По-видимому, привычка колоть орехи камнями существует только у шимпанзе, обитающих в Западной Африке к западу от реки Сассандра-Н'Зо[282]. В тех группах, которые колют орехи, разные культурные особенности, а именно: какие орехи они выбирают, как учатся их колоть и каким инструментом пользуются – варьируют от популяции к популяции. Поэтому принято говорить, что у шимпанзе есть «орехокольные традиции».
Употребление в пищу разных орехов требует различных навыков освобождения их от скорлупы, поскольку и твердость, и форма у них различаются. Шимпанзе, которые используют этот вид пищи, учитывают тип ореха и, исходя из опыта, выбирают подходящий для него инструмент[283]. Для более мягких они используют деревянную дубинку; для более твердых может потребоваться камень. Шимпанзе аккуратно укладывает орех, допустим, в углубление на выступающем из земли корне дерева, а затем бьет по нему дубинкой или камнем. Некоторые прилаживают камень в качестве наковальни. Иногда они подпирают ее третьим камнем, чтобы придать нужный угол наклона. (Наковальни весят 2,5 килограмма; камни, используемые в качестве молота, – около килограмма.) Шимпанзе нужно ударить точно по ореху, иначе тот может отскочить. Приложенная сила тоже должна быть достаточна, чтобы расколоть скорлупу, но не раскрошить ядрышко. В некоторых местах, где камни попадаются редко, шимпанзе переносят их с одной «кузницы» на другую. Если же дерево с орехами расположено слишком далеко, они берут с собой более легкое деревянное «оборудование».
Детеныш наблюдает за тем, каким способом его мать колет орехи, в возрасте от трех до пяти лет. В лесу Таи в Республике Кот-д'Ивуар самки шимпанзе иногда действительно направляют усилия детенышей в обработке орехов, пока у тех не получится все как надо. Но к 10 годам овладевшие этим мастерством особи уже легко разбивают орех всего парой хорошо поставленных ударов «молотка»[284]. Впрочем, некоторые шимпанзе так и не научаются делать это как следует; и тогда они становятся, как говорят исследователи, «прихлебателями, которые выискивают брошенные другими надколотые орехи»[285]. Самки шимпанзе в среднем обучаются пользованию орудиями быстрее и вообще обращаются с ними ловче, чем самцы, поскольку молодые самцы обычно больше озабочены своей социальной жизнью[286].
Ученые выявили около 40 форм поведения, связанного с использованием орудий, которые шимпанзе осваивают культурным путем, обучаясь у других особей[287]; у орангутанов таких форм обнаружено 19. Орангутаны знают толк в собственных орудиях: они используют листья в качестве защиты для рук, салфеток для лица или подушек для сидения; они сооружают защитные навесы над своими гнездами и даже применяют деревянные «изделия» для мастурбации. В неволе некие орангутаны смастерили из проволоки «отмычки» для открывания задвижек на дверях, а потом прятали их, вынуждая сбитых с толку служителей зоопарка ломать голову, как же их подопечным удается раз за разом удирать на свободу[288]. Я сам был свидетелем, как орангутаны в неволе подвешивают собственные гамаки, и наблюдал одну самку, которая непременно облачалась в футболку, прежде чем лечь подремать. А потом я видел, как после пробуждения она отрывала от одежды полоску ткани, продевала ее в деревянные бусины, завязывала узлом концы и водружала самодельный «венец» себе на голову. Смотритель зоопарка клялся, что никто никогда ее такому не учил. В данном случае это не просто умение планировать свои действия и предвидеть результат; это еще и стремление к украшению собственного тела, то есть восприятие себя с элементом эстетики. А вот гориллы используют орудия очень редко. И то же самое можно сказать про диких бонобо, что весьма странно, потому что в неволе они прекрасно пользуются разными инструментами.
Животные появляются на свет, генетически наделенные возможностью реализовывать те или иные формы поведения либо обучаться им, включая и традиции племени. Но не каждый и не везде может освоить что угодно. Хотя восточноафриканские шимпанзе не колют орехи, если переселить их в заповедник, где живут западноафриканские, хорошо владеющие этим искусством, то и первые, наблюдая за вторыми, легко обучаются использовать камни в качестве наковальни и молотка[289]. То есть способность у восточноафриканских шимпанзе имеется. У них нет обычая. Но обычай можно перенять. В том и заключается суть культуры.
