Капитан любезно направил корабль к Ревелю, где я собирался высадиться на берег, чтобы повидаться с отцом. Переход занял трое суток, к вечеру последнего дня мы увидели эстонские берега, высокие крепостные стены Ревеля и стоящую на рейде императорскую эскадру. С наступлением ночи фрегат подошел к порту и бросил якорь. Я бросился искать родительский дом, долгое отсутствие и кровопролитная война, которую я имел счастье с честью окончить, сделали для меня еще более драгоценным возвращение на родину и вид дорогого отца. Я почувствовал, что в первый раз переполнен религиозным духом, исходящим из сыновней нежности и привязанности, которую мне внушила русская земля.
Я был самым счастливым человеком, когда обнял своего отца, это было для меня окончанием войны и воздаянием за перенесенные тяготы. Он разделял мою радость и окружил меня лаской, в эти моменты я не мог бы даже подумать желать чего-то еще. Так мы провели пару недель, каждый день я знакомился с новыми кузенами и кузинами, так как в Эстляндии все друг другу родня. Затем мы вместе поехали в Петербург, который я сгорал от нетерпения увидеть. По дороге мы заехали в Гатчину, где находились тогда Императрица-мать и весь двор. Она приняла меня с всегдашним интересом, который проявляла к детям своей старинной подруги, нашей уважаемой матери. Все вокруг словно опьянели от окончания этой памятной войны, которая столь блестяще закончилась. Занимались только развлечениями. Император был на Венском конгрессе с тем, чтобы поставить точку в великом деле возрождения и установления баланса сил в Европе. До моего отъезда из Петербурга в 1812 году город и двор были погружены в самые тревожные раздумья, безнадежно искали посланного небом человека, который бы разгромил угрожающего России гиганта. Наиболее отважные предполагали кровопролитные, но безуспешные сражения, крестьянские бунты против помещиков, наши завоеванные границы и низвергнутую славу. Другие, потерявшие всякую надежду, считали борьбу безрассудной и уже протягивали свои дрожащие руки к цепям победителя.
Я был крайне озлоблен, не найдя в городе Филиссу; она недавно навсегда покинула Петербург: ее ревнивый муж посчитал более надежным вернуть ее во Францию. Ее сестра мадам Бертен осталась, чтобы дождаться своего друга Браницкого. Оба разочарованные, мы приняли решение утешаться вместе, у меня не было никого, кто бы мог меня заинтересовать, и я был в восторге от этой связи. В высшем свете я адресовал свои желания княгине Салтыковой, урожденной Головкиной, так как ей срочно нужен был любовник, то она приняла меня по рекомендации своей приятельницы.
Я ходил на все балы, как если бы мне было 18 лет, это было достаточно смешно. Тем временем я развлекался и никак нельзя сказать, что это было напрасно потраченное время.
1815
Меня назначили бригадиром двух уланских полков, Сибирского и Оренбургского. Они находились на марше из Гамбурга, где они состояли в корпусе под командованием генерала Беннигсена. Праздник закончился, я пустился в путь, чтобы занять свой пост на пути к Витебску.
Я выбрал не самую короткую дорогу и проехал через Москву. Какой же круг я сделал, чтобы вернуться в эту столицу, где был менее трех лет назад, и которую покинул, чтобы преследовать убегающую армию Наполеона! Мой путь лежал через Берлин, Лейпциг, Амстердам, Париж, Лондон, Готтенбург и Петербург.
Москва уже поднялась из руин. Купцы возобновили свою торговлю в лавках, построенных среди руин, господа жили в небольших частях своих бывших домов, церкви отстраивались заново, велись работы по расчистке развалин Кремля, перед взорванными стенами Арсенала были собраны более тысячи артиллерийских орудий, захваченных у различных армий Европы. Это зрелище несколько компенсировало грустный облик города, создаваемый отдельно стоящими трубами, дворцами без крыш, потемневшими от копоти куполами и обезлюдевшими улицами. Но Россия желала, чтобы Москва жила. Ее возрождающееся величие должно стать доказательством могущества нации. Со всех сторон в этот древний город рекой стекались рабочие и различные богатства.
Я повидался с графом Толстым, с которым расстался в Париже, он показал мне свою вторую дочь и позволил мне постараться ей понравиться. Она была очень молода, и я был первым, кто танцевал с ней, и первым, кто заставил ее почувствовать, что она красива. Не нужно было ничего больше, чтобы закрепить нашу добрую дружбу, мы расстались с грустью, договорившись возобновить наше знакомство будущей зимой в Петербурге.
С.П. Толстая.
Я прибыл в бригаду, заранее скучая от приготовленного мне времяпрепровождения: полки находились в плохом состоянии, а Витебск был бесцветным городом.
