― Нет. Да. ― Я провожу рукой по лохматым волосам. Почему до сих пор не подстригся? ― Понятия не имею.
― Хорошо, ― говорит она медленно, осторожно. ― Ты знаешь, что можешь говорить со мной о чем угодно.
― Это на самом деле пустяк.
― Окей. ― Она терпеливо ждет меня. ― Это связано с… ― ее голос падает до шепота, ― с-е-к-сом?
― Что? Нет!
― Ты порвал с ней?
― Что? ― Почему она так выразилась: я порвал с ней? ― Нет, ничего подобного.
— Потому что эта юная леди влюблена в тебя, Ретт. Эти голубые глаза светятся, когда она смотрит на тебя.
― Светятся?
― Да. Даже твой отец заметил.
― Папа?
― Да, твой отец, ― мама смеется. ― Знаешь, мы тоже когда-то были молоды. Мы помним, что значит быть jeune et amoureuse (перев с фран.: Молодым и влюбленным). Так проблема в этом? ― У нее тихий голос. ― Это имеет какое-то отношение к делу? Она милая.
Не знаю, можно ли так классифицировать Лорел, но я держу рот на замке.
― И ты ей нравишься.
На самом деле она влюблена в меня.
Любит.
Я прокручиваю это слово в голове, для меня это понятие чуждое.
― В этом-то и проблема? Думаешь, ты ей не нравишься?
Мое молчание говорит само за себя.
― Почему ты думаешь, что не достоин ее любви?
Оставляю это маме, чтобы добраться до корня проблемы, даже не пытаясь. Телефонная линия молчит, пока я мысленно перечисляю причины, по которым не достоин ее любви:
Я не красавец.
Я не общительный.
Мне неловко из-за неопытности.
Мои товарищи по команде обращаются со мной, как с дерьмом, хотя теперь я самый победоносный спортсмен команды.
Лорел ― это все, чем я не являюсь: красивая, шумная и популярная.
― Милый, ты еще здесь?
― Да.
― Я хочу, чтобы ты выслушал меня, Ретт Клейтон Рабидо. ― Ее тон тверд, слова ободряющие. — Ты смышленый, умный и трудолюбивый ― немногие молодые люди твоего возраста могут сказать это.
Я закатываю глаза.
― Симпатичный.
Усмехаюсь, прерывая ее монолог.
― Молчи и слушай свою мать, ― бросает она через линию.
Стискиваю зубы.
― Я никогда не видела, чтобы кто-то так усердно работал, как ты. Это все, что ты делал с самого детства. Ставил перед собой цель и работал над ее достижением — мы никогда не могли сказать тебе «нет». Я беспокоюсь, что должна была дать тебе больше ограничений, но ты никогда не хотел соглашаться.
Мама молчит, обдумывая следующие слова.
― Практика, практика, практика. Ты помогал заботиться о Нане, когда она была жива. Работал каждое лето, копил все до последнего цента, чтобы купить джип.
Она снова делает паузу.
― Я знаю, ты думаешь, что мы с папой расстроились из-за твоего перевода, и это, вероятно, моя вина, но ты ошибаешься. Мы с папой эгоисты. Не хотели, чтобы ты переводился, потому что хотели держать тебя поближе к дому — это не имело ничего общего с Айовой как школой. Мы так гордимся тобой, Ретт. Ты всегда был образцом для подражания для своих братьев, избегая неприятностей, алкоголя и наркотиков. Тебе не кажется, что пришло время повеселиться? Влюбиться в умную, красивую девушку?
Тишина.
― Ретт, милый, любой, у кого есть глаза, видит, что она любит тебя, даже если девушка сама этого еще не знает.
Я качаю головой, чего мама не видит.
― Она знает. Она сказала мне.
― Когда? ― У мамы перехватывает дыхание.
― Сегодня.
― Ты поэтому звонишь?
― Да. Она сказала мне, и я…
― Что ты ей сказал? ― Мама мягко понижает голос.
― Ничего. ― Пауза. ― Это плохо?
Короткий вдох мамы ― не та реакция, на которую я надеялся.
Дерьмо.
― О, милый. Что она сделала?
― Она немного расстроилась, встала и оставила меня сидеть в библиотеке.
― Как ты относишься к Лорел?
― Она мне нравится.
― И это все?
Так ли это?
― Нет.
― Ты любишь ее?
― Возможно.
Наверное.
― Но ты не готов произнести эти слова?
Я готов, просто чертовски боюсь.
― Не знаю, мам. Я никогда не говорил этого никому, кроме вас.
― Извини, дорогой, но мне бы хотелось, чтобы все было просто. Хотела бы я дать тебе ответ и сказать, что делать, но не могу. В этом тебе придется разобраться самому — это твое сердце. ― Она делает паузу. ― И, Ретт, дорогой?
― Хмм?
― Не заставляй ее ждать слишком долго, не заставляй ее задаваться вопросами. Возможно, она и так уже расстроена и смущена. Поговори с ней и скажи, что ты чувствуешь.
― Хорошо.
Но я не уверен, что сделаю.
Потому что не уверен, что смогу.
ГЛАВА 24
«Если ты не мой парикмахер или не занимаешься со мной сексом, не трогай мои чертовы волосы».
Ретт
― Лорел, много думал об этом, и вчера вечером, когда разговаривал с мамой, она сказала, что я не должен заставлять тебя ждать, пока скажу тебе, что на самом деле чувствую.
Стоп, черт. Не могу сказать Лорел, что говорил о ней с мамой, — я буду выглядеть идиотом, маменькиным сынком.