Культура позволяет приобретать новые адаптации гораздо быстрее, чем это происходит за счет одних только генетических механизмов, которые проворачиваются с относительно небольшой скоростью. Необходимость – мать изобретательности. Так как территория сообщества Сонсо граничит с сельскохозяйственными угодьями, набеги на крестьянские поля стали для шимпанзе этой группы частью культуры. Обезьяны устраивают потравы, воруя манго, кукурузу, сахарный тростник, папайю – все, что кажется им вкусным. Заметив людей, шимпанзе никогда не показываются на открытом месте. Но стоит хозяевам полей отправиться на рынок, как шимпанзе тут же выходят на промысел. В некоторых местах они даже преодолели свой инстинктивный страх перед темнотой и отправляются в ночные набеги[290]. Грабители-шимпанзе, отбрасывающие черные тени в бледном свете луны, – нечто совершенно новое, абсолютная культурная инновация.
Гибкость подхода, которая постепенно распространяется и становится общей привычкой, называется обычаем. Обычай, который переходит из поколения в поколение, становится традицией. Традиции составляют культуру. Наличие последней узнается даже тогда, когда отнюдь не все является частью одной и той же культуры. Она может быть совокупностью традиций, поведенческих репертуаров, умений и орудий, присущих конкретной группе на конкретной территории. По словам ученых, «отличительные традиции в использовании орудий в определенных местах являются признаками, определяющими уникальность культур шимпанзе»[291]. Коллега Кэт, Эндрю Уайтен, писал: «Сообщества шимпанзе похожи на человеческие культуры тем, что также обладают набором локальных традиций, которые являются их уникальным идентифицирующим признаком». По его словам, они обладают «сложной системой социальной наследственности, которая дополняет генетическую картину»[292].
Сегодня, понаблюдав, как шимпанзе проснулись на рассвете, забрались на плодовые деревья и провели там несколько часов, кормясь и отдыхая, мы последовали за ними по их ежедневному маршруту к водопою. Там они сразу приступили к делу: стали спокойно утолять жажду в тишине. Одни шимпанзе наклоняются прямо к илистым лужицам, упираясь ладонями в землю и выгнув спину дугой. Другие, чтобы не пачкать руки, хватаются за какое-нибудь деревце рядом и тянутся к воде, держась за него. Молодняк наблюдает за старшими, постигая, что значит быть шимпанзе.
Сухой сезон назван так недаром, и мучимые жаждой шимпанзе тесно сгрудились вокруг усыхающих лужиц. Впрочем, одна из взрослых самок, Оньофи, придумала, как добыть себе чистой воды. Решительно действуя левой рукой, она выскребает в сыром иле неглубокую ямку и ждет, пока она наполнится. (Имя Оньофи означает «палец». Указательный палец на ее правой руке не сгибается и торчит вперед из парализованной кисти.)
Все вокруг смотрят на Оньофи, любопытствуя, что это она делает. Один из детенышей тоже принимается копать. Вряд ли он понимает зачем: он просто повторяет то, что делает кто-то из взрослых.
Дальше Оньофи берет пригоршню листьев, заталкивает в рот и пережевывает, потом вынимает этот комок и погружает получившуюся губку в вырытую ямку с водой. Она подносит напитавшийся комок ко рту, выжимает воду на язык, смакует питье, добытое собственным трудом, и повторяет все заново.
Двадцатилетняя Тайбу тоже выкапывает ямку и жует листья. Ее детеныш выпрашивает у матери мокрую губку, тыча в нее пальцем и касаясь собственного рта.
Молодые шимпанзе часто пьют с помощью таких губок, устроившись рядом со своими матерями. Тут удивляться нечему: они всё делают рядом с матерями. Как принято и в традиционных человеческих обществах, большинство шимпанзе учатся, просто наблюдая.
Даже во многих человеческих культурах дети постигают науку жизни, глядя на взрослых, без всякого специального обучения. В частности, в своих мемуарах Генри Беатус – старший, представитель племени индейцев-атабасков с Аляски, вспоминал: «Я видел, как моя бабушка разделывает рыбу, поэтому я достал свой ножик. И принялся изображать, как будто я тоже режу и развешиваю сушить… я просто повторял за ней… Она мне не помогала. Я просто наблюдал и понимал, что нужно делать»[293].
Чему должны учиться шимпанзе, наблюдая за другими шимпанзе? Скажем так: шимпанзе должны учиться всему – и в первую очередь они должны понять, кто они такие, а это определяется тем, с кем они вместе. Когда шимпанзе, жившего в неволе, выпускают в природу, он почти всегда кончает плохо. Шимпанзе, выращенные человеком, так же неподготовлены к тому, чтобы встроиться в дикое сообщество (и быть принятыми там), как и любой из нас, если нас выпустить в амазонский дождевой лес, населенный местными племенами. Крупные обезьяны, выпущенные на свободу, обычно умирают от голода; иногда их убивают. Их долгое детство, такое же, как у нас, нужно для того, чтобы они научились быть теми, кем им предстоит стать. Они должны стать нормальными обезьянами. Их дикая жизнь совсем не такая, как мы ее себе представляли; это культурное сосуществование.