Князь Меттерних был поражен той силой и сдержанностью, с которыми император обрисовал позицию Европы, и свои собственные намерения. Он нашел их столь справедливыми и столь соответствующими интересам Австрии, что ему осталось только умом и сердцем разделить суть сказанного императором, поблагодарить его и торжественно обещать искреннее и дружеское содействие своего государя.
Выйдя из кабинета императора, все собрались на обед. Я хорошо знал князя Меттерниха по пребыванию в Париже в 1807 году, когда нас сблизил поиск любовных приключений, мы быстро вернулись к старинным и добрым отношениям. Он мне сказал:
— Переговоры в Мюнхенгреце окончены, мне нечего к ним добавить. Раньше на встречах государей целыми месяцами спорили и марали бумагу. У Вашего государя иной подход: за один час он все закончил и все разрешил. Меттерних не мог нахвалиться Николаем, он даже громко заявил, что станет его министром, так как это отвечает интересам австрийской короны и монархической Европы. С этого времени наш вице-канцлер граф Нессельроде мог только присоединиться к сговорчивой и искренней манере, с которой Меттерних вел с ним дела. Больше не было дискуссий, все происходило с общего согласия. Оба правительства, венское и петербургское, объединились в проведении единой политики, консервативной по характеру и готовой вооружиться против бунта, где бы он ни поднял голову.
Обращение князя Меттерниха и особенно его молодой супруги со своим государем потрясли нас с первого же дня, казалось, они полностью подчинили двор. Оно резко контрастировало с простым поведением императора Франца и скромностью императрицы. Человек, не знавший в лицо этих людей, мог бы ошибиться, приняв одних за важных господ, а других за государей. Только присмотревшись ближе, можно было понять, что император искренне доверял своему министру, полностью преданному ему и его славе, чему он служил со всем усердием и всеми своими замечательными способностями. Пожилой и уставший от своего долгого и сопровождавшегося великими испытаниями царствования император передал Меттерниху ведение всех политических дел в Европе, а также своих домашних дел. Он оставил себе лишь общее руководство внутренним управлением и правосудием — то есть те вопросы, которые были ему хорошо знакомы за долгие годы правления. Это стало источником любви и глубокого почитания со стороны преданных подданных всех классов и состояния.
Австрийский император Франц I.
Десять дней нашего пребывания в Мюнхенгреце прошли очень спокойно, словно мы были в имении богатого господина. В небольшой двухместной коляске император Франц лично вывез императора Николая на охоту, и несколько часов развлекался с ним, стреляя фазанов и прочую дичь, которая в прекрасных заповедниках Богемии размножилась в огромном количестве. Обедали всегда вместе, после обеда развлекались игрой на бильярде. Княгиня Меттерних руководила игрой с трогательной веселостью, вечерами в замке происходили театральные представления. Актеров привезли из Праги, в оркестре играли музыканты из ближайшего пехотного полка, которые ни в чем не уступали даже лучшим артистам. Богемия — это родина музыки, она слышалась повсюду, даже в самых маленьких селениях, во всех трактирах были свои музыканты.
В нескольких милях от Мюнхенгреца были собраны несколько батальонов пехоты, два батальона артиллерии, по одному батальону кирасир и улан. За полчаса император Франц довез туда нашего государя и представил ему свои войска. Много людей приехало на место парада из Праги и ее окрестностей. Столь великолепные в этой части Богемии места, создавали богатый и столь же живописный вид. Яркое солнце освещало всю эту красоту, замки, руины и расположенные недалеко горы. Войска были построены в две линии, первую составляла пехота, из которой выделялись красотой три батальона гренадер, а также своей непринужденной выправкой два батальона егерей. Вторую линию составляла кавалерия, артиллерийские батареи находились на флангах обеих линий. Кирасиры нас поразили неподвижностью на месте людей и лошадей — то, что требуется от этих войск. Уланы нас удивили своей похожестью на соответствующие войска в русской армии. После того, как мы шагом проехали перед всеми войсками, они медленно сдвинулись с места, произведя перестроения по устаревшей тактике, и показали нам зрелище военных учений. Уланы были единственными, кто расторопно двигался по флангам, как и надлежало выученной кавалерии, они уверенно управлялись с лошадьми и своим оружием. Артиллерия была неповоротлива и из рук вон плохо экипирована, но, тем не менее, стреляла достаточно быстро и в величайшем порядке. Все виденное нами доказывало, что войска были хорошими, но в смысле выучки они не продвинулись вперед со времен Семилетней войны. Их обучение длилось долго, и было плохо поставлено.
Только егеря действовали по системе более приспособленной к войне, они единственные, кто казался наиболее подготовленными к современной тактике. После окончания учений все войска прошли перед императорами парадным маршем, после этого они сели в коляску для того, чтобы возвратиться в Мюнхенгрец к обеду.
