В тот же день при прибыли на ночевку в Белосток, где остановились в красивом императорском замке, бывшей резиденции госпожи Краковской, сестры последнего польского короля. Здесь императора ожидал командир Отдельного Литовского корпуса генерал Розен. Дворцовый сад привлек особое внимание императора и после отдыха, случившегося в первый раз после отъезда из Динабурга, он продолжил свою поездку. При великолепной погоде он направился к Тыкоцину, расположенному на границе России и Царства Польского. После войны 1806 и 1807 годов у меня не было случая побывать в этих местах. Тем не менее, я полагал, что смогу узнать их, как узнают места, которые изъезжены верхом на лошади вдоль и поперек. Я даже сказал императору, что по дороге смогу рассказать ему о тех позициях, сражениях и перемещениях, которые наша армия произвела в этих местах. Но после выезда из Белостока к моему величайшему удивлению я увидел, что вместо глубокого песка и болот, которые я видел здесь раньше, мы едем по прекрасной мощеной дороге, подъезды к Тыкоцину также изменились. Шаткий мост и грязная плотина исчезли, маленький город приобрел чистый и ухоженный вид. Все вокруг преобразилось, самый бедный, грязный и промышленно отсталый край как по волшебству стал цивилизованной, богатой и ухоженной страной. Дороги были прекрасно обустроены, города — чисты, земля — тщательно возделана. Местное население было довольно, фабрики заполнены иностранными рабочими. Одним словом — все, что мудрое и заботливое правительство могло предпринять за полвека, было сделано императором Александром за 15 лет. Самая неискоренимая неблагодарность молодых польских патриотов была принуждена отступить перед очевидностью истины и признания того, что император вновь вернул к жизни эту часть Польши.
Доехав до Пултуска и оказавшись на полях сражений, где 23 года назад я видел, как военная удача Наполеона была остановлена нашими храбрыми батальонами, я не смог удержаться, и предался воспоминаниям об этом времени и о великих событиях, которые за ним последовали.
Наполеон победил в Варшаве и угрожал России, поляки уже гордились несбыточными надеждами на свое возрождение, наши усталые и павшие духом армии вернулись в границы империи. А теперь Наполеон вот уже многие годы существует только на страницах истории, Париж увидел наши победоносные знамена, поляки стали нашими подданными и обязаны своим счастьем только благородству императора Александра, а я сижу в коляске рядом с могущественным государем России, королем той самой Польши, где я сражался, защищая наши собственные границы. Эти чередования упадка и процветания, унижения и славы настроили нас на философские размышления, которые сопровождали нас до главной площади небольшого городка Пултуска, где для почетного сопровождения императора была приготовлена воинская часть.
Через некоторое время сюда прибыла императрица, и мы провели ночь в Пултуске. На следующий день Их Величества со всей свитой направились в Варшаву. К обеду прибыли в имение князя Понятовского Яблонное Йолли, находившееся в 14 верстах от Варшавы. Здесь ожидавший императора великий князь Константин представил ему доклады. Через некоторое время сюда же приехала и его супруга княгиня Лович. Оба брата с супругами пообедали вместе в обстановке сердечной близости.
Вечером того же дня я приехал в Варшаву с тем, чтобы отдать некоторые распоряжения в связи с завтрашними торжествами. С раннего утра следующего дня все русские и польские войска при оружии заняли свои заранее обозначенные места. Кавалерия находилась на другом берегу Вислы, пехота стояла на тех улицах, по которым император и императрица должны были въехать в город.
Специально к этому дню ниже Пражского моста по течению реки был построен другой мост с тем, чтобы кортеж проехал через большую часть города и одновременно избежал крутого подъема, который вел к Варшаве от Пражского моста. Все население столицы Польши, включая иностранцев и горожан, поспешили занять места у окон домов, на балконах и на улицах города. Великолепная погода стояла в городе и его окрестностях, которые весна уже украсила цветами и зеленью. По ту сторону моста великий князь Константин и вся императорская свита сели на лошадей. В первый раз я видел войска под командованием великого князя. Они отличались превосходной выправкой, прекрасным обмундированием и наилучшим выбором людей и лошадей. Русские полки, два из которых были гвардейские пехотные и три кавалерийские, вместе с польскими полками составляли дивизии. Их внешний вид был совершенно одинаков и, глядя на них, можно было сказать, что между войсками и двумя нациями было достигнуто полное единение. Великий князь попросил меня проехать перед первыми полками кавалерии. После каждой моей похвалы прекрасной выправке и элегантности своих войск на лице великого князя появлялось выражение полного удовлетворения. Перед первым взводом полка Подольских кирасир он представил мне своего родного сына поручика Александрова, который был ему рожден французской женой одного фельдъегеря, и к которому он был нежно привязан.
