Неожиданно появился государь. “Что это за представление?” — спросил он, удивлённый нашими упражнениями около воды. “Алексей бросил её зонтик в реку, и это такой стыд, так как это её самый лучший”, — ответила великая княжна, старясь безнадёжно зацепить ручку большой корявой веткой. Улыбка исчезла с лица государя. Он повернулся к своему сыну: “Так в отношении дамы не поступают, — сказал он сухо. — Мне стыдно за тебя, Алексей. Я прошу извинения за него, — добавил он, обращаясь ко мне, — и я попробую исправить дело и спасти этот злополучный зонтик”.
К моему величайшему смущению, император вошёл в воду. Когда он дошёл до зонтика, вода была ему выше коленей...
Он передал его мне с улыбкой: “Мне всё же не пришлось плыть за ним! Теперь я сяду и буду сушиться на солнце». Бедный маленький царевич, красный от отцовского резкого замечания, расстроенный, подошёл ко мне. Он извинился как взрослый.
Вероятно, государь позже поговорил с ним, так как после этого случая он перенял манеру отца, подчас забавляя нас неожиданными старомодными знаками внимания по отношению к женщинам. Это было очаровательно».
Чувство товарищества
В любой педагогической литературе мы прочтём, что необходимым условием для развития ребёнка является его общение с товарищами. Наверное, особенно важно это для мальчиков — будущих мужчин, социальная роль которых традиционно шире и ответственнее, чем у женщин. Впрочем, неумение установить первые контакты с ровесниками, дефицит общения с другими детьми может вредно отразиться на психике любого ребёнка. Не менее важно, чтобы ребёнок с детства учился выбирать себе товарищей сам, следуя своим симпатиям, а не «дружил» по родительскому приказу. В царской семье эта проблема стояла острее, чем в любой другой. Во-первых, мальчик был наследником престола; во-вторых, он был серьёзно болен. Но именно по первой причине родители не имели права превращать сына в несчастное одинокое существо, «ребёнка из оранжереи», растущего в изоляции от мира. Кроме того, наследник был застенчив, и государь хотел помочь сыну избавиться от стеснительности. Родители могли бы попытаться решить проблему общения сына, так сказать, «официально», искусственно составив ребёнку компанию из детей своих родственников. Ничего подобного царь и царица не допустили. Напротив, по воспоминаниям А.А. Танеевой, императрица боялась за сына и редко приглашала к нему двоюродных братьев, «резвых и грубых мальчиков. Конечно, на это сердились родные...» Зато наследнику не возбранялось играть с сыновьями своего пестуна матроса Деревенько, на что родные, надо полагать, сердились ещё больше. Но государь и государыня, не принимавшие пересуды близко к сердцу, тем более не обращали на них внимания, когда речь шла о пользе детей.
Серьёзно обеспокоен был всеми проблемами своего царственного воспитанника его учитель и наставник Пьер Жильяр. Впоследствии Жильяр напишет, что Алексей Николаевич страдал от отсутствия товарищей «Оба сына матроса Деревенко, его обычные сотоварищи в играх, были гораздо моложе его и ни по образованию, ни по развитию ему не подходили. Правда, по воскресеньям и праздникам к нему приезжали двоюродные братья, но эти посещения были редки. Я несколько раз настаивал перед императрицей в том, что это надо бы изменить. Были сделаны кое-какие попытки в этом смысле, но они ни к чему не привели. Правда, болезнь Алексея Николаевича крайне затрудняла выбор ему товарищей. К счастью, его сёстры, как я уже говорил, любили играть с ним; они вносили в его жизнь веселье и молодость, без которых ему было бы очень трудно».
Видимо, проблему общения ребёнка Жильяр считал достаточно важной, если в своих воспоминаниях упомянул о ней не единожды. Так, например, он рассказывает о том, как царевич обрёл наконец настоящего товарища — сына лейб-хирурга Деревенко (однофамильца матроса): «Между тем я был особенно озадачен приисканием наследнику товарищей. Эту задачу было очень трудно разрешить. По счастью, обстоятельства сами собой отчасти пополнили этот пробел. Доктор Деревенко имел сына одних приблизительно лет с наследником. Дети познакомились и вскоре подружились. Не проходило воскресенья, праздника или дня отпуска, чтобы они не соединялись. Наконец, они стали видеться ежедневно, и цесаревич получил даже разрешение посещать доктора Деревенко, жившего на маленькой даче недалеко от дворца. Он часто проводил там всю вторую половину дня в играх со своим другом и его товарищами в скромной обстановке этой семьи среднего достатка. Нововведение подвергалось большой критике, но их величества не обращали на это внимания: они сами были так просты в своей частной жизни, что могли только поощрять такие же вкусы своих детей».
Юлия Ден, однако, утверждает, что у цесаревича, напротив, было много друзей «всех возрастов и всех сословий, которые играли с ним». Но называет лишь уже упомянутых нами двух сыновей матроса Деревенко, ещё двух крестьянских мальчиков, к которым Алексей Николаевич был очень привязан, и своего сына Тити. Сын Лили Ден, по её словам, носился «сломя голову с наследником и получал от этого огромное удовольствие». С друзьями царевич вёл себя очень вежливо и невысокомерно. «Наследник престола был столь же учтив, как и его сёстры, — вспоминает Ден. — Однажды мы с государыней сидели в её лиловом будуаре, и вдруг из соседней комнаты послышались возбуждённые голоса цесаревича и Тити.
