Все вокруг новое, как будто перенесенное в другой мир, одежда, конструкция судов и лодок, великолепные деревья, все привлекает ваши взоры. Заходящее солнце позолотило горы, отбросило большие тени, еще более усиливая красоту этого зрелища и восхищение, в котором мы находились.
Наш бриг бросил якорь перед Буюкдере и перед домом, в котором проживает наш министр.
Буюкдере — это крепость на канале, в которой летом живут все члены дипломатических корпусов, находящихся в Константинополе, и многие иностранные торговцы, которые образуют европейскую колонию среди турецких поселений. Дом нашего министра — самый красивый, к нему примыкает чудесный сад, террасы которого поднимаются вдоль горы, возвышающейся над Буюкдере.
Едва состоялось знакомство с нашим министром, г-ном Италинским, как желание увидеть Константинополь, попасть, наконец, в этот столь знаменитый город, заставило меня покинуть Буюкдере и прыгнуть в каик, или небольшую турецкую шлюпку, чтобы проплыть вниз по каналу и продолжить наслаждаться сменой очаровывающих видов, которыми я так восхищался накануне. Каждый взмах весла прибавляет красоты новому, всегда величественно открывающемуся виду, но тот же взмах заставляет сожалеть о том виде, который предстоит покинуть. Не знаешь, на чем пристальнее остановить взгляд: все велико, чарующе и невиданно.
Наконец, пред нами открывается башня Леандра. Она высится посреди воды, слева виден Скутари, простирающийся на плодородных азиатских берегах, вдалеке виднеются Мраморное море, Принцевы острова, справа, за непрерывной чередой деревень, поселений и садов, где богато развертывается все азиатское великолепие, глазам предстает античная башня Галата, город Пера, Топхана, соединяющиеся на склоне горы, и наконец, восторженный взгляд восхищенно замирает на садах верхнего сераля султанского дворца Топкапы Сарай, на том бескрайнем пространстве домов, построек, минаретов, которые образуют огромный и многолюдный Константинополь. Величие греков, могущество султанов кажутся слишком слабыми для того, чтобы пребывать в этом городе; Константинополь представляется столицей мира, Небеса, кажется, обосновались здесь, между Европой и Азией, между севером и югом, чтобы властвовать на земле.
Мы спустились в Топхану, около плавильни я вышел, собираясь поселиться у нашего консула, г-на Фродинга, который был отцом трех самых хорошеньких девушек, которых только возможно встретить.
Первые дни я провел, бегая на прогулки, по лавочкам, отправлялся верхом пообедать в Буюкдере, который находился всего в 17 верстах от Перы. После обеда я возвращался на лодке, чтобы как можно чаще наслаждаться видами канала и Константинополя.
Мы были представлены рейс-эфенди — министру иностранных дел; он принял нас в Диване, куда все министры, начиная с визиря, должны приходить ежедневно и проводить там весь день. В этом же здании сосредотачивались все суды и органы власти, это центр всей государственной службы, именно здесь завершаются все процессы, проходят казни, отсюда исходят все приказы. Пример этого учреждения неплохо было бы позаимствовать у турок. Сколь многим бы людям во всех столицах Европы тогда не пришлось бы ездить из одного конца города в другой, не будучи уверенными в том, что они всегда смогут попасть на прием даже к какому-нибудь секретарю, который снимает свой домашний халат только для того, чтобы присутствовать при запоздалом моционе никем не виданного министра.
В тот же день мы проехались по разным базарам; какой повсюду блеск, какое богатство в лавках. Что дает наилучшее представление о численности населения, так это бесчисленное количество небольших лодок, которые покрывают канал между Скутари и Константинополем, и особенно между этим городом и Перой.
В глубине порта, разделяющего эти два города, находится адмиралтейство, где расположены верфи военного флота, и где линейные корабли стоят далеко в стороне от берега.
В другой раз мы посетили главные мечети города в сопровождении охраны из янычар, чтобы не быть убитыми истинными верующими, которые слишком не любят, чтобы христианские «собаки» заходили в эти священные места. Святая София удивила нас более всего своей величиной, другие мечети являлись в той или иной степени подражанием этой старой и знаменитой церкви.
Пока султан находился в своей деревне на канале, министр получил для нас разрешение побывать внутри сераля. Однако нам не позволили проникнуть в покои и сады гарема, хотя все женщины сопровождали султана за город.
Этот знаменитый дворец, так живо привлекающий любопытство всех иностранцев, нисколько не соответствует тому, как его себе представляют. Он состоит из множества домов, беседок, садов, соединенных одни с другими, но которые не создают ни единого архитектурного ансамбля, ни дают представления о богатствах и наслаждениях, средоточием которых он должен являться.