Царь Польский Николай I.
Наконец, появились кареты, в которых ехали император, императрица и наследник. Они остановились в небольшом доме за пределами предместья Праги, где императрица окончила свой туалет, и где Их Величеств ожидали парадные коляски и первые придворные кавалеры. Через несколько мгновений император сел на лошадь, и весь кортеж пришел в движение. Войска, которые впервые видели своего молодого и красивого государя, по традиции радостно приветствовали его криками «Ура!». Я внимательно наблюдал за лицами солдат, поляки, как и русские, с удовольствием глядели на императора, они казались одушевлены тем же желанием ему понравиться. В тот момент, когда император со свитой были на мосту, лошадь великого князя неожиданно рванулась в сторону и, несмотря на все усилия всадника, не желала идти в нужном направлении. Разгневанный великий князь был вынужден спешиться и пешком пройти по мосту и через часть города, пока ему не подвели лошадь, сменившую ту, которая после многих лет службы впервые отказалась повиноваться. Продолжая командовать парадом и следуя за императором со шпагой в руке, великий князь, казалось, был полностью лишен того удовлетворения, на которое он мог рассчитывать, представляя во всем блеске находившиеся под его командованием войска. Он казался потерянным и его вид внушал страх всем тем, кто находился под его командованием, и кто привык видеть немилость в раздраженных глазах своего разгневанного командира. Это происшествие, несмотря на всю свою малозначимость, бросило тень на весь день и поразило всех присутствовавших.
Народ и войска встретили своего государя восторженными возгласами, на балконах и у окон женщины махали платочками. Они казались в полном восхищении от красоты императора и, в особенности, от очарования и утонченности наследника, от любезных поклонов императрицы, от грациозности и элегантности ее манеры держать себя. Наконец, самый придирчивый наблюдатель не обнаружил бы в этих людях, собравшихся по пути следования своих государей, ничего, кроме радости и преданности верного народа. Именно так они показали себя в наших глазах, именно так оно и было в действительности, по крайней мере, в основной массе людей.
Император остановился перед католическим кафедральным собором, где к великому удовольствию приверженцев этой религии, он причастился святой водой и принял знаки уважения духовенства. Он спешился у входа в королевский дворец и дождался императрицу с тем, чтобы помочь ей выйти из коляски. У подножия лестницы их ожидала княгиня Лович и знатнейшие дамы Польши для того, чтобы встретить и приветствовать своих государей. Огромная толпа продолжала толпиться вокруг дворца, в надежде увидеть своего короля. После обеда он вышел, предложил руку своей супруге и пешком, без свиты и охраны, в толпе людей направился к великому князю. Это доказательство доверия и простота поведения привели в восхищение всех зрителей, общие крики «Виват!» приветствовали августейшую чету и сопровождали ее на значительном расстоянии от Дворцовой площади, пока император по доброте своей не сделал народу знак, что больше не нужно его сопровождать.
На следующий день Его Величество показался на параде на Саксонской площади, здесь его появления ожидала огромная толпа народа, все жаждали его видеть. Войска также были полны желания ему понравиться, все свидетельствовало об удовлетворении и безопасности.
Великий князь стремился показать пример уважения и старания. Во время парада он вел себя, как простой генерал, казалось, что он робел в присутствии своего государя. Он лично проехал на правый фланг парада, а при втором проходе войск он замыкал их движение с портфелем в руках для того, чтобы получить и записать приказания императора.
Все свидетельствовало о полнейшем согласии между обоими братьями, и император делал все от него зависящее для поддержания и укрепления этого положения. Но пребывание государя стесняло великого князя. На протяжении многих лет он привык подчиняться только самому себе, вошел в обыкновение приказывать как начальник. Теперь, когда он был вынужден как минимум подавать пример подчинения, он опасался преследующего взгляда императора, зная о том, что существует недовольство теми решениями, которые он позволял себе принимать, а также его резкостью и, подчас, чрезмерной суровостью. Его ближайшее окружение опасалось ответственности в то время, когда поляки надеялись на перемены, в частности, на ограничение власти великого князя. Две столь противоположные друг другу позиции усложняли положение императора. Компромиссного решения не могло быть. Надо было либо поссориться со своим старшим братом, который признал его в качестве императора России и предоставил ему трон, либо проиграть во мнении своих новых подданных поляков, показав им, что он не может и не желает изменить их подчиненное великому князю положение. Словом, что их интересы приносятся в жертву братским связям с тем, чьи притеснения вызвали их жалобы.