гере перед Козлуджей, который был мало приспособлен для этого в силу своей невыгодной позиции. Ожидание было невыносимо потому, что мы оставались в неведении по поводу безопасности нашего будущего пути. Таким образом, в небольшой солдатской палатке мы провели день 22 июля, именины императрицы-матери, который на протяжении стольких лет был днем великолепного праздника в Петергофе. Для императора и для всех нас этот контраст был ошеломительным, он поверг нас в меланхолию, которая стала предощущением того, что день 22 июля больше не будет для императрицы-матери праздником.
Под командованием адъютанта Толстого я направил две роты егерей занять дорогу через лес на выходе из долины Козлуджи. Нетерпение императора не позволило нам ожидать дольше, и на следующий день мы свернули лагерь. В первый раз император уступил настойчивым просьбам свиты и согласился до выхода из леса двигаться рядом с пехотой, следуя между авангардом и первыми рядами наших двух слабых батальонов. Один из наших егерей получил пулю из засады, которую разведчики не смогли обнаружить. Через несколько часов мы оказались на возвышенном и весьма приятном для глаз плато, покрытом великолепной растительностью.
Наконец, высланные вперед казаки увидели вдалеке Варну, берег моря и наш флот. Этот вид был столь же величественен, сколь и радостен для нас. Он вселил в нас уверенность в том, что Меншиков осуществил требуемые действия и наш флот занял ту позицию, которую ему было приказано. Достигнув небольшого укрепления, мы нашли в нем казачий пост и ставку отряда генерала Делинсгаузена. Здесь мы узнали о том, что ему пришлось выдержать жаркие бои на подступах к Каварне. Совершив утомительный изнурительной жарой переход, мы стали лагерем в этом месте. Ночью нам, наконец, сообщили о том, что накануне, соединившись с отрядом князя Меншикова, генерал Делинсгаузен побил все вышедшие из крепости войска, и после ожесточенного сопротивления отбросил их обратно в город. Затем он укрепился на высотах, господствовавших над городскими окраинами.
На заре мы вновь отправились в путь и к десяти часам утра достигли расположения князя Меншикова. У наших ног лежала Варна со всеми своими укреплениями, разноцветные палатки турецкого лагеря, их знамена, центр города и наши линейные корабли. Император объездил все войска, поблагодарил 13 и 14-й егерские полки, которым столько пришлось выдержать во время осады Анапы, и обсудил с князем Меншиковым план штурма Варны. Затем он вновь сел на лошадь с тем, чтобы, вернувшись на несколько верст назад, оказаться в приготовленном для него месте посадки на корабли. Высокие и покрытые лесом берега, по которым надо было спускаться по одному, с риском сломать себе шею, представляли большие трудности для перевозки наших обозов и кухонных принадлежностей. Это дело было поручено конным артиллеристам донских казаков, и там, где они опасались спускаться даже пешком, были найдены способы провезти передки своих пушек. Наш переход прикрывал пехотный батальон, который князь Меншиков расположил в густом кустарнике и на склонах, спускавшихся к Варне. Все в поту, мы не без труда спустились на берег моря там, где между скал находилась небольшая бухта. Там нас ждала большая лодка с матросами Гвардейского Морского экипажа, теми самыми, которые в Петербурге были гребцами императора. Весь Морской экипаж вышел из Петербурга с остальными полками и теперь находился на различных линейных кораблях. Прислугу и обоз разместили в другой лодке.
В море нас ждал пароходный катер для того, чтобы побыстрее доставить нас на трехпалубный адмиральский корабль «Париж». Впервые вступившего на борт корабля черноморского флота императора встретил адмирал Грейг. С палубы «Парижа» мы видели Варну на всем ее протяжении, вплоть до каждой амбразуры на укреплениях. Огромный рейд был достаточно хорошо укрыт от северного и южного ветра, но оставался открытым для ветра восточного. Наш флот, состоявший из девяти линейных кораблей, множества фрегатов и корветов, большого количества малых и транспортных судов, находился прямо напротив минаретов и артиллерийских батарей Варны. В то время, пока наши люди и обоз перемещались на борт фрегата «Флора», который должен был доставить нас в Одессу, на верхней палубе для императора был накрыт обед. К вечеру император прибыл на это судно, подняли якорь, паруса наполнились ветром и в первый раз штандарт императора был развернут на этом море, к которому так страстно стремился Петр I, и которое было завоевано Екатериной II. Весь флот приветствовал императора залпом из всех орудий, сообщив, тем самым, удивленным туркам о присутствии и отбытии российского государя. Погода была прекрасной, благоприятный, но не слишком сильный ветер дул в стороны родных берегов, которые предстали перед нашими глазами на следующий после отплытия день. Этот морской переход доставил нам большое удовольствие.
