Если на нас наложен такой эмоциональный отпечаток, мы размышляем примерно в таких направлениях: «Я плохой, потому что самовыражаюсь», «Мне нельзя чувствовать себя счастливым, потому что, если я счастлив, значит, я бросаю тех, кто несчастен», «Я не заслуживаю эмоциональной свободы», «Я причина расстройства моих родителей», «Я “плохой”, потому что доставляю родителям неудобства».
Дети, растущие с такими убеждениями, становятся родителями, неспособными найти свое призвание в жизни, потому что их терзает чувство вины. Ведь они уверены: если они будут заниматься тем, чем сами хотят, то каким-то образом подведут других. Такие родители не дают детям жить их собственной жизнью. Поскольку данные мамы и папы не верят в собственную компетентность, у них возникают сложности с установлением дисциплины и реакцией на детские эмоции. Дети таких родителей часто испорченные и очень агрессивные в установлении своих границ.
Если вы не могли быть собой
Мы увидели, что дети эгоцентричных родителей создают себе новый образ с целью завоевать внимание мамы или папы. Идя на поводу у родительского эго, дети не заявляют о своей личности и о настоящих потребностях, не слушают свой внутренний голос и изощряются, чтобы их нужды были удовлетворены. Они считают себя жертвами и перекладывают ответственность за собственные чувства на других, потому что, когда обвиняешь кого-то, можно снять с себя всю ответственность и занять позицию «бедного несчастного» человека.
Когда такие дети становятся родителями, они не разрешают своим детям быть собой. Если те осмеливаются проявить собственную личность, родители начинают чувствовать себя жертвами своих детей. Иногда родители примеряют роль мученика, а дети испытывают вину за то, что просто пытаются быть настоящими.
Марта выросла в семье с восемью детьми и рано поняла, что внимание родителей всегда распыляется на многих. Чувствуя себя несправедливо обделенной, она поняла, что если хочет получать больше внимания от родителей, то надо как-то выделиться. Иногда Марта вела себя как дива, делая упор на драматизм, крича громче братьев и сестер и пытаясь быть самой яркой. Временами она становилась ипохондриком, заявляя, что у нее что-то болит. Как девочка ни старалась, жестокая реальность состояла в том, что у родителей было ограниченное количество внимания, которое делилось между восемью детьми.
Живя в постоянном ощущении, что с ней нечестно обошлись, Марта выросла и превратилась в женщину с тысячей поводов для недовольства. Она вышла замуж за мужчину, которого больше интересовало зарабатывание денег, чем жена. Марте пришлось одной растить сына, потому что оказалось, что муж – тот еще ходок по женщинам. У Марты не нашлось другого места, куда направить свои эмоции, поэтому сын Нейт стал для нее центром вселенной. Марта считала, что именно он заставит ее почувствовать себя особенной, о чем она так давно мечтала. Марта удовлетворяла все его желания, пытаясь вырастить из сына такого мужчину, за которого она сама вышла бы замуж.
Друзья Нейта завидовали вниманию, которым его одаривала мать, не понимая, что он чувствовал что угодно, кроме счастья, потому что жил под невообразимым давлением. Предполагалось, что Нейт станет мужчиной, которого его мать не нашла ни в собственном отце, ни в муже, поэтому он чувствовал себя виноватым каждый раз, когда подумывал о том, чтобы высвободиться из крепкой хватки матери и заявить, что он хочет жить своей собственной жизнью.
Марта играла роль мученицы как по нотам. Каждый раз, когда Нейт с ней не соглашался, она напоминала ему, как много сделала для него, скольким пожертвовала, что посвятила ему всю свою жизнь, приправляя все это слезами и призывами к жалости. Отец Нейта даже винил мальчика (пусть и не открыто) в том, что он забрал у него жену.
Нейт чувствовал себя обязанным матери, как будто его задачей было сделать ее счастливой, раз родители и муж не смогли, и оказался в ловушке. Хотя он хотел учиться за границей, ему пришлось остаться жить в квартале от дома детства. Нейт встречался только с теми девушками, которых, как он думал, одобрила бы его мама. Ему казалось, что если он переедет или огорчит мать, то это убьет ее. Он считал себя единственным спасением матери. Нейт стал жертвой ее психологии жертвы, мучеником ее мученичества.
Когда Нейт наконец влюбился, девушка оказалась такой же контролирующей все, как его мать. Она обладала такой же способностью вызывать у него море вины, как делала мама. Оставался лишь вопрос времени, когда мать и жена начнут соревноваться за внимание Нейта. Когда он стал отцом, мать почувствовала еще большую угрозу и начала вести бесконечные игры, прибегая к способам, которыми пользовалась в детстве, например ипохондрии. Марта с присущим ей эгоцентризмом требовала внимания сына всеми мыслимыми способами, а Нейт был не способен пройти сепарацию. Все это, естественно, привело к разладу в браке.
