ди них. Небольшой отряд казаков, который обычно сопровождал коляску маршала, получил приказ остаться позади. Народ миновал ограждения и толпился вокруг того места, где находился император, чтобы посмотреть на парад войск. Он остался удовлетворен их состоянием, несмотря на плохую погоду, на холод и грязь, испортившие красоту их мундиров и чистоту лошадей. После парада в открытой маленькой коляске в сопровождении только одного Паскевича император осмотрел несколько кварталов Варшавы и зашел во дворец с тем, чтобы нанести визит супруге маршала. Повсюду его окружала и сопровождала толпа людей, выражавших радость его видеть. Затем он сел в дорожную коляску и направился обедать в Новогеоргиевск. Там в течение двух дней он осматривал строительные работы в этой огромной крепости и обсуждал с фельдмаршалом дела королевства, доверенного его командованию.
Сутки спустя мы уже были в Ковно, где генерал-губернатор Литвы князь Долгорукий ждал его с докладами о ходе дел во вверенных ему провинциях. Мы остались там на ночь, и я имел удовольствие встретиться с командиром дивизии легкой кавалерии генералом Оффенбергом, супругом моей старшей приемной дочери. Утром следующего дня он имел счастье представить несколько своих полковых эскадронов, собранных в его главной квартире. Император остался ими доволен, и после маневров под проливным дождем, мокрые насквозь, мы сели в нашу дорожную коляску, сойдя с лошадей там же, на месте маневров.
В Ковно мы съехали с мощеной дороги и углубились в местные проселки, и это в конце ноября месяца! Дорога была ужасной и несмотря на то, что в нашу легкую коляску были впряжены восемь хороших лошадей, мы двигались очень медленно по глубокой и тяжелой грязи. Мы прибыли в Шавли только с наступлением ночи. В тот же день, возвращаясь из Берлина, сюда должна была приехать императрица. Ей был приготовлен ночлег в доме владельца города Шавли и его окрестностей графа Дмитрия Зубова. Поприветствовав своих новых гостей, император вернулся в предоставленную ему комнату и занялся чтением бумаг и отправкой курьера, прибывшего из Петербурга. Как всегда во время его поездок по стране курьер приезжал два или три раза в неделю. Он привозил различные рапорты по управлению империей, журналы заседаний Комитета министров и Государственного Совета, а также подробные военные сводки, как это было заведено императором при его ежедневной работе в Петербурге. Пока он был в дороге, ни одно дело не приостанавливалось, присланные бумаги никогда не ожидали своей обратной отправки с собственноручными резолюциями и приказами императора более 3 часов. Несмотря на дорожную усталость, он частенько работал по ночам и никогда не ложился спать, не закончив все дела. Часто курьеры отправлялись назад уже через 12 часов после своего приезда.
К 9 часам вечера доложили о приезде кареты императрицы. Император галантно надел форму гвардейского кавалериста, шефом которых она была, и поспешил ей навстречу с тем, чтобы открыть дверцу кареты и заключить ее в свои объятья. Дороги были столь плохи, а экипажи свиты были столь тяжело нагружены, что ни один из них не смог поспеть за каретой императрицы. У нее с собой не было ни одной смены туалета, и она была вынуждена обратиться к владелице дома с тем, чтобы позаимствовать у нее все необходимое для ночлега. К ужину приступили в очень веселом расположении духа и не расходились до 11 часов ночи в надежде, что приедут ее камеристки. Приехавшая в карете своей матери великая княжна Мария также была лишена своих придворных дам. Проведя ночь со всеми, наследник продолжил свой путь в Ригу.
Фрейлины и чины роты Дворцовых гренадер в Гербовом зале Зимнего дворца. 1830-е гг.
К утру придворные дамы все еще не приехали, завтрак прошел в надежде все-таки их дождаться, но потом пришлось принять решение уезжать. Император занял место рядом с императрицей, оставив меня со своей коляской для того, чтобы я дождался прибытия свиты и забрал с собой одну из дам вместе с самыми необходимыми вещами. Только через три или четыре часа я увидел, как эта тяжелая повозка въехала во двор дома. Не теряя времени, я схватил необходимые принадлежности и направился в дорогу вместе с одной из горничных, которую мне поручено было привезти. Мы двигались настолько быстро, насколько нам позволяла грязь, становившаяся от станции к станции все более глубокой. В полной темноте мы приехали в Митаву, всего через час после того, как этот город покинул император. Все городские власти и большое количество благородных дам собрались в помещении дворянского собрания, где в честь императора, императрицы и всей их свиты был устроен обед.
