Отметим, что великая княжна Татьяна Николаевна, формально занимавшая пост Почётной председательницы, несмотря на свой юный возраст, активно, разумно и толково, по словам А. Мосолова, участвовала в деятельности комитета её имени и входила во все его дела. Лично благодарила тех, кто помогал деятельности Комитета. Приведём письмо великой княжны Татьяны к О.В. Палей, оказавшей немалую поддержку беженцам: “Княгиня Ольга Валериановна. Получила Ваше пожертвование в пользу близкого моему сердцу населения, пострадавшего от военных бедствий, выражаю Вам мою искреннюю признательность. Остаюсь к Вам неизменно благожелательною. Татьяна».
В Татьянинском комитете были утверждены Правила о дипломах и жетонах... Дипломы и жетоны жаловались за оказание Комитету выдающихся заслуг пожертвованиями или устройством сборов, подписок, выставок, концертов, спектаклей, лекций, лотерей и т.п. Были установлены дипломы двух разрядов (диплом первого разряда печатался золотым шрифтом на веленевой бумаге), которые выдавались за собственноручным подписанием великой княжны Татьяны Николаевны.
Жетоны также устанавливались двух разрядов и имели вид синего эмалевого щита с изображением инициалов августейшей Почётной председательницы Комитета под великокняжеской короной. Жетоны первого разряда были серебряные, второго — бронзовые. Дамы могли носить их как брошь, а мужчины — как брелок на часовой цепочке или же в верхней петлице платья. Организаторы комитета надеялись, что составят здесь такую же грозную силу, которая своим самоотверженным трудом и средствами на благо Родины будет так же страшна врагу, как и воюющая рать.
Общественная деятельность великих княжон приветствовалась и активно направлялась императрицей. Из письма государыни супругу от 20 сентября 1914 года: «В 4 ч. Татьяна и я приняли Нейдгарда по делам её комитета — первое заседание состоится в Зимнем Дворце в среду, после молебна, я опять не буду присутствовать. Полезно предоставлять девочкам работать самостоятельно, их притом ближе узнают, а они научатся приносить пользу».
Эту же мысль её величество повторила в письме от 21 октября 1914 года: «О. и Т. сейчас в Ольгином Комитете. Татьяна одна принимала Нейдгарда с его докладом, продлившимся целых полчаса.
Это очень полезно для девочек. Они приучаются быть самостоятельными, и это их гораздо большему научит, так как приходится думать и говорить за себя без моей постоянной помощи».
Письмо от 24 октября 1914 года: «Татьяна была на заседании в своём Комитете, оно продолжалось 1,5 часа. Она присоединилась к нам в моей крестовой общине, куда я с Ольгой заезжала после склада».
Ещё одна деятельность, которой великая княжна Татьяна Николаевна самоотверженно отдавала все свои силы, — это работа медицинской сестры.
С.Я. Офросимова: «Если бы, будучи художницей, я захотела нарисовать портрет сестры милосердия, какой она представляется в моём идеале, мне бы нужно было только написать портрет великой княжны Татьяны Николаевны; мне даже не надо было бы писать его, а только указать на фотографию её, висевшую всегда над моей постелью, и сказать: “Вот сестра милосердия”».
«Во время войны, сдав сестринские экзамены, старшие княжны работали в царскосельском госпитале, выказывая полную самоотверженность в деле... У всех четырёх (сестёр. — М. К.) было заметно, что с раннего детства им было внушено чувство долга. Всё, что они делали, было проникнуто основательностью в исполнении. Особенно это выражалось у двух старших. Они не только несли в полном смысле слова обязанности заурядных сестёр милосердия, но и с большим умением ассистировали при операциях... Серьёзнее и сдержаннее всех была Татьяна», — пишет А. Мосолов.
Татьяна Евгеньевна Мельник-Боткина (дочь лейб-медика Николая II Е.С. Боткина) вспоминала, что доктор Деревенко, «человек весьма требовательный по отношению к сёстрам», говорил уже после революции, что ему редко приходилось встречать такую спокойную, ловкую и дельную хирургическую сестру, как Татьяна Николаевна.
«С трепетом просматривая в архиве дневник великой княжны Татьяны 1915-1916 годов, — рассказывает Татьяна Горбачева, — написанный крупным ровным почерком, удивлялась я необыкновенной чуткости великой княжны — после посещения лазаретов она записывала имена, звания и полк, где служили те люди, кому она помогла своим трудом сестры милосердия. Каждый день она ездила в лазарет... И даже в свои именины».
В госпитале Татьяна выполняла тяжёлую работу. Государыня то и дело сообщает мужу: «Татьяна заменит меня на перевязках», «предоставляю это дело Татьяне».
Т.Е. Мельник-Боткина: «Я удивляюсь и их трудоспособности, — говорил мне мой отец про царскую семью, уже не говоря про его величество, который поражает тем количеством докладов, которое он может принять и запомнить, но даже великая княжна Татьяна; например, она, прежде чем ехать в лазарет, встаёт в семь часов утра, чтобы взять урок, потом [...] [едет] на перевязки, потом завтрак, опять уроки, объезд лазаретов, а как наступит вечер... сразу [берётся] за рукоделие или за чтение».
Видимо, Татьяне Николаевне не чужды были наклонности амазонки. Государыня часто сообщает супругу, что Татьяна отправилась кататься верхом, тогда как другие девочки предпочли другие занятия: «...собираюсь покататься с тремя девочками, пока Татьяна ездит верхом».
