. В этом проявляется сила прикосновения.
Поскольку прикосновение потенциально опасно и, следовательно, может вызывать страх, для него желательно иметь безобидный предлог. Помните, как вы в первый раз прикасаетесь руками к партнеру по танцу? В данном случае танец – это предлог, а прикосновение – цель. У людей тоже сохранились некоторые виды социального груминга: например, расчесывание чьих-то волос, нанесение крема от загара – такие вещи вы проделываете только с людьми, с которыми у вас достаточно близкие отношения, вы не станете делать их со случайным прохожим. С другой стороны, вы не установите близкие отношения, пока не вложите в них некоторое время, и, как замечает Кэт, «если вы шимпанзе, то вы вкладываете это время, занимаясь грумингом».
Шимпанзе очень избирательны в том, кто кого вычесывает. И, как правило, предметом выбора становится самец. Самцы занимаются грумингом с самцами в шесть раз чаще, чем самки с самками. И самки чаще вычесывают самцов, чем других самок. В английском языке слово groom, помимо «чистить» или «ухаживать за внешностью», имеет и еще один, переносный смысл: «готовить к более высокой должности» – и мы интуитивно понимаем, что груминг имеет какое-то отношение к мужской власти. У шимпанзе это отнюдь не метафора, так оно и есть. Шимпанзе прокладывают себе путь наверх в иерархии через груминг. Подчиненным самцам нравится вычесывать самцов более высокого ранга. А альфа-самца вычесывает большинство остальных.
Груминг среди самцов шимпанзе служит для установления и поддержания социальных связей, которые в дальнейшем понадобятся для сотрудничества при защите территории, на охоте, а также для достижения и удержания более высокого ранга – что в конечном итоге означает привилегированный доступ к пище и сексу. Если два самца были союзниками, но потом один из них решает стать доминантом, их груминговые отношения распадаются.
У шимпанзе все это заботы исключительно самцов. У людей зачастую тоже. Но у многих других животных, у макак например, самки занимаются грумингом больше, чем самцы. И у людей женщины занимаются аналогом груминга между собой чаще, чем с мужчинами, и намного чаще, чем мужчины между собой. У других человекообразных обезьян либо нет таких подчиненно-доминантных отношений, либо они ориентированы не на самцов. В сообществе бонобо власть принадлежит самкам, и их самки пользуются этой властью для поддержания мира. В частности, у бонобо, слонов[251] и косаток доминирующий статус автоматически достается самкам, они поднимаются по иерархической лестнице с возрастом, занимая все более высокий ранг по старшинству. (На случай, если вы не знакомы с бонобо: в общих чертах они похожи на шимпанзе, но представляют собой отдельный вид. Их предки разошлись примерно два миллиона лет назад. По социальному укладу бонобо принципиально отличаются от шимпанзе: у них самки доминируют над самцами, и агрессия у них встречается гораздо реже и не так жестока. Бонобо обитают исключительно к югу от реки Конго. Их ареал значительно меньше и нигде не перекрывается с ареалом шимпанзе.)
Если в целом наука, основанная на наблюдении за животными, и принесла человечеству какой-либо значимый вывод, то он таков: власть самок – будь то у бонобо, кашалотов, косаток или лемуров – направлена на поддержание стабильных отношений. Шимпанзе, должно быть, тоже слышали об этом краем уха, но глубоко вникать не стали.
Покончив с грумингом, Альф отходит на несколько шагов и громко, с силой почесывает свою руку длинным движением, одновременно оглядываясь через плечо на Джеральда. Жест Альфа означает просьбу: «Пойдем со мной».
«Возможно, они собираются пойти попить», – говорит Кэт. Она сама не всегда точно понимает, по каким невербальным признакам догадывается о сути жеста. «Бывает, – объясняет она, – я навещаю другое сообщество шимпанзе и вдруг осознаю, что по их жестам ожидаю чего-то одного, а происходит другое. В каждом сообществе они ведут себя немного по-разному».
Проходит какое-то время, и мы следуем за шимпанзе к водопою, от которого сейчас, в сухой сезон, осталась лишь местами сочащаяся влагой лощинка. Шимпанзе все продолжают прибывать небольшими группками.
Ныряя из световых окон обратно в тень лесного полога, из подлеска по двое-твое выходит дюжина шимпанзе. Мазарики не отстает от своего друга и покровителя, Джеральда. Кэт узнает каждого с первого же взгляда. Моника, Фиддих, Лафройг… (Некоторым шимпанзе Кэт дала имена по названиям разных марок виски, правда не всегда строго придерживаясь правил написания. Шотландцы в нашем лагере настаивают, что в скотч ни в коем случае не следует добавлять лед. Льда у нас и нет. Зато скотч имеется. Так что никаких проблем.) Лафройг, подросток с оттопыренными коричневатыми ушами, держит в зубах большой свернутый лист, наполненный плодами. Из-за необычной привычки везде таскать с собой еду его наградили прозвищем Пухляш.
Бывают дни, когда они пьют и сразу убегают. Сегодня же они решили мирно понежиться у водопоя. Почти три часа они пьют, отдыхают, общаются. Я погружаюсь в исполненный мира лесной покой и наконец прикрываю глаза.