— Думаю, они ссорятся, — проговорила государыня и, подойдя к дверям, прислушалась. Потом со смехом повернулась ко мне: — Вовсе они не сорятся, Лили. Алексей настаивает на том, чтобы первым в лиловую комнату вошёл Тити, а добрый Тити и слышать об этом не желает!»
На самом деле круг общения наследника был весьма узок. Самым близким его детским другом был, по всей видимости, Коля Деревенко, который вместе с отцом последовал за арестованной царской семьёй в Тобольск, затем в Екатеринбург. В Тобольске Коля был единственным, кто по воскресным дням допускался к царской семье, и он очень скрашивал безрадостное существование наследника в заточении.
Воспитание воли
«Перейдём к властительной части — к воле, — наставляет святитель Иоанн Златоуст в Слове о воспитании детей. — Не следует ни полностью отсекать её у юноши, ни позволять ей проявляться во всех случаях, но будем воспитывать их с раннего возраста в том, чтобы, когда сами они подвергаются несправедливости, переносить это, если же увидят кого-либо обижаемым, то храбро выступить на помощь и должным образом защитить истязаемого... Пусть не будет он ни изнеженным, ни диким, но мужественным и кротким».
Эти слова написаны как будто про царевича Алексея Николаевича. Клавдия Михайловна Битнер, дававшая наследнику уроки в Тобольске, так вспоминала о нём: «Я любила больше всех Алексея Николаевича. Это был милый хороший мальчик. Он был умненький, наблюдательный, восприимчивый, очень ласковый, весёлый и жизнерадостный, несмотря на своё часто тяжёлое болезненное состояние. Если он хотел выучить что-либо, он говорил: “Погодите, я выучу”. И если действительно выучивал, то это уже у него оставалось и сидело крепко.
Он привык быть дисциплинированным, но не любил былого придворного этикета. Он не переносил лжи и не потерпел бы её около себя, если бы взял власть когда-либо.
В нём были совмещены черты отца и матери. От отца он унаследовал его простоту. Совсем не было в нём никакого самодовольства, надменности, заносчивости. Он был прост. Но он имел большую волю и никогда бы не подчинился постороннему влиянию. Вот государь, если бы он опять взял власть, я уверена, забыл бы и простил поступки тех солдат, которые были известны в этом отношении. Алексей Николаевич, если бы получил власть, этого бы никогда им не забыл и не простил и сделал бы соответствующие выводы.
Он многое понимал и понимал людей. Но он был замкнут и сдержан. Он был страшно терпелив, очень аккуратен, дисциплинирован и требователен к себе и другим. Он был добр, как и отец, в смысле отсутствия у него возможности в сердце причинить напрасно зло. В то же время он был бережлив. Как-то однажды он был болен, ему подали кушанье, общее со всей семьёй, которое он не стал есть, потому что не любил это блюдо. Я возмутилась. Как это не могут приготовить ребёнку отдельно кушанье, когда он болен. Я что-то сказала. Он мне ответил: “Ну вот ещё. Из-за меня одного не надо тратиться”».
Сильная воля у царевича Алексея была наследным качеством, но она развилась и окрепла из-за частых физических страданий, причиняемых ребёнку страшной болезнью. Болезнь вообще стала своеобразным воспитателем маленького мученика. Как пишет Анна Танеева, «частые страдания и невольное самопожертвование развили в характере Алексея Николаевича жалость и сострадание ко всем, кто был болен, а также удивительное уважение к матери и всем старшим». Это при том, что Александра Феодоровна не могла быть с сыном такой строгой, как ей, быть может, хотелось бы.
«Она отлично знала, что смерть может наступить от этой болезни каждую минуту, при малейшей неосторожности Алексея, которая даром пройдёт каждому другому. Если он подходил к ней двадцать раз в день, то не было случая, чтобы она его не поцеловала, когда он, подойдя к ней, уходил от неё. Я понимал, что она каждый раз, прощаясь с ним, боялась не увидеть его более» (П. Жильяр). В связи с таким тяжёлым положением был период, когда все положительные качества, унаследованные Алексеем Николаевичем, могли быть вытеснены развивающейся капризностью или же чувством ущербности, если бы родители не пошли на опасный опыт и не дали своему мальчику право на риск. Об этом следует поговорить подробнее.
Право на риск
Для начала приведём ещё несколько воспоминаний. Анна Танеева: «Жизнь Алексея Николаевича была одной из самых трагичных в истории царских детей. Он был прелестный, ласковый мальчик, самый красивый из всех детей. Родители и его няня Мария Вишнякова в раннем детстве его очень баловали, исполняя его малейшие капризы. И это понятно, так как видеть постоянные страдания маленького было очень тяжело; ударится ли он головкой или рукой о мебель, сейчас же появлялась огромная синяя опухоль, показывающая на внутреннее кровоизлияние, причинявшее ему тяжкие страдания. Пяти-шести лет он перешёл в мужские руки, к дядьке Деревенко. Этот, бывало, не так баловал, хотя был очень предан и обладал большим терпением. Слышу голосок Алексея Николаевича во время его заболеваний: “Подними мне руку” или: “Поверни ногу”, “Согрей мне ручки”, и часто Деревенко успокаивал его. Когда он стал подрастать, родители объяснили Алексею Николаевичу его болезнь, прося быть осторожным. Но наследник был очень живой, любил игры и забавы мальчиков, и часто было невозможно его удержать. “Подари мне велосипед”, — просил он мать. “Алексей, ты знаешь, что тебе нельзя!” — “Я хочу учиться играть в теннис, как сёстры!” — “Ты знаешь, что ты не смеешь играть”. Иногда Алексей Николаевич плакал, повторяя: “Зачем я не такой, как все мальчики?”».