Начинаю свою речь сначала, говорю в пустоту — в пустой двор Лорел, где никого нет, не с кем поговорить, кроме белки, которая скептически глядит на меня с большого дуба.
Я смотрю ей прямо в глаза.
― Перестань осуждать меня, маленький засранец, это и так тяжело. Я пытаюсь… я пытаюсь…
Господи, что, черт возьми, я пытаюсь сделать? Говорю, как сумасшедший. Выгляжу еще безумнее, расхаживая по двору Лорел взад и вперед перед ее чертовой дверью, легкий моросящий дождь, идущий от темных облаков, добавляет мрака к моему настроению.
― Дерьмо. Что я делаю?
С неба падает дождевая капля. Потом еще одна, пока небо не разверзается, и я буквально не оказываюсь под ливнем.
Внезапно она появляется на подъездной дорожке, босая, в футболке и обтягивающих черных леггинсах, на цыпочках бежит к своей машине. Рывком открывает дверь, её задница высовывается из кабины, когда Лорел наклоняется, выхватывая невидимый объект из центральной консоли. Хлопает дверью и поворачивается к дому.
Она не видит, что я стою здесь.
― Лорел, ― достаточно громко зову ее под проливным дождем. Она поворачивается ко мне, подняв брови, удивленная, что я нахожусь у нее во дворе.
Вообще-то, шокированная.
― Ретт? ― Она подходит ко мне, сжимая в руке зарядное устройство. ― Что ты здесь делаешь?
Щурит голубые глаза к небу, и капли воды покрывают ее волосы и кожу.
― Я пришел повидаться с тобой.
― Окей, ― она улыбается и бросает быстрый взгляд на небо. ― Хочешь зайти внутрь?
― Нет. ― Я качаю головой, козырек моей бейсболки защищает только мое лицо. ― Нет, мне нужно сказать то, зачем пришел.
Лорел медленно кивает, её волосы уже полностью промокли. Она туго наматывает телефонный шнур и засовывает его в задний карман джинсов.
― Хорошо.
Я делаю шаг вперед, потом еще один, пока не пересекаю лужайку. Пока не оказываюсь в двух футах от нее.
― Я собирался прийти с флаером; помнишь зеленые листовки, которые развешивали в кампусе? Те, «Завалить Рэтта»? Собирался сделать новый, для тебя.
Боже, я звучу глупо.
― Ах, вот как? ― Она сокращает расстояние между нами, голубые глаза практически мерцают, у неё такой необыкновенный взгляд. ― И что было бы на этой листовке?
Я смахиваю воду с ее лба, бровей.
― У меня уже была одна. В ней говорится, — я прочищаю горло, нервно собираясь с духом, ― Ретт обрел любовь. ― Пауза. ― Господи Иисусе, неужели это прозвучало так же глупо, как у меня в голове?
Лорел смеется, откидывая голову назад, черная тушь начинает немного течь. Я смахиваю грязь большим пальцем, затем беру ее лицо в свои огромные ладони. Наклоняюсь ближе, когда Лорел обхватывает мои запястья своими руками, крепко держа меня.
― Звучит совсем не глупо. Звучит романтично.
― Вот как?
― Да. ― Мокрые от дождя волосы прилипают к губам. ― Ты собираешься меня поцеловать? ― спрашивает она.
― Пока нет. ― Наши лбы соприкасаются. ― Сначала я должен кое-что сказать.
Она терпеливо ждет меня под дождем, тяжело дыша, рубашка промокла насквозь, соски напряглись под тканью. Босые ноги утопают на залитой водой лужайке.
― Прости, что позволил тебе выйти из библиотеки. Я испугался.
― Я знаю, ― бормочет она. ― Я тоже.
― Не хочу все испортить.
― Ты не испортишь. ― Ее губы украдкой целуют кончик моего носа. ― Обещаю.
Мне нечего терять, и я решаюсь.
― Je suis en train de tomber amoureux de toi. (перев с фран.: Я влюбляюсь в тебя). Je t'aime, Лорел.
Она пытается отстраниться, чтобы посмотреть на меня.
― Что ты только что сказал?
― Я сказал…
― Я знаю, что такое je t'aime, малыш. Не могу поверить, что ты это сказал. ― Ее рука скользит по моему подбородку, смахивая капли дождя. ― Повтори еще раз ― по-английски.
― Я люблю тебя.
Ее щеки пылают то ли от холода, то ли от моего признания, не знаю.
― Ты любишь меня, ― она говорит это, задыхаясь. В эйфории.
― Да. ― Я обхватываю ладонями ее лицо, губы нависают над её влажными губами. ― Да, черт возьми.
― Теперь ты поцелуешь меня?
― Я думал, ты хочешь зайти внутрь? ― не могу удержаться, чтобы не поддразнить ее. ― Укрыться от дождя?
― Нет, я больше не могу терпеть. Хочу ощутить твои губы.
― Тогда да, сейчас я тебя поцелую.
Как будто в такт идеальному ритму наши губы встречаются, дыхание, дождь и языки ― все в одном легком хореографическом движении. Склонив голову, я слизываю воду с ее губ.
― Ты чувствуешься так тепло. Настолько хорошо. ― Руки Лорел оставляют мои запястья, скользят вниз по грудной клетке. Она прижимается к моей груди. ― Пойдем внутрь. Давай убираться с холода.
Мой рот скользит от ее губ к шее.
― Хочешь раздеться? ― Черт возьми, эти слова только что сорвались с моих губ?
Лорел стонет у меня в руках.
― Мне нравится, когда ты напорист. Меня заводит, когда ты говоришь, чего хочешь.