Князь Волконский принял решение остаться там на ночь с тем, чтобы дождаться великую княжну Марию, которую я оставил далеко позади, а также потому, что ночью не было никакой возможности пересечь Двину, уже обильно покрытую льдами. Со своей сопровождающей я прибыл на место к 11 часам вечера. Государи переправились через реку на специально приготовленном для этого большом корабле, который тянули с противоположного берега несколькими канатами, намотанными на вороты. Но льды оказались настолько прочными, что даже этот корабль с трудом преодолел их, для того, чтобы избежать несчастных случаев, император запретил переправляться ночью на другой берег.
Между тем я понимал, насколько прибытие камеристки обрадует императрицу, я нашел привязанную к берегу шлюпку, взял на себя ответственность за нарушение приказа и, собрав несколько матросов, пригласил свою спутницу вместе со мной подняться на борт. Несмотря на свои страхи и жалобы, она смогла решиться на это. С большим трудом нам удалось избавиться ото льдов, скопившихся у бортов, но при сильном и попутном ветре я приказал поднять парус, и наша лодка прокладывала себе дорогу, разламывая или раздвигая лед. Темнота была полной, а туман мешать разглядеть огни Риги, тем не менее, через полчаса мы высадились на другом берегу и добрались до замка, где неожиданное появление камеристки очень развеселило императрицу, которая уже готовилась ложиться спать. Она любезно выразила мне благодарность со своей обычной приветливостью, после чего я поспешил вступить во владение своей комнатой.
На следующее утро с большими усилиями удалось отправить обратно корабль, на котором прибыл император. Он должен был переправить через реку госпожу великую княгиню. Льды стали, и река оказалась полностью ими покрыта. С большим трудом пришлось разламывать лед и увеличить число людей, крутивших вороты. Я руководил этой работой и с величайшим удовлетворением увидел красивое, спокойное и улыбающееся лицо великой княжны Марии, которое очень сильно контрастировало с видом князя Волконского, который успокоился только тогда, когда почувствовал под своими ногами землю, и сел в карету с тем, чтобы сопровождать великую княжну, а ведь ей тогда было всего 14 лет[17].
Так как с момента встречи в Шавли количество экипажей увеличилось, появились трудности с лошадьми. Было решено, что наследник цесаревич и я, мы поедем вперед, а Их Величества поедут только на следующий день. Наследник сел в карету со своим наставником генералом Кавелиным, а я последовал за ними с императорским врачом. Великий князь был настолько любезен, что ожидал нас на обед, ужин и завтрак, и продлил остановки с тем, чтобы дать отдохнуть прислуге. Эта маленькая поездка предоставила мне случай восхититься очаровательной веселостью и доброжелательной добротой, столь притягательной в молодом принце, которые уже завоевали для него многие сердца. В нескольких станциях от Петербурга мы нашли посланные нам навстречу и готовые к дороге сани и заняли в них свои места. В них наша поездка стала более быстрой, что очень забавляло великого князя. Я следовал за ним вплоть до городских ворот, где он вежливо остановился, чтобы поблагодарить меня за сопровождение. Через два дня 26 ноября Их Величества прибыли в Петербург.
1835
Все занятия вернулись к своему обычному течению — заседания кабинета, Комитета министров, Государственного Совета, балы и театральные спектакли. Казалось, в Европе все успокоилось, за исключением Испании, где постоянно лилась кровь. В это время Европа была потрясена неожиданным событием, ставшим настоящим горем для императора. Знаменитый государь Австрии, старейший монарх мудрый Франц I скончался, он покинул своих подданных и больше не мог влиять на политические дела Европы. Эту потерю живо ощутили все правительства, тем более остро, что агитаторы во всех странах основывали свои чудовищные надежды на общеизвестную неспособность принца, который призван был поддерживать сложное царствование своей неумелой и неопытной рукой. Ему надо было запрячь в австрийскую телегу Италию, Венгрию, Богемию, Галицию и Иллирию, которые все стремились в разные стороны, желали своей национальной независимости и имели свои собственные интересы. На протяжении более 40 лет мудрой и опытной руке удавалось сохранить единство столь сложного объединения и провести его через все несчастья и потрясения. Исчезновение этой руки повергло в дрожь всех приверженцев порядка и спокойствия.
Вена заливалась слезами от огорчения и беспокойства, и все европейские правительства выразили ей свои искренние соболезнования. Со времени смерти императора Александра ни одно событие не было столь фатальным для дальнейшего поддержания стабильности. Общая заинтересованность связала вместе всех представителей более частных интересов вокруг могилы почившего государя с тем, чтобы использовать все имевшиеся в их распоряжении способы для поддержки императорского трона — единственного выразителя австрийского могущества. Все крупнейшие государственные чиновники во главе с князем Меттернихом и архиепископами решительно и дружески помогали друг другу с тем, чтобы придать силы слабому Фердинанду I. У последнего хватило мудрости, чтобы почувствовать ситуацию и сохранить на своих постах чиновников своего отца, он выразил им полное доверие.