На следующий день австрийский император назначил нашего государя шефом того гусарского полка, который был ему представлен накануне. Вскоре, благодаря заботам командира полка полковника Вюбнера, была пошита полная полковая форма, и два дня спустя император Николай в ней командовал парадом как шеф полка, вывел его на учения и затем провел перед императором и императрицей, прибывших к его окончанию.
Расположившись в качестве полковника позади дивизионного и бригадного командиров, император отдал честь государям Австрии и после доклада их величествам прошел перед ними во главе своего полка. На всех присутствующих произвели прекрасное впечатление его великолепная фигура, облаченная в элегантный венгерский мундир, его красивая посадка на лошадь и та серьезность, с которой он исполнял свои обязанности полковника. Офицеры полка и простые гусары были в восхищении и очень гордились тем, что ими командовал самый могущественный государь на земле и самый красивый мужчина в Европе. Он собрал вокруг себя офицеров и говорил с ними по доброму и с убежденностью об их обязанностях по отношению к их почтенному государю и о своей искренней к нему привязанности. В частности он сказал полковнику, что истинный долг офицера и дворянина заключается в том, чтобы не ограничиваться только преданностью к действующему государю, но в печальном случае его кончины, он должен перенести свою преданность на его преемника, и на свою родину, которой они служат на троне. Военные должны давать пример усердия и повиновения, которые только и могут обеспечить счастье и славу их империи. Что до самого императора Николая, он всегда будет готов оказать ему помощь по службе и будет внимательно следить за судьбой Австрии и за могуществом императорского дома.
Эти слова, равно как и все поведение императора, то уважение, которым он окружил старость Франца I, его отношение к императрице, его искренность по отношению к приближенным императорского двора, его вежливое обращение с дамами, его прогулки во фраке и без охраны среди простых людей, все это покорило всех вокруг. Он завоевал все сердца и вызвал самое нежное и преданное к себе отношение императора и его добродетельной августейшей супруги. Император Франц попросил у Николая дружбы и защиты по отношению к слабому и больному наследнику короны, заверил его, что в своем завещании он потребует от своего сына, чтобы он во время царствования ничего не предпринимал, не спросив мнения императора Николая. Иными словами, он передал в руки нашего государя и оставил на его усмотрение будущую судьбу Австрии. Это было ярким свидетельством его уважения добрых намерений Николая и, в то же время, продемонстрировало всю проницательность его ловкого ума, которому удалось распознать и понять благородный и настойчивый нрав Николая. Подобным поведением он шел навстречу интересам своего сына и империи, которой последний призван был управлять после него.
Мы все были окружены добротой Франца I, часто он удостаивал меня очень веселой и остроумной беседой, заставив меня несколько раз смеяться от всего сердца. Особенно забавными были его венский акцент и выражения, присущие совершенно всем жителям Вены.
Также как и в Шведте, в Мюнхенгреце было решено, что три державы будут придерживаться единой политики во всех польских делах, что с общего согласия они будут подавлять бунты везде, где бы они не подняли голову, и что с этого времени ни в одной из союзных стран не смогут найти себе убежище нарушители общественного порядка. Они должны быть преданы суду в той державе, где будут признаны виновными.
Я был награжден лентой ордена Св. Этьена первой степени, а в Шведте король Пруссии удостоил меня ордена Черного Орла.
Все расстались, весьма довольные друг другом. После десятидневного пребывания мы снова сели в коляску и по тракту доехали до Модлина, оставив Варшаву справа.
Вокруг только и было разговоров, что о покушении на жизнь императора, о всеобщем возбуждении умов против него, все за него очень боялись. Вся Россия содрогнулась от известия о том, что он возвращается через Польшу. А он появился там совсем один, сопровождаемый только мной и одним фельдъегерем, следовавшем позади нашей коляски. Маршал Паскевич расставил на почтовых станциях немногочисленные казачьи эскорты, которые должны были охранять проезд императора. На остановках он принимал прошения, которые приносили ему поляки, милостиво беседовал с ними. Казалось, он находился среди своих преданных подданных, нимало не заботясь о мерях предосторожности. Тем не менее, все происходившее не уменьшало моего беспокойства, но я сказал себе, что столь благородная храбрость должна была остановить даже руку убийцы.
Мы приехали в Модлин темной и дождливой ночью по недавно проложенной и совершенно разбитой дороге. Князь Паскевич прибыл в Лович с тем, чтобы встретить императора и сопроводить его к новой крепости, рядом с которой в одном большом лагере были собраны два армейских корпуса под командованием генералов Ридигера и Крейца. Модлин был старинной крепостью на месте впадения Нарева в Вислу, поставленной Карлом XII во время его победоносной войны в Польше. Слабое республиканское правительство королевства оставило лишь воспоминания об укреплении в этом очень важ