На четвертый день мы увидели обрывистые берега, на которых простирались вдаль невозделанные и однообразные степи, окружавшие Одессу. Затем мы смогли различить на берегу постройки и тщательно ухоженные сады, наконец, на берегу моря нашим глазам открылся и с каждой минутой приближался дом, где жила Ее Величество императрица. Император устремил не него свой взор, пытаясь там увидеть свою супругу и дочь (великая княжна Мария сопровождала свою августейшую мать). Очень скоро развевавшийся на верхушке мачты нашего фрегата императорский штандарт вызвал оживление в свите императрицы, мы ясно видели, как сбегались люди, чтобы рассмотреть наше судно. Вот уже убраны паруса, брошен якорь, спущена на воду шлюпка и наши крепкие гребцы стремительно доставили нас к ногам императрицы, которая прибежала в нижний сад для того, чтобы броситься в объятия своего супруга. Свидание было еще более трогательно, так как оно было неожиданно для императрицы. Мы все были искренне рады. Со времени нашего отъезда с берегов Дуная у нас еще ни разу не было случая зайти в дом, мы не находились в присутствии женщин, мы видели только лагеря, разрушения и несчастья. И вдруг, как по волшебству, мы оказались в очаровательном доме, где все дышало красотой, счастьем и радостью. Были накрыты столы, император и императрица обедали в своих покоях, а придворные дамы и фрейлины оказали нам честь отобедать с нами, что стало для нас настоящим праздником. После этого я направился в город, где с величайшей радостью повидался с моими старыми друзьями графом Воронцовым и Львом Нарышкиным, все было нам в радость.
Со свойственной ему энергией император воспользовался своим пребыванием для того, чтобы проинспектировать резервные батальоны и посетить различные учреждения Одессы. Затем он пожелал посетить верфи Николаева, и поднялся на борт корвета, который должен был плыть на буксире парового катера, императрица сопровождала его. В момент приготовления к отъезду из Варны прибыл адъютант с новостью о том, что в ходе ожесточенного боя перед этой крепостью был опасно ранен князь Меншиков. Неприятельское ядро пролетело у него между ног и вырвало в этом месте плоть, что поставило его жизнь под угрозу. Необходимо было немедленно позаботиться о его замене.
Константин Христофорович Бенкендорф с женой Натальей Максимовной, урожденной Алопеус.
Император уполномочил меня сделать соответствующее предложение графу Воронцову и прибыть с его ответом в Николаев, куда я должен был наземным путем прибыть в то же время, что и он по воде. По существу переговоры были легкими, граф с удовольствием принял предложение и на следующий же день он прибыл к месту своего нового назначения. Я отвез эту новость в Николаев, что окончательно уверило императора в успехе осады Варны. Он во всех деталях осмотрел сооружения этого важного арсенала нашего черноморского флота, который был основан князем Потемкиным и во многом усовершенствован знаниями и усердием адмирала Грейга, который с необыкновенной энергией работал там на протяжении двух десятков лет.
Здесь все было поставлено на широкую ногу и хорошо управлялось — Артиллерийская и Кораблестроительная школы, склады и стройки. Созданный в пустыне по воле могущественного фаворита Екатерины город быстро рос, его украшали красивые здания, церкви, проспекты. Все здесь свидетельствовало о созидающей силе гения и могущества России. После двухдневного пребывания в городе, в самую прекрасную погоду мы вновь взошли на борт, на буксире у парового катера наш изящный корвет величественно прошел перед завоеванным берегом Очакова и Кинбурна. С гордостью вспоминаешь о родившейся здесь славе Суворова, который сбросил в море огромный турецкий десант, здесь еще видны старинные башни, указывавшие на расположение этой крепости, служившей передовым постом османского владычества, которая пала перед храбростью и кровью, пролитой нашими доблестными солдатами. Батареи форта Кинбурна и Очакова артиллерийскими залпами приветствовали императорский флаг. К вечеру поднялся сильный встречный ветер, от которого императрице стало плохо, из-за чего все плавание потеряло всякое очарование. Только к утру, после сильной качки, мы бросили якорь перед Одессой.
Я был совершенно не готов к той обжигающей боли, которая меня ожидала. Тот же адъютант, который привез известие о ранении князя Меншикова, сообщил о гибели моего замечательного брата. Император, не пожелавший сообщить мне об этом при отъезде, взял на себя эту печальную обязанность в день нашего возвращения. Несмотря на все его заботу и мягкость, с которыми он сообщил мне эту ужасную весть, она потрясла меня до глубины души и отняла все физические и моральные силы. Я был безутешен и ушел к себе для того, чтобы выплакаться и предаться скорби. Мой несчастный брат стал жертвой болезни, явившейся следствием тягот войны. В Праводах, где он командовал отрядом, не было ни врачей, ни медицины, и он умер от отсутствия лечения. У него остались сын и дочь, после смерти матери его сын жил в Петербурге у моей жены, куда через несколько месяцев приехала из Штутгарта и его дочь, жившая там под присмотром гувернантки. В Штутгарте находилась могила жены моего брата, он завещал похоронить его рядом с ней, его тело было перевезено и захоронено в том месте, где он построил памятник своей любимой супруге. Для того чт