылезет шишка».
«Сам ты собачка, урод!» — подумал Горлопан, потирая ушибленный лоб.
Для ночевки Гнусдальф выбрал просторное, выложенное голубым кафелем помещение, пол которого пересекали два ряда больших — задницу можно просунуть — дыр.
— Это необычайное, историческое место, — тоном знатока молвил он. — По утрам тут сиживал сам Дардурин — первый гном — и выслушивал доклады своих подданных. — Костистый палец мага указал в противоположный конец зала, где высился вполне комфортабельный белый трон с дыркой посередине. Он был очень похож на унитаз без сливного бачка. Ладно, скажу прямо — это и в самом деле был унитаз без сливного бачка.
— О, Дардурин! — внезапно простонал Гнивли. — О Великий Первый Гном! Знаете, что мы нашли? Это же легендарный Зал Заседаний Великого Дардурина! Этот зал считался потерянным. Мы не могли отыскать его тысячу лет!
— Угу, — кивнул Гнусдальф. — Не удивительно, если учесть, что в лучшие времена на всю Уморию приходилось три фонаря и четыре свечки.
Но Гнивли его не услышал. Покраснев, он начал бегать по залу, ловко избегая дыр. Потом остановился и посмотрел на охранителей пустым взглядом.
— Слушайте все! Слушайте, и не говорите, что не слышали! Вот она, наша тайная песнь во славу Дардурина!
И Гнивли запел, аккомпанируя себе ударами лба о стену:
Итак, Дардурин, Первый Гном,
В наш мир шагнул, рыча...
Разбив гнилую дверь плечом
Рыгнул он сгоряча.
Как дуб он был крепок умом,
Имел стальной он лоб,
И враз одной рукой умел
Загнать трех эльфов в гроб!
Дарил он листьям имена,
И камням, и песку,
А наглых чморков каждый день
Он вешал на суку!
По сдельной — был золотарем,
По совместительству — царем.
Любил ходить в поход...
А в общем, главном, целом был
Он не совсем урод.
Пришел он в горы, кирку взяв,
И, высунув язык, долбал.
Долбал, долбал, долбал гранит,
И тем остался знаменит,
Что выбил сам себе — ура! —
Могилу разом до утра!
В повисшей тишине раздалось смущенное покашливание Гнусдальфа. Нахмурившись, чародей потрогал гномий лоб.
— М-да... Ты ж вроде сегодня и не пил, Гнивли! Скажи, а психи в твоем роду были?
— Я... — гневно начал гном.
— Понимаю! Это страшная тайна!
— Но...
— Но теперь нам пора спать! — непререкаемым тоном заявил маг.
Элерон с опаской выглянул в коридор:
— А чморки сюда не пожалуют?
Гнусдальф снисходительно усмехнулся:
— Это же заброшенный гномий нужник! Что им здесь делать? У них есть нормальные туалеты со сливными бачками! — Он прислонил ширпотребную палочку к стене, повалился на пол и захрапел.
Пожав плечами, охранители последовали его примеру.
Первым проснулся гном.
— Гляди, что за вещица! Нехило, а? — прокричал он на ухо Гнусдальфу. В руках гнома была грязная брошюрка с изображением толстой кривоногой гномицы с усами, которая кокетливо куталась в уморийский флаг. «Королева красоты», — прочел Гнусдальф над ее головой, и, охнув, ухватился за сердце. Ногами гномица попирала заглавие: «Уморийские юморески! Лучшие избранные хохмы для вашего смеха».
— Тут на гвоздике висела! — в порыве безудержной радости поведал Гнивли. — Слушайте, вот шутка, признанная лучшей за все время существования гномьего народа! «Молодой гном притаился в углу. Мимо проходит его жена. Он встает и бьет ее молотом по голове (чугун, двадцать кило), а потом спрашивает: «Милая, ты не очень испугалась?»«
Гнивли захрюкал от смеха и стал кататься по полу. Его сопровождали кислые взгляды охранителей.
Лицо Гнусдальфа почернело:
— Еще одна такая шутка, и я за себя не отвечаю!
— Одна? — не врубился гном. — Да тут не одна, тут много! Правда, смешно? — Он вскочил. — Слушайте! «Убеленный сединами Хурин Тарамбар идет по уморийскому коридору. Вдруг сверху на него валится каменная балка и ломает ему обе ноги. Он лежит и говорит: «Знаете, я не должен был сегодня ходить по этому коридору!»
— Я тебя предупреждал, — тихо сказал маг и так вмазал Гнивли по шее, что тот кувыркнулся на пол. Плотоядно урча, Гнусдальф подхватил книжку и выкинул ее в ближайшую дыру.
