Воспитание дикости. Как животные создают свою культуру, растят потомство, учат и учатся — страница 43 из 86

КрасотаГлава четвертая

«Смотри, – Дон указывает на дерево с широкими пальчатыми листьями, – вон, на цекропии. Прямо под двумя желтолобыми амазонами. Правее тех двух краснобрюхих ара». На ветки опускаются сразу три сине-желтых ара. «Наверное, это семья. Родители и годовалый птенец, вылупившийся в прошлом сезоне».

Глядя в бинокль, я нахожу их, когда лучи солнца выхватывают из рассветной мглы их сияющие золотом брюшки. Лбы у них цвета морской волны, а голубой оттенок оперения спины переходит в глубокую синеву на плечах, крыльях и хвостах. Горло каждой птицы перехватывает резкая черная полоска, на белых щеках – элегантные черные загогулинки, рисунок которых строго индивидуален. Молодой попугай, умоляюще трепеща крыльями, почти обнимает одного из родителей, выпрашивая корм. Взрослые невозмутимо терпят приставания.

«У годовалых часто бывает довольно потерянный вид, – говорит Дон. – Они как будто просто глазеют по сторонам, в то время как взрослые смотрят на происходящее серьезно и сосредоточенно, оценивая все, что видят».

Воздух быстро прогревается, и попугаи дышат, раскрыв клювы и шевеля в такт дыханию черными языками.

В конце концов они срываются с дерева и присоединяются к небольшой стае ара, которая проносится вдоль обрыва и рассаживается на своем излюбленном месте, где и деревья погуще, с безопасно тенистыми кронами, и совсем недалеко до глинистого обрыва – главной цели попугаев. Но не все так просто.

«Классическая нерешительность, – объясняет Дон. – Ара, сидящий ниже остальных, наблюдает за четырьмя пенелопами, которые клюют глину. Ему тоже очень хочется слететь вниз, но он никак не может собраться с духом. Насколько это сложное дело: решить, куда сходить поужинать? – спрашивает он. – Если вас только двое, ты и жена, это совсем нетрудно, верно? Но если вы, скажем, на конференции и поужинать вместе собираются человек двадцать? Никто не может принять решение. А теперь представь себе пять сотен попугаев, которые пытаются решить, на каком конце обрыва лучше приземлится. Не задача, а настоящий кошмар!» – Дон смеется.

Ржаво-рыжие, серые и шоколадные полосы на глине показывают, что ее пласт сложен слоями, которые различаются консистенцией и минеральным составом. Вот ради чего все эти дальние перелеты, толкотня, риск, жадное клевание: глина содержит натрий. И вот почему она так притягивает птиц: во-первых, натрий необходим для поддержания здоровья и нормальной работы клеток, а во-вторых, больше нигде в окрестностях натрия не найти. Дон детально разобрался в этом вопросе.

«Больше всего их собирается там, где содержание натрия в глине составляет от 600 до 700 частей на миллион. Ниже залегает слой, где эта доля превосходит 1000, но он проходит слишком близко к зарослям, и там попугаи не чувствуют себя в безопасности».

Натрий часто переносится с дождями в составе дымки и пара, сформировавшихся над океаном. Здесь, на восточном склоне Андского хребта, в пышной Перуанской Амазонии, погода обычно задается воздушными массами с востока, и к тому времени, когда дождь заберется так далеко вглубь материка в западном направлении, он успеет не один раз выпасть, испариться и пролиться снова. Так что ближе к горам осадки уже совсем не содержат натрия. Здесь единственное место в этом полушарии, где животные испытывают настолько сильный натриевый голод, что им приходится добывать минерал из грунта, где миллионы лет назад океан отложил впрок свои соленые донные осадки.

И вот теперь в густом лесу, далеко-далеко от любого морского побережья, амазонская пенелопа, похожая с виду на черную индейку, подбирается к самому дальнему краю оголенного склона, откалывая клювом кусочки глины. Чуть поодаль от нее пасутся и другие птицы: три синегорлых гуана и парочка похожих на кур полосатых чачалак.

Но никому из попугаев нет дела до того, что пенелопы или чачалаки считают свое положение вполне безопасным.

Что бы попугаи ни делали, они делают это группой. Попугая никогда не увидишь на земле в одиночестве. Они ждут подкрепления. Их число на деревьях все нарастает, и шум от них тоже становится все громче.

«Иногда кажется, – говорит Дон, – что они подначивают друг друга, все норовят побудить кого-нибудь слететь на землю первым».

В конце концов попугаи сочтут, что критическая масса уже набрана. Но пока этот момент еще не настал.

Самые крупные ара – самые медлительные, самые эффектные, шумные и нахальные – здесь вовсе не борются за первенство. Казалось бы, им нечего особенно бояться. Однако ведут они себя до крайности осторожно. Пара дюжин птиц направляется к одному дереву, потом перелетает на другое. Сначала они вроде бы тянутся к некоему месту на обрыве, но, так и не приземлившись, закручивают в воздухе цветной водоворот и уносятся прочь.