Внезапное оживление заставляет меня насторожиться: это явился Талискер. Он сотрясает лианы и громко шуршит сухими листьями, волоча по ним руки. Его появление вспугивает двух самок, которые мирно сидели и отдыхали.
«Не думаю, чтобы он стал делать что-то, что вызовет возражение у Бена», – замечает Кэт.
Талискер занимает довольно странное положение высокорангового самца, не участвующего при этом в борьбе за власть. Кэт описывает его как «эдакого седовласого сановника, пожилого джентльмена, который очень неплохо устроился». С альфой Беном они не союзники. Но Талискер мастерски умеет устраивать собственную жизнь. Ему сорок с лишним, и он лет на двадцать старше Бена; возможно, он даже был альфа-самцом до того, как Кэт приступила к своим исследованиям. Многие низложенные альфы быстро теряют в статусе и нередко рано умирают. Талискер же выжил и продолжает жить с достоинством, образовав в иерархии сообщества как бы отдельную категорию. Оставаясь в центре, но самоустранившись от всяких споров из-за ранга, он приобрел некий почетный (и весьма комфортный) статус заслуженного отставника, пользующийся большим уважением, но при этом никем не оспариваемый. И он сам тоже не претендует на большее[252]. Помимо всего прочего, Талискер довольно крупный. Кэт считает его «самым привлекательным шимпанзе Вайбира», что весьма похвально для пожилого господина, которому больше не приходится демонстрировать накачанные мускулы, как самцам в расцвете сил. Из-за необычно длинной шерсти его плечи словно покрыты эполетами. Он поддерживает свой статус, ни с кем не конкурируя, и ведет себя так, словно ему вообще нет дела до конкуренции.
Едва Талискер с удовольствием приступает к питью, окуная в воду «губку» из скомканного листа, двое молодых, недавно подросших самцов нервно приближаются, чтобы выразить ему свое почтение. Поскольку сухой сезон в самом разгаре, вся вода почти пересохла, осталась только сырая грязь. Талискер сидит над одной из немногих крохотных, но чистых лужиц и пьет вдосталь.
Молодые самцы пыхтят и ворчат, признавая его верховенство.
Талискер небрежным взмахом руки отпускает их. Он мог бы вообще прогнать их далеко от этого места, но он дипломат и ведет себя весьма сдержанно.
Проходя мимо Талискера, Кети так волнуется, что ее почтительное ворчание едва не срывается на крик. Нервозность Кети настолько заразительна, что шестнадцатилетний Фиддих почти теряет самообладание. Он приближается, издавая высокие, пронзительные крики подчинения и протягивает руку, держа ладонь вертикально, как человек при рукопожатии.
Талискер усмиряет страхи Фиддиха, вытягивая в сторону руку с разведенными пальцами. Успокаивающий, уверенный жест. Все эти эмоциональные отклики отражают способность шимпанзе улавливать настроение сородичей – важная часть эмпатии – и реагировать на них с должной гибкостью.
Безусловно, Талискер – необычный шимпанзе. Но и он не святой. Когда Рита, самка лет тридцати, приближается к лужице, она приветствует его высочество почтительным ворчанием. Он делает движение в ее сторону – легкий намек на агрессию. Она отвечает улыбкой, означающей страх: губы оттянуты, зубы плотно сжаты, и коротко, негромко вскрикивает. Видимо, ей уже трудно терпеть жажду. Она вытягивает правую руку, демонстрируя верхнюю сторону запястья, наименее уязвимую часть кисти. Она признала его статус; в сущности, это все, чего Талискер на самом деле хочет. Но места он ей не уступает. А потом, с пренебрежением императора, и вовсе отгоняет ее выразительным движением кисти.
«Она говорит: "Я уважаю тебя, очень уважаю; но мне срочно нужно попить", – переводит Кэт. – Воды вполне хватило бы им обоим. Он сейчас просто вредничал».
Рита направляется к Альфу. Он тоже монополизировал неплохую, вполне пригодную для питья лужицу. Рита выражает ему свое почтение. Альф отодвигается, уступая ей место. Рита наконец получает возможность как следует напиться. И Альф, и Талискер прекрасно понимают, чего хочет Рита, но Альф ведет себя значительно дружелюбнее. Рита примерно лет на десять старше Альфа, но на 14 лет младше Талискера. Возможно, именно ее старшинство подействовало на Альфа. Или же это просто свойство личности; Альф вообще довольно славный парень.
Когда Н'еве приносит Альфу двухгодовалого Нимбу, Альф одаряет малыша лаской, целуя его открытым ртом в голову.
Мы следуем за Талискером в лес. Возле тропки обнаруживается на удивление расслабленный Бен – правящий император Вайбира: он полулежит, опираясь на локоть. Талискер усаживается шагах в двадцати от него – будто бы просто так, будто бы ему всего лишь захотелось здесь посидеть.
Бен принимается демонстративно почесывать руку. Талискер делает то же самое. Оба почесываются, поглядывая на соседа и ожидая его реакции. Каждый пытается убедить другого приблизиться и приступить к грумингу. Тот, кто подойдет, тем самым продемонстрирует, что признает свой подчиненный статус.