— Нет! Не-ет! — зарыдал гном.
— Если хочешь, можешь за ней нырнуть, — с усмешкой предложил маг, выходя из зала.
И вновь потянулся лишенный романтики путь. Впрочем, он был лишен не только романтики, но еды и питья. Охранители стонали и едва плелись по однообразным пыльным коридорам. Внезапно Гнусдальф замедлил шаг, потом остановился, к чему-то прислушался и сказал:
— У меня скверное предчувствие: что-то страшное должно случиться сегодня не позже чем через час.
— Что-то очень страшное? — уточнил Лепоглаз.
— Что-то ужасно страшное, — заверил маг, меланхолично пережевывая кусок старой заплесневелой котлеты из Раздеванделла, которую он случайно нашел в саквояже. — Так и есть, — мрачно сообщил он через час, — у меня понос.
Отряду пришлось ожидать мага, устроившись в темном и страшном закутке. Гнусдальф же, прихватив клюку («Да, мне нужен свет! Я должен видеть, что делаю!»), растворился во тьме.
Прошла, наверное, вечность, прежде чем бодрый и сияющий чародей возник перед отрядом.
— Почему сидим? — властно спросил он, направляя свет клюки в глаза Брагомира. — Нам нужно идти! Время не ждет!
— Тебя-то оно подождало, — сказал Лепоглаз.
— Я — маг, — кратко ответил Гнусдальф и гордо отвернулся.
Легким шагом, практически паря, чародей повел отряд за собой. Обладай взгляды путников способностью делать дырки, Гнусдальф стал бы похож на решето.
Бесконечная галерея, по которой шел отряд, внезапно закончилась арочным проемом. Гнусдальф сделал знак остановиться и осторожно посветил внутрь.
— Гм... Ага! Так-так-так... — пробормотал он, потом хмыкнул и знаком велел заходить.
Посреди небольшого зала стоял квадратный железобетонный саркофаг с надгробной плитой, прикрученной к саркофагу огромными ржавыми болтами. Охранители подошли ближе. Надпись, выбитая на крышке саркофага, гласила:
«Здесь лежит Гуталин, сын Вазелина, последний король Умории. Он должен был всем и унес долги с собой».
— А зачем прикрепили крышку такими громадными болтами? — спросил Лепоглаз.
— Да чтобы эта зараза не выбралась наружу, — ответил Гнусдальф, зевая. — Здоровый был лось. Скажи, Гнивли.
— Ну да! — подтвердил гном. — Этот гад просадил в преферанс полтора бюджета Умории. Не похорони мы его вовремя, не знаю, чем бы все закончилось... Правда, мы потом все равно проиграли свое царство в домино...
— Ладно, — взмахнул посохом Гнусдальф, — хватит трепотни. Мы идем дальше. Или вы хотите, чтобы эта книга разрослась до размеров Великой Трилогии?
Охранители вышли из зала через неприметную дверку. Зря они это сделали. В широкой галерее их поджидал большой отряд чморков. Эти откормленные твари имели в холке не менее ста восьмидесяти сантиметров. Глаза у них были красные, клыки длинные, доспехи новые, а на круглых щитах светящейся краской было выведено: «Гномам — капец!»
— Стоять, кто такие? — приподнял фонарь чморк-капрал.
Гнусдальф порадовался, что вовремя сходил в туалет.
— Мы цирк! — быстро нашелся он, в то время как его спутников хватил паралич. Порывшись в саквояже, маг достал старую афишу, которой укрывался, когда ночь застигала его под открытым небом. — Цирк, цирк!
Капрал нацепил очки.
«Приехал цирк! — медленно прочитал он. — Клоуны, силачи, фокусники, дрессированные макаки, слоны и идиоты». Так, — он ощупал охранителей взглядом. — Обезьян я вижу, — он указал на хрюкков. Потом смерил взглядом Элерона. — Идиотов тоже. А где слон?
Чародей развел руками:
— Не пролез в ворота! Слишком узко, вот задница и застряла. Но все остальные в сборе! Это шут гороховый! — Маг похлопал Элерона по плечу. — А вот Брагомир, наш силач. Будет жонглировать задохликами, — маг потрепал Фордо по уху. — А после выступления задохликов можно сварить и съесть. А это дуэт акробатов, единственный в своем роде: эльф и гном! Что? Кто я? О, я — профессиональный жул... э-э, фокусник! Фокус-покус, трали-вали, сикось-накось, крэкс-пэкс-фэкс! — Он вынул монетку из-за уха капрала. — А из кармана могу достать кошелек! Приходите вечерком на наше выступление, и вы не пожалеете! А кто пожалеет, тому мы свернем... э-э, вернем деньги!