Внезапно стая амазонов – не одна сотня птиц – начинает спархивать на землю, покрыв голое пятно глины зеленью своих тел и мигом превратив его в яркую лужайку. Хотя садятся они плотно, плечом к плечу, иногда создавая толкотню, никаких драк не видно. В бинокль можно разглядеть, что в том месте, где они сели, глина сильно искрошена. Едят ее без всякой спешки, даже с ленцой. Многие птицы стоят на одной ноге, удерживая другой горстку сухой глины и потихоньку грызя ее, как дети, ухватившие печенье.


Тем временем ара продолжают скапливаться. Окрестные деревья пылают яркими оттенками их оперения, вспыхивая то красным, то желтым, то голубым, – словно лес заполонили сказочные жар-птицы. Прошло уже добрых два часа с тех пор, как амазоны слетели на землю, но ара пока упорно не покидают ветвей.

Когда их набирается около шести десятков, общий гомон становится заметно громче. Похоже, они готовятся принять коллективное решение. Что они сообщают друг другу?

«Просто, – говорит Дон, – они всегда шумят больше, когда наконец готовы уступить желанию слететь вниз».

Похоже, тот факт, что попугаи помельче чувствуют себя в безопасности и вполне успешно осваивают глинистый обрыв, все-таки не убеждает ара, что им тоже ничто не угрожает. Столь же неубедительными выглядят для них успехи двух гиацинтовых соек, которые безмятежно расхаживают по склону. И то, что гуаны и чачалаки уже давно здесь и с ними до сих пор ничего не случилось, не кажется красным ара надежной гарантией. Складывается впечатление, что у них собственные, сильно завышенные стандарты безопасности. Эти птицы как будто хотят быть твердо уверены, что никто из них не погибнет за крошку глины.

Кого же они так остерегаются? Список их врагов не так уж мал. Гарпия. Гвианская гарпия. Нарядный хохлатый орел. Черно-белый орел. Лесные соколы. Кошки, включая маргая и оцелота, ягуара и пуму. Крупные размеры этих попугаев не дают надежной защиты от хищников.

Дон уверяет, что такая бдительность ара вполне окупается. В окрестностях водится более дюжины видов хищных птиц, однако «за 18 лет из-за них погибли не так много красных ара – можно по пальцам пересчитать». Как бы ни был ловок когтистый охотник, ему едва ли удастся застать врасплох столь зоркую стаю. «Я бы сказал, – замечает Дон, – что они выработали очень надежную систему защиты от хищников».

* * *

Крупные ара бесстрастно наблюдают за тем, что творят внизу попугаи помельче. Наконец некоторые, самые решительные, начинают спрыгивать на ветки пониже, медленно приближаясь к оголенному участку глинистого обрыва, – видимо, стая все же склоняется к мысли, что уже можно спускаться. Это неуверенное продвижение продолжается, пока один наиболее смелый сине-желтый ара первым из всех не отваживается сесть на глину. Заклятие снято, и птицы начинают слетать вниз одна за другой, теснясь на обрыве.

Итак, сейчас на земле сидят уже 20 крупных ара. Примерно половина из них – красные, половина – зеленокрылые плюс еще несколько сине-желтых. К ним вскоре присоединяются восемь горных ара с их жемчужными глазами и двухцветными хвостами, с полдюжины каштановолобых ара и два краснобрюхих – настоящий карнавал.

Крупные зеленокрылые ара самые тяжелые здесь и ведут себя довольно напористо, отгоняя других и удерживая за собой понравившийся участок; они могут просидеть на глине минут двадцать. Красные ара – вдвое меньше. Самые мелкие сине-желтые чаще всего клюют и улетают, не задерживаясь дольше чем на пять минут.

Тем попугаям, которые облепили сейчас глинистый склон, приходится потрудиться. Это не сырая податливая глина, а высохшая, затвердевшая до почти каменного состояния, ее нужно отколупывать или откалывать, как долотом. Интенсивно работая круто загнутыми, похожими на открывашки клювами и толстыми языками, ара вгрызаются в склон ради бесценной добычи – глиняной крошки.

Глина хранит на себе следы многолетних усилий попугаев. Под нависающей над краем обрыва растительностью некоторые птицы полностью скрываются в пещерках и норах, выдолбленных прошлыми и нынешними поколениями.

Некоторые отщипывают кусочек глины и улетают с ним – как говорит Дон, «берут навынос». Потом усаживаются где-нибудь на ветке и неторопливо лижут его, смакуя, как мороженое. Позже, когда они вернутся к скрытым глубоко в лесу гнездам, эта богатая натрием глина достанется вместе с кормом их птенцам.

Большинство присутствующих особей прилетают на обрыв через день. Но, даже оказавшись здесь, они не обязательно каждый раз отправляются клевать глину. Этот обрыв – еще и место для общения. А попугаи чрезвычайно коммуникабельны.

Когда люди идут в бар, чтобы «пропустить стаканчик», они на самом деле ищут общения, и попугаи наведываются сюда тоже не только ради натрия. Здесь они смотрят, что творится в их обществе, кто где и кто с кем, а может быть, и присматривают себе пару. Общение – неотъемлемая часть их жизни, и, подобно нам, они охотно тратят время и силы, чтобы попасть туда, где они могут просто побыть в кругу сородичей. Любые затраты стоят того. В культуре попугаев, как и в культуре людей, социализация играет важнейшую роль.

Одна из самых поразительных особенностей жизни попугаев заключается в том, что у них полным-полно свободного времени. И они как будто никогда не спешат.