Пип внимательно слушал мудрые слова женщины, которая стала ему так дорога. Ему хотелось бы, чтобы ее доводы не были столь неумолимо справедливы. К тому же Мейда думала не о себе, а о том, как это отразится на нем. Она не цеплялась за возможность избавиться от ненавистного рабства, не думала о том, что, убежав с ним, она обретет любовь.
– Кроме того, – тихо добавила Мейда, стараясь отговорить его от поступка, который мог принести ему несчастье, – если бы мы и убежали, нас бы очень скоро нашли, потому что Саксбо уже знает, где я провела последние несколько дней.
– Откуда он может это знать? – Пип не задумываясь отмел такую возможность, и в словах его слышалась глубокая неприязнь к принцу.
– Разве ты забыл ту женщину, которая выдавала себя за Ллис? – Лицо Пипа исказила гримаса, отчего на душе у Мейды полегчало, и она продолжала: – Я не сомневаюсь, она уже сообщила принцу, где я, и тем людям, что считаются подчиненными Саксбо, а на самом деле управляют им. – В словах ее звучала насмешка над бывшим хозяином и его приспешниками.
– Тогда, умоляю тебя, скажи мне, почему Саксбо не потребовал тебя выдать, как это сделал бы любой хозяин на законных основаниях?
Пип постарался придать своему вопросу ироническую окраску. Уж очень ему не хотелось верить, что этот принц-предатель так много знает.
Мейда посмотрела в глаза единственному на свете человеку, который видел в ней личность, а не домашнюю утварь или предмет для злобных забав.
– Сомневаюсь, чтобы такая недостойная рабыня, как я, стоила времени и усилий. Ведь все и так идет к тому, что он вернет свое добро. – Пип нахмурился, и Мейда поспешила объяснить, что она имела в виду. – Его мало беспокоит, приведут ли меня к нему сегодня, завтра или послезавтра. Он убежден, что очень скоро Трокенхольт будет захвачен.
– Ты уверена, что его планы именно таковы? – спросил Пип.
– Это не планы Саксбо, – Мейда тряхнула блестящими недавно вымытыми волосами. – Но это все равно, потому что, как я слышала, они действуют от его имени, и все идет к тому, что было давно запланировано.
Входная дверь была открыта весь день до самых сумерек. И сейчас в дверном проеме показались люди, не замеченные собеседниками. Ллис обратила внимание, что невольно услышав несколько последних слов, Адам напрягся. Она окинула взглядом комнату и всех присутствующих: на матрасе у камина сидит притихшая Аня, – она тоже слышала этот разговор, – слуг не видно, стол был пуст, что воспринимается людьми, вернувшимися после долгой дороги, как встреча без тепла и радушия.
– О каких планах идет речь? Чего добиваются наши враги?
Вопросы Адама были адресованы Мейде и были заданы тоном, который показался бы слишком резким, даже если бы Адам не появился так неожиданно. Но следующий вопрос прозвучал еще резче:
– И откуда ты так хорошо знаешь Саксбо?
Мейде очень хотелось защитить Пипа от возможных обвинений, которые она на него навлекла. Однако в вопросе Адама она услышала угрозу, а Мейда и без того была не слишком храброй. Она инстинктивно повернулась к Пипу и уткнулась лицом в его широкую грудь.
Слегка обняв и притянув ближе к себе худенькую женщину, Пип принял ее под защиту.
Он ответил на последний вопрос Адама:
– Она рабыня короля, а он отдал ее в услужение младшему сыну.
– Мейда служила принцу? А он, по-видимому, относился к ней, как к собаке.
Лицо Пипа застыло.
– Нет, к охотничьим собакам большинство мужчин относится гораздо лучше.
Сердце Ллис отозвалось сочувствием к Мейде. Добрая девушка никогда не могла понять рассуждений, обосновывающих права собственности одного человека на другого, и никогда не могла с этим согласиться. Она представила робкую Мейду в руках злого и жестокого человека. Эта картина подействовала на Ллис угнетающе. Исполненная сострадания, она сделала несколько шагов по направлению к ней.
Задав несколько резких вопросов, Адам сразу пожалел об этом. Он мысленно выругал себя за то, что в этой сложной ситуации он позволил неприятностям вывести себя из равновесия. Он понимал, что ему не следовало говорить с девушкой в таком резком тоне. Она, бедняжка, так и затряслась от страха. Да, конечно, с ней следует обращаться ласково. Похоже, это стало любимым занятием Пипа.
– Если мужчина бьет женщину, не важно, свободную или рабыню, это значит, что слабый мужчина пытается выглядеть сильным.
Адам глубоко раскаивался в своих словах, больно задевших Мейду. По голосу чувствовалось, что ему стыдно:
– Никогда еще я не опускался до таких поступков. И от души прошу вас обоих простить меня за грубые слова.
Пип с облегчением увидел, что хозяин пришел в себя и с улыбкой принял извинения. Но вернуть доверие Мейды было не так легко. Она высвободилась из объятий Пипа и прямо взглянула в янтарные глаза Адама. И в глубине этих немигающих глаз она ясно увидела, что это глаза честного человека и господина, достойного верности Пипа.
Несмотря на препятствие, возникшее из-за резкости его слов, Адам не мог оставить дело, не выяснив все до конца. Однако теперь он продвигался вперед очень осторожно.
