Раньше она уже шесть раз проделывала эту процедуру. До сих пор все взрослые птицы принимали птенцов после их продолжительного отсутствия. Когда в одном гнезде хищник съел всю кладку, Габи подсадила туда трехнедельного птенца, биологические родители которого отказались о нем заботиться. «Ты бы видел физиономию самца, – говорит она, – когда он заглянул в собственное гнездо и внезапно обнаружил в нем крупного птенца. Он как будто недоумевал: "Что же здесь произошло?"» После этого он улетел, и исследователи опасались, что он бросил гнездо. Но через полчаса он вернулся и покормил птенца. Чтобы нормально развиваться и не болеть, птенцы должны постоянно набирать вес, так что 50 приемов пищи в день – в порядке нормы. Выкармливание выводка занимает у родителей весь день, и если шансы птенца на выживание велики, то взрослые почти никогда не оставляют его без внимания.
Не проходит и пяти минут с того момента, когда мы отправили птенцов обратно в гнездо, как является самец. Он внимательно оглядывает старшего птенца, а потом хватает младшего за клюв и встряхивает – на взгляд со стороны, довольно сильно, – побуждая открыть клюв. Нижняя часть клюва птенца имеет форму, напоминающую две молитвенно сложенные ладони; для родителей это как большая мишень для кормления. Самец нагибает голову и мерно содрогается, перекачивая корм из своего зоба в рот новообретенного птенца – к большому облегчению Габи.
Пока самец кормит птенца, в гнездо залетает его подруга. Она наблюдает за процессом, время от времени кивая. Такие кивки можно принять за знаки одобрения, но в действительности это такая умеренная форма выпрашивания у самца: «Выглядит неплохо, я тоже хочу».
Кормление длится три минуты. Налетевший ветер раскачивает верхушки деревьев, и Габи весело замечает: «Ну вот, теперь пора баиньки».
Вскоре после этого самка тоже кормит младшего птенца, причем так долго, что Габи, не отрывающая глаз от черно-белого монитора, бормочет: «Боже ты мой. Да он же сейчас лопнет».
Старший птенец тоже получает свою порцию. Затем мать принимается чистить их обоих: несколько минут она старательно проходится кончиком клюва по мельчайшим бугоркам и складочкам. При таком тщании кожа птенцов наверняка будет избавлена от любых паразитов. Более крупного птенца она чистит настолько энергично, что он пытается увернуться от навязчивой заботы.
Все семейные пары красных ара отличаются друг от друга. В этом гнезде отец всегда участвует в кормлении птенцов. В другом самец кормит только самку, а птенцов – никогда. Один самец вообще почти не заглядывает в гнездо. А другой никогда не кричит. Зато в еще одном гнезде самец всегда громко объявляет о прибытии, и самка выбирается наружу, чтобы встретить его. И есть самка, которая практически не покидает гнезда ни при каких обстоятельствах. Некоторые самцы приносят корм ежечасно, а другие – примерно раз в три часа. Чересчур задержавшегося самца самка может встретить нагоняем. «Однажды я наблюдала за тем гнездом, – рассказывает Габи, – и у меня сложилось впечатление, что самка все время присматривается и прислушивается, поджидая возвращения самца. Когда же он наконец прилетел, самка была просто вне себя от злости. Все время ругалась, вот так, – и Габи имитирует звуки, которые красные ара издают, когда сильно раздражены: – Э-о-э-о-э-о, как будто спрашивала: "Ну и где тебя носило?"»
Молодым родителям часто не хватает опыта, чтобы правильно насиживать кладку или должным образом заботиться о птенцах. В таких парах самцы обычно почти не участвуют в выращивании потомства напрямую: они кормят самку, а уж она занимается всем остальным. Может пройти два или три года, прежде чем неопытная пара сумеет дорастить птенца до возраста, когда он будет способен вылететь из гнезда. Как говорит Габи, «молодые родители допускают ошибки. Умение заботиться о потомстве совершенствуется за счет повторения». Опыт порождает знание и мастерство. Одна самка, по словам Габи, «настоящая супермамочка. Она способна вырастить кого угодно».
Пока мы продолжаем наше бдение под брезентом, каждый порыв ветра обрушивает на наш навес целый дождь из семян, цветков и букашек. Но здесь, у земли, воздух почти неподвижен. И это полностью устраивает москитов.
Тем временем другие ара оживленно переговариваются где-то в зеленом пологе леса, в небе над которым выписывает круги ястреб. «Для них он не представляет угрозы, – объясняет Габи. – Вот почему никто из попугаев не подает тревожного сигнала. А будь это орел, который действительно опасен, – тогда они бы просто с ума посходили».