Женщины особенно часто растут с ощущением мученичества. Мы подсознательно усваиваем убеждение, что должны заботиться о других, и видим в этом свое предназначение. Мы постепенно обращаем собственную неудовлетворенность в свою пользу, таким образом привязывая к себе объект нашей заботы. Поскольку принять свое эмоциональное состояние и взять на себя ответственность за него оказывается страшно, мы выражаем себя скрытыми путями. Например, утверждаем, будто заботимся о ком-то, хотя на самом деле просто используем его ради ощущения, что в нас нуждаются и ценят. Другими словами, наша забота мотивируется желанием заполнить внутреннюю пустоту.
Я видела много детей, пострадавших от рук ничего не подозревающих родителей, поэтому предлагаю сойти с пьедестала и говорить себе каждый день: «Я хочу избавиться от мысли, что у меня есть власть над духом ребенка. Я избавляю своих детей от необходимости заслуживать мое одобрение и от страха неодобрения. Я буду свободно давать свое одобрение, потому что мой ребенок заслужил на это право. Я прошу мудрости, чтобы ценить обыкновенность моего ребенка. Я прошу умения не оценивать сущность моего ребенка по достижениям. Я прошу о возможности просто сидеть рядом с моим ребенком каждый день и наслаждаться его присутствием. Я прошу о напоминании, что я совершенно обычный человек, и об умении наслаждаться этим фактом. Я здесь не чтобы осуждать или одобрять сущность моего ребенка. Я здесь не чтобы определять, как должна сложиться его жизнь. Я здесь как духовный партнер моего ребенка. Дух моего ребенка бесконечно мудр и будет проявлять себя именно так, как должен. Дух ребенка покажет, как мне реагировать на мою собственную сущность».
«Плохое» поведение – поиск внутренней доброты
Тони, один из моих дорогих друзей, – креативный, любящий заниматься самоанализом человек. А еще он измученная душа. Его, одного из двух близнецов, отправили жить с бабушкой и дедушкой в другой город, когда ему было десять лет. Тони вспоминает: «Они просто сослали меня. Сегодня я сходил в школу, а завтра мама уже собрала мои чемоданы. Она сказала, что я плохо влияю на брата-близнеца. Я был слишком сильным по сравнению с ним, и у него развивались комплексы».
Мать Тони уверяла его, что это всего на несколько месяцев, пока брат заново не обретет себя. «Ты сильный, – сказала она. – Ты всегда был сильным. У тебя все будет хорошо». Несколько месяцев превратились в полтора года.
«Я видел родителей раз в месяц, – вспоминает Тони. – И они все время мне говорили: “Твой брат выходит из своего кокона. Ему лучше теперь, когда он один”. И потом от них не было ни слуху ни духу до следующего визита. Хотя мать с отцом говорили, что я сильный и все будет отлично, так никогда не было. Почему именно мне пришлось уехать? С этого момента я решил никогда не быть “сильным, нормальным” человеком».
Тони начал вызывающе вести себя, пытаясь привлечь внимание и думая, что теперь родители заметят и его, а не только брата. Вместо этого поведение сына разозлило их, и они стали пытаться его контролировать, угрожая, что никогда не заберут мальчика обратно домой. «Стало еще хуже, – жалуется Тони. – Я стал принимать наркотики и алкоголь, ушел из школы. Но родители все равно продолжали защищать моего брата, даже не пытаясь прийти мне на помощь. Поэтому из “нормального” я превратился в “плохого” ребенка, и этот ярлык ношу до сих пор. До сих пор, если я пытаюсь объяснить им, что стал бунтарем не потому, что такова моя натура, а потому, что я хотел привлечь их внимание, они смеются надо мной. Они говорят, что отправили меня в другой город, потому что я всегда был плохим. Может быть, они правы и я с самого начала был плохим ребенком».
Бунтарство часто становится результатом отношений в семье, и в его основе лежат проблемы с принятием. В самых типичных случаях родители слишком жесткие, оберегающие или контролирующие. Ребенок чувствует себя ограниченным в выражении своей сущности и находится под давлением родительских ожиданий. Часто «плохое» поведение – это крик о помощи. Ребенок пытается передать сообщение, что его потребности не удовлетворяются должным образом, поэтому он кидается из крайности в крайность. Другая вероятная реакция ребенка – это полное погружение в требования родителей, когда он становится «звездочкой» или «угодником».
«Плохое» поведение пробуждает все родительские страхи, поэтому мы делаем детям выговоры, вызываем в них чувство вины и даже отвергаем их в надежде, что они изменятся. Однако так случается редко. Вместо этого тенденция «плохого» поведения закрепляется до тех пор, пока не выйдет из-под контроля. Когда ребенок получает негативную реакцию на свое поведение, он усваивает, что, если вести себя достаточно плохо, родители все-таки его заметят.
Некоторые дети, отвергаемые семьей, растут с ощущением, что они виноваты во всех семейных неудачах. Психологи называют таких детей «идентифицированный пациент». Если родители не принимают свою тень и темную сторону, то они неизбежно проецируют ее на детей, которые становятся вместилищем всех невыраженных, подавленных эмоций семьи. В некоторых случаях проецирование происходит на нескольких детей. Такие дети растут с сильным чувством вины и ощущением, что они по природе своей «плохие».