После осмотра города, мы объехали деревни, посетили Принцевы острова, Халкедон, пресноводные родники, находящиеся в глубине порта и являющиеся местом для восхитительных прогулок; кладбища, которые турки поддерживают со всей возможной тщательностью, и где мужчины собираются с одной стороны, а прекрасный пол — с другой. Эти богатые одеяния разных цветов и эти покрывала женщин производят волшебное впечатление среди могильных плит из белого мрамора, на которые падают тени деревьев. Это было время, когда султан создавал пехотные войска вопреки желанию народа и особенно янычар; венгерские и шведские офицеры, сбежавшие из своих стран, взялись обучать эти первые войска. Для них построили прекрасные казармы, одели в униформу, окружили роскошью. Создали военную школу для обучения молодых людей, которых готовили в офицеры. Их обучили фортификации, артиллерийскому ремеслу, и всем наукам, кои составляют военное искусство. Благодаря деспотической воле султана, которую питали мудрые идеи визиря Юсуфа, уже было подготовлено 17 тысяч человек для большей части пехоты. Визирь, проводя за городом смотр новой армии, позволил мне на нем присутствовать. Я поехал туда верхом в сопровождении мнимого переводчика. В момент прибытия визиря, ему отдали военные почести грохотом музыки, очень отдаленно напоминавшей европейскую. Он сошел на землю и вошел в прекрасный шатер, ему преподнесли трубку и кофе, и маневры начались. К несчастью, он оказал мне честь, впустив в свой шатер, и вместо того, чтобы наблюдать за войсками, мне пришлось принять трубку и кофе. Маневры закончились, а мы их видели только издалека. Войска прошли перед шатром, где мы находились, и, по крайней мере, тут я их смог разглядеть. Пехота была очень хороша, правда у нее не было ни той манеры держаться, ни той четкости, которые присущи нашим войскам; она довольно хорошо держала ряды и шла достаточно уверенным шагом. Артиллерия, в особенности конная, имела превосходных лошадей и выглядела довольно хорошо обученной; кавалерия оказалась плохой, как кавалерия регулярная, солдаты, сидящие на племенных жеребцах, не могли держать строй.
Если турки смогут поддерживать мужество и естественную стремительность в своих войсках, дисциплину, свойственную европейцам, они смогут однажды вновь достичь прежнего превосходства и снова наводить на мир ужас. Но они слишком стары, чтобы учиться; янычары слишком ревнивы к своим правам, а жизнь султана очень мало застрахована, для того, чтобы его могли бояться, чтобы такой новый порядок вещей смог развиться и стать стабильным.
В пятницу мы отправились посмотреть на проезд султана, который каждую неделю направляется в одну мечеть города во всем блеске своей короны. Его движение в окружении кортежа столь же многочисленного, сколь и богато одетого представляет любопытное театральное зрелище.
Общество Перы и Буюкдере было чрезвычайно приятным. Я, прежде всего, познакомился с одной очень красивой женщиной — госпожой Серпосс; родившись в Малой Азии, она обладала прекрасными глазами женщин Востока, но к этому добавила все изящество жительниц Европы. Наше знакомство состоялось и завершилось почти что в один и тот же день; будучи вдовой, она была хозяйкой своих действий, и я смог приходить к ней, дабы наслаждаться ее расположением со всей возможной легкостью. Жена неаполитанского консула, госпожа Марини, скоро отвлекла меня от этой связи, и хотя была она менее прекрасной и даже немного увядшей, ее любезность и особенно большей вкус к удовольствиям и любви привязали меня к ней и заставили навсегда покинуть госпожу Серпосс. С ней я проводил ночи, а утром, когда ее старый муж являлся в гостиную для завтрака с супругой, я входил через другую дверь пожелать семейству доброго дня и разделить с ними трапезу. Время от времени, чтобы чувствовать себя еще более свободной, госпожа Марини приезжала провести день-другой в дом, который ее муж имел в Буюкдере, и там без малейшего страха мы восхитительно наслаждались всеми удовольствиями, которые ее пылкое воображение могло придумать.
В то же время я был влюблен в дочерей нашего консула, но это была платоническая любовь, которая не имела иной цели, кроме как придать интерес нашим прогулкам и балам, на которых я присутствовал. Их брат, молодой человек, знавший все возможности Константинополя, время от времени находил для меня развлечения, отводя меня к одной старухе-гречанке, где мы находили дам ее национальности, а также армянок и евреек: в Турции нужно отказаться от надежды обладать турецкими женщинами; мусульмане столь суровы по этой части, что женщина, которая забылась с христианином, будет брошена в канал, а дом, который служил местом свиданий, подвергнется большому риску быть разрушенным.
Молодые турки, наоборот, очень любят приезжать покутить в Перу, где часто забывают предписания Магомета, и хмелеют от вина и от распутства. За некоторое время до моего приезда в Константинополь один мошенник, грек, чтобы привлечь побольше турецких молодых людей и заработать на этом побольше денег, уверял, что может предоставить им жен всех европейских министров и консулов; одному он преподносил супругу посла Франции, другому — жену поверенного России, который, однако же, не был женат, он в этом не дошел только до старой госпожи Гюбш, жены генерального консула Дании, чье имя не фигурировало среди плутовок, коих этот грек выдавал за стольких знатных дам. Молодые турки, вдохновленные своими удачами, начали хвастать этим в Константинополе; шум этого скандала дошел до визиря, который, дабы оградить нравы и здоровье своих молодых земляков, повелел издать циркуляр для всех иностранных министров, в котором он их предупреждал о бесчинствах их супруг и просил держать своих жен в большей строгости.