Пару лет назад исследователи пришли проведать одно из гнезд и обнаружили, что попугаи-родители исходят криком: местный родич куницы под названием «тайра» только что забрался в гнездо и сожрал обоих птенцов. «Родители издавали звук, который мы никогда раньше не слышали, – вспоминает Габи, – такой печальный. Несколько дней они только и делали, что горевали». Дон рассказал мне, что однажды в домике на лесной станции один из «чикос» сидел на перилах, а по земле прямо под ним расхаживала молодая осиротевшая чачалака – птица, родственная курице, которую подкармливали люди, жившие при гостинице. «Ни с того ни с сего мы вдруг услышали такой громкий тревожный крик, что у нас чуть перепонки не полопались. Я поднял голову и увидел черного хохлатого орла, который стремительно пикировал на нас. Предположительно он метил в чачалаку, но фактически летел прямо на попугая». Внезапно, когда «чико» услышал крик тревоги и сорвался с перил в воздух, его дикий партнер без колебаний стрелой ринулся на хищника и схлестнулся с ним. «Такого кошмара, как с тем хохлатым орлом, наверное, еще не случалось». В чем Дон видит главное в этом эпизоде? «Ара готов вступить в бой с опасным хищником, если тот собирается напасть на его партнера. А в таком лесу, как наш, это, наверное, самое большее, что вы можете сделать ради того, кого любите».
Когда слетки ара покидают гнездо, проведя в нем около трех месяцев, они примерно с неделю сидят на окрестных деревьях. «Молодые пока еще не очень хорошо летают, – объясняет Габи. – Потому что перья у них на крыльях и на хвосте не отросли полностью. И к тому же они еще совсем дурачки. Они не понимают окружающего мира и не знают, что им делать и как себя вести». Они не имеют ни малейшего представления о хищниках и других опасностях. «Поэтому в основном они просто сидят и ждут родителей».
Габи не забывает подчеркнуть и еще один момент: «Когда слетки попугаев покидают гнезда, сезон дождей уже заканчивается и количество плодов в лесу снижается, причем очень заметно». Родители продолжают кормить птенцов еще целый месяц после того, как они вылетели. Примерно через неделю молодняк начинает следовать за взрослыми птицами. Молодые попугаи постепенно узнают, что годится им в пищу, наблюдая за родителями и пробуя то, что едят они. «Им приходится учиться, как быть попугаями», – говорит Габи.
Сэм Уильямс руководит Организацией по восстановлению ара в Коста-Рике. (Большая часть центральноамериканских лесов, необходимых для существования этих попугаев, уже вырублена и выжжена – в основном для того, чтобы сети фастфуда в США могли подешевле покупать говядину для бургеров.) Уильямс и его команда занимаются реинтродукцией в природу молодых попугаев, выращенных людьми. Родители этих птенцов, в основном красные и солдатские ара, – спасенные из неволи птицы, которые не выживут, если просто взять и выпустить их в дикий лес. Но подготовка птенцов к существованию на свободе, в сложном и опасном мире, без родителей, за которыми можно повторять и у которых можно учиться житейским премудростям, иными словами, без всякого культурного наставничества, – это медленный и довольно рискованный процесс.
У всех изученных к настоящему времени диких попугаев птенцы приобретают особый индивидуальный звуковой сигнал, которому их учат родители. Ученые описали это явление так: «любопытная параллель с тем, как родители-люди дают имена своим детям»[155]. В самом деле, индивидуальные «позывные» помогают особям различать и опознавать соседей, партнеров, представителей разных полов, конкретных особей – одним словом, они выполняют ту же функцию, что и имена у людей.
Сэм рассказывает, что когда он изучал амазонов, то научился улавливать различия в их сигналах, которые означали, допустим: «Пора лететь», «Я здесь, а где ты?» или: «Привет, дорогая, я принес завтрак». Исследователи, которые хорошо умеют различать вокализацию попугаев на слух и используют современные технические средства для обработки записей их голосов, доказали, что «шум», который издают эти птицы, на самом деле куда более организован и наполнен смыслом, чем может показаться новичку вроде меня. В частности, в одном исследовании волнистых попугайчиков экспериментаторы сажали вместе птиц, которые не были знакомы друг с другом. Группам самок требовалось несколько недель, чтобы их крики приобрели сходство и стали звучать одинаково[156]. Самцы копировали крики самок. В стайках черношапочных гаичек позывки их членов тоже обладают сходством, что позволяет этим синицам отличать членов своей стайки от чужих птиц[157]. То, что такое происходит и требует немалого времени, заставляет предположить, что природные группы птиц в норме поддерживают свою стабильность и идентичность и что их члены способны опознавать и различать друг друга.
Групповая идентичность, как мы не раз показывали, присуща далеко не только человеку. Мы уже видели, как кашалоты усваивают, а потом декларируют свою групповую идентичность. Попугаи и даже молодые крыланы[158] учат диалекты именно тех сообществ, в которых состоят[159]. И вóроны тоже умеют различать, кто свой, а кто чужой[160]. Даже не стоит перечислять всех животных, которые понимают, к какой группе, семье или стае они принадлежат. В Бразилии, например, некоторые дельфины загоняют рыбу в сети рыбаков в обмен на часть улова