И.В. Степанов: «Татьяна... была шефом армейского уланского полка и считала себя уланом, причём гордилась тем, что родители её — уланы. (Оба гвардейских уланских полка имели шефами государя и императрицу.) “Уланы papа́” и “уланы mamа́”», — говорила она, делая ударение на последнем “а”». Государыня пишет Николаю Александровичу: «Татьяна в восторге, что ты видел её полк и нашёл его в полном порядке».
Отличность Татьяны от сестёр, её духовное старшинство проявляются даже в мелочах. «Обе младшие и Ольга ворчат на погоду, — рассказывает в письме Александра Феодоровна, — всего четыре градуса, они утверждают, будто видно дыхание, поэтому они играют в мяч, чтобы согреться, или играют на рояле, Татьяна спокойно шьёт».
Скажем ещё несколько слов об этой удивительной девушке. Великая княжна Татьяна постоянно училась самоанализу, училась владеть собой. Вспомним фразу из письма императрицы: «Только когда я спокойно говорю с Татьяной, она понимает». Татьяна Николаевна, будучи ещё совсем в юных летах, уже весьма самокритична и способна оценивать своё внутреннее состояние: «Может быть, у меня много промахов, но, пожалуйста, прости меня» (письмо к матери от 17 января 1909 года).
«16 июня 1915 года. Я прошу у тебя прощения за то, что как раз сейчас, когда тебе так грустно и одиноко без Папы, мы так непослушны. Я даю тебе слово, что буду делать всё, чего ты хочешь, и всегда буду слушаться тебя, любимая».
«21 февраля 1916 года. Я только хотела попросить прощения у тебя и дорогого Папы за всё, что я сделала вам, мои дорогие, за всё беспокойство, которое я причинила. Я молюсь, чтобы Бог сделал меня лучше...»
В письмах к родителям Татьяна всё время называет себя «вечно любящей, верной и благодарной дочерью».
Будучи натурой уравновешенной, практического склада, вторая великая княжна была склонна к конкретным делам благотворительности. Баронесса С.К. Буксгевден вспоминала про Ольгу Николаевну, что та «была щедра и немедленно отзывалась на любую просьбу. От неё часто слышали: “Ой, надо помочь бедняжке такому-то или такой-то, я как-то должна это сделать”. Её сестра Татьяна была склонна более оказывать помощь практическую, она спрашивала имена нуждающихся, подробности, записывала всё и спустя некоторое время оказывала конкретную помощь просителю, чувствуя себя обязанной сделать это».
Есть мнение, что до рождения наследника государь хотел переделать закон о престолонаследии в пользу старшей дочери, Ольги. Но если бы так произошло, не исключено, что старшая великая княжна отреклась бы от престола в пользу своей любимой сестры Татьяны Николаевны. Кто знает...
Великая княжна Мария Николаевна.Тип русской жены и матери
Среди сестёр, двух старших с уже сложившимися яркими характерами и бойкой младшей, великая княжна Мария Николаевна как будто теряется и затушёвывается. Но дело здесь не в каких-то внешних моментах, а в самом характере прекрасной девушки, о которой мы будем сейчас говорить.
Эта юная царевна замечательно точно вписывалась в архетип русской жены и матери, представляя собой, может быть, самый любимый на Руси женский образ: весёлая, сердцем чистая красна девица, лебёдушка, будущая скромная и верная супруга, домоседка и хозяюшка.
С.Я. Офросимова заметила эту яркую, подчёркнутую самой природой русскость великой княжны Марии: «Рядом с ней сидит великая княжна Мария Николаевна. Её смело можно назвать русской красавицей. Высокая, полная, с соболиными бровями, с ярким румянцем на открытом русском лице, она особенно мила русскому сердцу.
Смотришь на неё и невольно представляешь её одетой в русский боярский сарафан; вокруг её рук чудятся белоснежные кисейные рукава, на высоко вздымающейся груди — самоцветные камни, а над высоким белым челом — кокошник с самокатным жемчугом. Её глаза освещают всё лицо особенным, лучистым блеском; они... по временам кажутся чёрными, длинные ресницы бросают тень на яркий румянец её нежных щёк. Она весела и жива, но ещё не проснулась для жизни; в ней, верно, таятся необъятные силы настоящей русской женщины».
Жильяр в то же время отмечал некоторую подчинённость Марии сёстрам: «Мария Николаевна была красавицей, крупной для своего возраста. Она блистала яркими красками и здоровьем, у неё были большие чудные глаза. Вкусы её были очень скромны, она была воплощённой сердечностью и добротой; сёстры, может быть, немного этим пользовались и звали её “добрый толстый Туту”; это прозвище ей дали за её добродушную и немного мешковатую услужливость».
Софи Буксгевден, фрейлина императрицы и подруга всех четырёх девушек, писала, что Мария Николаевна была в полном подчинении у младшей, Анастасии Николаевны, — «пострелёнка», как звала её мать. Но несомненно, что это подчинение, если оно действительно имело место, не могло происходить из-за слабости характера Марии. Мы увидим, что эта юная девушка обладала большой внутренней силой. «У неё был сильный, властный взгляд. Помню её привычку подавать руку, нарочно оттягивая её вниз» (И.В. Степанов).