Но очень скоро Наполеон вывел нас из состояния скучного отдыха. Он преодолел морское пространство, отделявшее его от Франции, и во главе горсти солдат высадился во Фрежюсе. В Европе началась тревога. Австрийские генералы еще сочиняли планы, оценивая шансы и сроки продвижения Наполеона, когда последний преодолел препятствия и одним своим именем открыл себе дорогу на Париж. При первом известии о побеге ужасного пленника с острова Эльба император Александр прервал все дипломатические увертки конгресса, собравшегося в Вене, и послал войскам приказ выступать.
Все забурлило, гвардия покинула Петербург и направилась в Вильну, дивизия, частью которой была наша бригада, входила в Гвардейский корпус, мы возглавили колонну и направились к Полоцку.
Но фортуна, последнее усилие которой вернуло Бонапарту трон Людовиков, устала от его амбиций и не имела сил доставить ему победу над талантом Веллингтона и отвагой Блюхера. Эти два генерала нанесли последний удар колоссу, который единственный мог прервать работу объединенной Европы и угрожать ее независимости. Он пал столь же стремительно, как и возродился. Единственное сражение при Белль-Альянсе (или Ватерлоо) закончило новый этап борьбы; Бонапарт, который одной победой вернул себе главенство над Францией, не нашел больше сил для того, чтобы пережить катастрофу. Париж вновь был занят, император Александр снова вернулся туда, как посредник и как покровитель самого слабого.
Армия под командованием князя Барклая де Толли расположилась лагерем на севере Франции, гвардия получила приказ остановиться около Вильны. Наша бригада стояла в Ковно. Я воспользовался счастливым случаем, чтобы съездить в Курляндию, развлечься в Либаве и искупаться там в море. Затем я вернулся в Вильну, чтобы продолжить удовольствия. Приход гвардии собрал в этом городе самых красивых женщин Польши. Командующий корпусом генерал Милорадович не упустил этого прекрасного случая, чтобы влюбиться, он устраивал праздники, но не платил за них.
Пока мы танцевали в Вильне, Император защищал в Париже интересы Франции, которую английская ревность и прусская жадность хотели бы разрушить до основания.
С тем, чтобы придать больше веса своему посредничеству и потрясти Европу, Император собрал в Вертю, на равнине Шампани, 150 тысяч человек своей армии. Он пригласил государей Австрии и Пруссии, германских принцев, Веллингтона и всех иностранцев, военных и дипломатов, присутствовать на смотре, который он устраивал своим войскам.
Перед удивленным взором многих тысяч зрителей наша армия предстала собранной в одном месте, в самом строгом порядке, заново обмундированная, заботливо экипированная всем необходимым, обученная всем тонкостям военного дела. Этот военный триумф длился несколько дней, вся роскошь и все пиршества Парижа украсили биваки нашей армии. Окруженный этим прекрасным инструментом своего могущества, Император в Вертю на желаемых им условиях определил условия мира, было решено оставить во Франции оккупационную армию, составленную из войск всех союзных наций и вверенную командованию лорда Веллингтона.
От России почетную миссию остаться во Франции во главе 30 тысяч человек, собранных из различных корпусов армии фельдмаршала Барклая де Толли, получил граф Михаил Воронцов. Остальные войска направились в Россию, мы получили приказ возвратиться в Петербург и в места нашего постоянного расположения. Наполеон, который еще раз заставил всю Европу взяться за оружие, печально отправился на остров Святой Елены.
Мы расположились в Великих Луках, городе еще менее приятном, чем Витебск. На зиму я уехал в Петербург, где прилежно ухаживал за молодой графиней Толстой.
1816
Ее родители предоставили нам все возможности для встреч, в ее доме меня принимали, как своего, дядя графини граф Остерман давал в ее честь балы, которые я усердно посещал. Казалось, что все способствует тем нежным чувствам, которыми молодая девушка отвечала на мои ухаживания. В этом браке меня устраивало все, кроме разницы в годах, мне скоро должно было исполниться тридцать, а ей было всего 16 лет; я вскоре должен был покинуть блестящие удовольствия высшего света, а она только входила в него. Перед отъездом из Петербурга, когда я собирался выехать к своей бригаде, а граф Толстой — возвратиться в Москву, мы расстались в надежде вновь встретиться будущей зимой. С этого времени размышления о разнице в возрасте начали уменьшать мое стремление к этому браку и заставили меня предоставить судьбе решение этого вопроса.
Я переехал в Ржев, где очень хорошо себя чувствовал в обществе бородатых купцов, составлявших почти все население этого города. Его расположение на берегу Волги также было очень полезно для торговли. В течение многих лет в городе не стояли войска, поэтому мы были приняты с радостью, нас встретили с гостеприимством и хлебосольством, которыми отличались счастливые внутренние губернии Империи.
Не успел я расположиться в новом гарнизоне, как последовало назначение меня дивизионным командиром 2-й драгунской дивизии. Я прибыл в Петербург, чтобы устроить свои дела; в течение 6 дней все было окончено, и я направился в город Гадяч Полтавской губернии, где располагалась штаб-квартира моего нового командования.