пойманы и преступные пожары погаснут. Говорили только о заботе монарха к своему добропорядочному городу, куда он приезжает при каждой опасности с тем, чтобы прийти ему на помощь. Между тем, на следующий день после нашего приезда вечером пожар загорелся на другом берегу реки в квартале, полностью застроенном деревянными домами. Император взял меня с собой, и мы приехали на пожар почти одновременно с первыми пожарными. Он лично взял на себя командование ими и вблизи от пламени, находясь в узком и загроможденном дворе, он руководил спасательными работами. Офицеры и рядовые пожарные трудились с несравненным усердием и смелостью, все старались отличиться на глазах и под командованием своего государя. Менее чем через полчаса огонь был побежден, он перестал быть опасным раньше, чем был потушен — ничто не сгорело кроме той части дома, которая уже была охвачена огнем.
Через два дня новый пожар разгорелся в районе бульваров, там, где были казармы. Император направился туда с той же стремительностью и уже через несколько минут большой деревянный дом, пылавший как костер, усилиями пожарных был разрушен, а пламя погашено. Собравшийся там толпой народ окружил небольшой экипаж императора для того, чтобы посмотреть и благословить своего государя, который, как и они, следил за безопасностью Москвы. Несмотря на полный мрак, ставший еще темнее после всполохов пожара, толпа узнала императора, окружила его и сопровождала его экипаж, пока лошади не унесли его вперед. Крики «Ура!» сопровождали его отъезд и окончание пожара.
Наконец, были найдены несколько несчастных, уличенных в том, что они подожгли несколько домов. Вскоре было проведено следствие, они были сечены хлыстом в тех местах, где совершили свое преступление. Эти меры успокоили тревогу жителей, никто не сомневался в том, что только присутствие императора обеспечило поимку преступников. Пожары прекратились, вновь возродились чувства доверия и безопасности, превратившиеся в благодарность и в восхищение всемогущим государем, который всего за несколько дней смог задержать и наказать злодеев, остававшихся неуловимыми в течение нескольких месяцев преследования полицией. После шестидневного пребывания в Москве, в течение которого он каждый день посещал общественные места, образовательные учреждения и богоугодные заведения, мы сели в коляску и вышли из нее только у лестницы Зимнего Дворца в Петербурге.
1834
Зимой давались балы и праздники, все те, чье общественное положение позволяло их организовывать и пригласить на них императорскую чету, первыми стремились добиться этой чести. Императрица давала свое согласие с очаровательной благосклонностью и радостью, с каждым годом она пользовалась все большей любовью и преданностью. Казалось, она рождена только для счастья своего супруга и своих детей, для всеобщей радости и для облегчения страданий несчастных. Она была любима своей семьей и своим окружением, она никогда не вмешивалась в дела иначе как для того, чтобы добиться прощения императора, в России она казалась заботливым ангелом и идеалом семейного счастья.
«На балу». Рисунок императора Николая I.
В то время как мы в России пользовались всеми благами мира и отеческого, постоянно улучшавшегося руководства, пока у нас благоустраивались все отрасли управления, все социальные классы были едины в своих принципах и в своей приверженности трону, остальная Европа была в смятении, народы раздирались различными движениями и идеями.
В Англии с новой силой возродилась старинная вражда между тори и вигами, словно для усиления разногласий в эту борьбу вмешалась новая партия. Либералы хотели все поменять, они осуждали свою старинную конституцию и привилегии, и как безумные шли навстречу анархии и народным волнениям.
Во Франции регулярно повторялись кровопролитные события, и, несмотря на мудрость короля, она находилась в борьбе с самой собой. Легитимисты по родовой традиции требовали прихода к власти Генриха V и восстановления белого знамени. Доктринеры стремились поддержать Хартию в том виде, в котором она появилась в результате бунта, передавшего трон Луи-Филиппу. Республиканцы требовали возврата к временам Директории. Анархисты попросту желали беспорядков. Наконец, партия бонапартистов, сама не слишком хорошо понимавшая, чего она хочет, горько сожалела только о временах побед и о поре разграбления Германии и Италии. Все эти партии постоянно сталкивались, боролись друг с другом и стремились захватить власть. В Париже каждый человек пытался объединить народ, Национальную гвардию постоянно поднимали по тревоге для разгона собраний или ареста подстрекателей. Регулярные войска очень устали от этого и страстно ожидали того момента, когда можно будет разом покончить со всеми демонстрациями. Король лавировал между всеми этими убеждениями, старался всех успокоить и своим поведением пытался внушить доверие кабинетам Европы.