– Ллис назвала мне людей, похитивших ее. Кое-что мы узнали из записки, оставленной на убитом гонце. Сам я знаком с придворными короля Эсгферта, знаю, какое они занимают положение при дворе. Таким образом, я догадываюсь, что планировали враги и какова их цель.
Адам говорил спокойно, он улыбнулся Мейде, но улыбка получилась довольно мрачной. Он вошел в зал и тихонько прикрыл за собой дверь. Уже смеркалось, и маленькая группа людей расположилась в комнате, освещаемой только огнем камина.
– Однако, – продолжал Адам, остановившись рядом с Ллис, – если бы вы могли помочь мне понять, как мои предположения согласуются с реальными планами врагов, которые собираются на нас напасть, это помогло бы нам хорошо подготовиться к обороне и нанести поражение неприятелю. Мейда, ради твоей собственной безопасности, ради Пипа и всех обитателей Трокенхольта, я прошу тебя поделиться со мной тем, что ты знаешь.
Ллис чувствовала напряжение золотоволосого воина. Руки его сжались в кулаки. Она разделяла его беспокойство относительно опасности, которая приближалась к Трокенхольту. Инстинктивно она слегка наклонилась к нему, словно ощущая ауру его силы и в то же время молча предлагая ему свою поддержку и сочувствие.
Прежде чем довериться лорду Адаму, Мейда взглянула на Пипа и увидела, что он ее одобряет.
– Я это сделаю.
Слова прозвучали очень тихо, и, дав согласие, Мейда снова спрятала лицо на груди Пипа.
Ллис взглянула на стоявшего рядом с ней мощного мужчину, который так часто безотчетно приковывал к себе ее внимание. Адам чувствовал ласковый призыв синих глаз и не мог не ответить на него. Наградой ему послужила улыбка, появившаяся на нежных, как розовые лепестки, губах. Он слишком хорошо помнил вкус этих губ. И даже сейчас, в присутствии любопытных зрителей, с грузом нависшей опасности на душе, он испытывал искушение вновь отведать их вкус.
Ллис молча смотрела в его янтарные глаза, которые только что ответили на ее немой призыв. Это означало, что хочет он того или нет, но он так же восприимчив к ее взглядам, как она – к его. И при мысли об этом боль, которую она испытывала целый день, боль оттого, что он отвергает ее, немного утихла.
Молча обмениваясь взглядами с Адамом, Ллис без слов попросила его быть терпеливым с Мейдой. Заслужив слабую улыбку уст, которые еще несколько мгновений назад были так суровы, Ллис повернулась и пересекла комнату. Она остановилась рядом с молодыми людьми, столь различными по росту и комплекции. Она легонько похлопала Мейду по спине и похвалила ее за желание помочь своим друзьям из Трокенхольта.
Адам согласился с тем, что Мейда, испуганная его тоном, не могла тотчас же продолжить разговор. Он обратил внимание на то, с каким доверием Мейда прислонилась к юному стражнику и с каким чувством он реагировал на ее близость. Вид этих молодых людей встретил отклик в его сердце. Хотя он и посмеялся над собой, но все же ему тоже хотелось, чтобы Ллис вот так же бесхитростно прислонилась к нему и чтобы он мог отнестись к ней с такой же чистой любовью. Но уголки его губ искривила циничная усмешка. Что такое – бесхитростная колдунья? Возможно ли это? И сможет ли он испытывать любовь, не затуманенную мрачными переживаниями? Нет, это невозможно!
Последняя мысль невольно исторгла из его груди сердитое рычание. Все трое взрослых удивленно посмотрели на него. Все они, так же, как и наблюдательная Аня, обратили внимание на то, что щеки его покраснели.
Адам огорчился из-за того, что покраснел: такого с ним не случалось с детских лет. Тем не менее он не позволил себе отвернуться или сказать что-нибудь сердитое. Вместо этого он спокойно сообщил важные сведения, которых все ждали.
– Лорд Вулф настолько серьезно ранен, что было бы неразумно переносить его даже на небольшое расстояние. А долгая дорога домой с толчками и тряской могли бы вообще его убить.
Адам понял, что эта новость только сильнее увеличила смущение парочки, остававшейся в Трокенхольте. Ему пришлось объяснить характер ранения лорда Вулфа. Хотя он рассказывал вполне бесстрастно, все же описание происшедшего было вполне убедительным, а слушатели молча одобрили принятое решение оставить Вулфа в безопасном тайном убежище. О том, где оно находится, Адам даже не упомянул.
Хотя Пип знал Вулфа всего несколько недель, а Мейда – несколько дней, их обоих огорчила весть о серьезном ранении илдормена. Однако их реакция была не сравнима с болью, которую они увидели в глазах Ани.
И вновь, как уже нередко случалось за последнее время, Адама пронзило острое чувство вины. До своего появления в монастыре Уинбюри он редко испытывал это чувство. Слезы, блестевшие в зеленых глазах ребенка, ласково упрекали его. Адам был поражен недетской способностью девочки сидеть неподвижно и внимательно слушать все, что говорят взрослые. Она слушала до тех пор, пока не узнала страшную новость о ранении отца. Описывая рану Вулфа, Адам не думал, что его слушает ребенок, а тем более дочь пострадавшего.