Англия пыталась добиться его полного присоединения к политике реформ, проводимой ее правительством, и к ее поистине детской зависти к тому, что они называли расширением московского могущества. Лондонские и парижские газеты продолжали настраивать Европу против нас, призывали к совместному крестовому походу с целью свержения, как они говорили, того ига, которым Николай хотел опутать весь мир. Луи-Филипп более ясно видел, в чем заключались интересы Европы и, особенно, Франции — это были сохранение мира и подавление разрушительных настроений. Впрочем, как и у английского правительства, у него было слишком много проблем в собственном доме, чтобы искать их в других местах. Лион был в огне, в течение трех дней на его улицах сражались с таким ожесточением, которое очень дорого стоило регулярным войскам, победа была вырвана из рук народа только после неслыханных усилий.
Находясь под коварным влиянием Англии, в Португалии продолжали борьбу два претендента на престол — дон Педро и дон Мигель. В этой несчастной стране продолжались сражения и беспорядки, там продолжала существовать ненависть.
Существовавший в Испании пришедший к власти неосторожный режим, погруженный в свои удовольствия и уступивший различным настроениям, подрывавшим его авторитет, оказался вынужденным отступать перед войсками дона Карлоса, который в одиночку приехал из Англии с тем, чтобы защитить свои права и свою империю. Простой офицер, который подготовил и поддерживал партию претендента на престол, уже покрыл свое имя славой и вдохнул надежду в тех испанцев, которые были привержены своим древним традициям и преданы семейству своего короля. Франция и Англия желали победы той королеве, которая принесла с собой либеральные в современном смысле этого слова традиции и институты, но, тем не менее, эти два правительства осмеливались лишь косвенно поддерживать партию, успеха которой они страстно желали. Они посылали деньги и оружие войскам королевы, старались перехватывать помощь, которая шла к дону Карлосу. Несчастная Испания вся покрылась трупами, происходили кровопролитные сражения, а неистовое противоборство партий обещало только долгий период нищеты и преступлений.
Италия бурлила под влиянием пропаганды Парижа и карбонариев, которые были особенно влиятельными в Неаполе, в Риме и в северо-итальянских государствах. Австрийские войска поддерживали здесь спокойствие, они всегда были готовы остановить бунт, который мог быть подавлен армией в 80 тыс. немцев.
Швейцария стала активным рассадником предосудительных обществ, в ней собирались итальянцы, поляки, французы и немцы, они даже поддерживали там свою систему пропаганды среди мирных граждан, которые были счастливы жить в Швейцарии, столь долго бывшей примером настоящей свободы. Там была сформирована и открыто вооружилась банда разбойников, которая проникла в Сардинское королевство. Но вскоре будучи разбита и преследуема она укрылась в кантонах, в четырех из которых продолжила свою пропаганду беспорядков и разногласий.
Южные земли Германии были полны предосудительными фактами, почти открыто здесь проводились собрания, однажды ночью жители Франкфурта были разбужены ружейными выстрелами, это группа молодых возмутителей спокойствия стреляла по гвардейцам. Но встречи в Шведте и в Мюнхенгреце успокоили германских государей и князей, везде митинги стали разгоняться и запрещаться.
Одна Россия оставалась незыблемой и грозной наблюдательницей этого европейского разгула, она устрашала революционеров и вдохновляла своей мощью тех государей, которые могли бы попросить ее о помощи.
У нас готовилось новое утешительное свидетельство и новая гарантия стабильности и силы. Наследник престола великий князь Александр достиг своего 16-летия и по законам Российской империи стал совершеннолетним. Он соединил в себе все то, что мог желать молодой принц его возраста, которому самой судьбой было предназначено стать центром всех взглядов. Он был стройным, с красивым лицом, на котором лежал отпечаток кротости и рассуждения, его поведение было благородным и приветливым, без малейшего принуждения, он разговаривал с природной добротой и вежливостью. Он внимательно слушал все разговоры, которые могли его чему-то научить или удовлетворить его любознательность. Он был строен и гибок во всех своих движениях, элегантно ездил верхом, был прекрасно тренирован. Прилежный на занятиях, он любил учиться, и делал стремительные успехи во всех науках. Он глубоко уважал родителей и нежно любил их со всей чувствительностью своего возраста. Он заботился о своих сестрах и младших братьях, был сердечно привязан к своим товарищам по обучению, молодому Паткулю и Вильегорскому. Не оставалось желать ничего лучшего ни его Августейшим родителям, ни светскому обществу, лидером которого он становился с каждым днем все больше и больше. На 22 апреля была назначена церемония, посвященная его совершеннолетию, и представления его той нации, которой он был призван править. Император пожелал придать этой церемонии посвящения всю величественность и важность, которые она заслуживала, и которые были в традициях наших царей.