то это было, и я ответил, что он был следствием разрыва зарядного ящика. Она была тем более испугана, что в предыдущий момент мы заметили в той же стороне императора со всей свитой.
Я послал узнать что случилось, и вскоре нам сообщили, что, кроме двух пушкарей, никто не пострадал. Один из них сидел на лошади зарядного ящика, а второй в тот момент открыл его, чтобы достать оттуда боеприпасы, оба несчастных были убиты на месте. Вероятно, причиной взрыва стала искра, принесенная сильным порывом ветра с казенной части стрелявшего орудия. Последствия взрыва могли быть куда более тяжелыми, так как в ящике находились боевые заряды[22]. С этого дня было приказано, чтобы на учениях в зарядные ящики не укладывали боевые снаряды. После этого злосчастного случая императрица и принцессы больше не просили меня приближаться к стреляющим батареям, что до последнего времени было одним из их развлечений во время маневров.
На следующий день все войска были собраны в 6 верстах от Калиша, и император принял командование ими. Императрица прибыла верхом и пожелала объехать головные части всех воинских колонн, она скакала с такой смелостью, что заставляла меня обливаться кровавым потом. Наконец, я ей заметил, что ее лошадь устала, она спешилась и пересела в коляску. Без заранее составленной диспозиции, не предупредив генералов о том, что он собирается делать, император повел эту массу войск в 68 тыс. человек так четко, слаженно и легко, что глубоко удивил всех присутствовавших на этих маневрах военных. Только что сформированный авангард двинулся вперед с тем, чтобы начать сражение. Он отступал, вновь выстраивался, менял направление движения, его заменили линейные войска, которые выстраивались, опираясь друг на друга, пока легкая кавалерия атаковала и успешно отвлекала внимание неприятеля то на одном, то на другом фланге. В это время более 100 пушек своим густым поддерживающим огнем создали благоприятную обстановку для масс кавалерии с тем, чтобы опрокинуть неприятеля и ворваться в Калиш. Завершить сражение было предоставлено пехоте, которая под барабанный бой и звуки музыки штыковой атакой через различные входы ворвалась в предместья города. Здесь император приказал войскам взять оружие на караул, склонить знамена и приветствовать своего тестя криками «Ура!» тем более громкими, что они были подхвачены всеми другими батальонами. Русские и пруссаки стались превзойти друг друга в быстроте и правильности выполнения команд, которые император отдавал своим сильным и громким голосом, или которые он отправлял генералам через своих адъютантов.
В тот же день состоялся праздник Кавалергардского полка, находившийся в Калише взвод этого полка был приглашен на обед во дворцовый сад, вместе с ним пригласили взвод прусских гвардейцев, все было сделано таким образом, чтобы рядом с русским обязательно находился пруссак. В качестве главы кавалергардов императрица находилась рядом с этим столом с тем, чтобы оказать им почет. Было любопытно наблюдать, с какой любезностью наши простые солдаты обращались с пруссаками, как они старались, чтобы те их услышали и поняли. Император поднял тост за здоровье короля и его гвардейского корпуса, король ответил тостом за здоровье императора, императрицы и кавалергардов.
Императрица Александровна Федоровна на маневрах в Калише в 1835 году.
На следующий день в лагере был устроен великолепный праздник в честь государей. В 7 часов вечера все общество прибыло в экипажах и собралось в павильоне, выстроенном в середине лагеря, на специальной платформе была поставлена палатка для короля с тем, чтобы он не страдал от ветра. Более 2 тысяч музыкантов встретили его звуками марша, сочиненного им еще когда он был наследным принцем. Затем 600 хористов пропели в честь короля стихи, сочиненные одним солдатом, для которых мой адъютант Львов сочинил музыку. Пение сопровождалось залпами 18 артиллерийских орудий, произведенных с поразительным тактом и точностью. Это было сигналом к началу салюта, украшенные разноцветными огнями различные декорации сменяли друг друга, и как только зажглась платформа, украшенная королевским вензелем, все музыканты и хористы исполнили национальный гимн «Боже, царя храни!», который сопровождался ружейными залпами всех пехотных батальонов, выстроенных перед своим палатками, и орудийным огнем. В этот момент в тылу лагеря была дана команда к началу обстрела города с высокими минаретами, который был подожжен гранатами, последовательно взлетавшими в воздух из заранее приготовленных зарядов. Один из них состоял из 40 тысяч ракет. Казалось, началось извержение вулкана, везде блестело и грохотало, земля содрогнулась, воздух был полон огня. Это было настоящее военное торжество, вполне достойное воинов, организовавших его для самых могущественных государей на земле.
Трубач и унтер-офицер Кавалергардского полка в 1837 году.
После этого весь лагерь осветился иллюминацией, и все вернулись в город, освещенный сосудами с подожженной смолой.
На следующий день с большим успехом состоялись большие маневры всех войск. В последующие дни под личным командованием императора батальоны, составленные из взводов наших гвардейских полков, провели учения перед палаткой короля, а пруссаки, в свою очередь, показали свою выучку перед императором. Вечером накануне своего отъезда, король пожелал попрощаться с русским генералами и офицерами и выразить им удовлетворение от своего пребывания, которое они сделали для него столь приятным. Наши военные были выстроены перед окнами короля, который вышел на балкон и несколько раз с большим чувством поприветствовал всех собравшихся здесь с тем, чтобы пожелать ему счастливого пути. Небольшие размеры помещения позволили войти в него только генералам, и король со слезами на глазах попрощался с ними и с большим чувством засвидетельствовал им свое удовлетворение и удовольствие, которые он получил, находясь среди столь прекрасных войск, с которыми более двадцати лет назад он разделил тяготы войны и славу победы.
Все были очень тронуты тем, что король проявил душевность и выразил свое огорчение во время этой аудиенции, которая завершила его пребывание в лагере Калиша, откуда он на следующий день 10 сентября уехал в Бреслау. Император проводил его до границы и вернулся в лагерь. Прусские войска и прибывшие из Петербурга наши части были собраны каждые вокруг своих палаток, и были отслужены молебны всевышнему ниспослать всем счастливое возвращение домой. После этого русские отдали воинские почести пруссакам, получили взаимные приветствия в виде последних криков «Ура!», после чего обе части войск прошли парадом перед императором и императрицей и направились домой. Прежде чем расстаться с войсками, император выразил им сою признательность, особенно он поблагодарил офицеров, которых собрал вокруг себя. После того, как он кончил говорить, все со слезами на глазах бросились целовать его руки и колени так, что его лошадь с трудом устояла на ногах.
Пехота возвратилась в Данциг с тем, чтобы там сеть на корабли, конница возвращалась по суши тем же путем, что и пришла сюда. Прусские и австрийские принцы вместе с другими иностранными генералами попрощались с Их Величествами, которые верхом вернулись во дворец Калиша. Императрица там сошла с лошади, а император в сопровождении маршала князя Паскевича направился к месту его расположения, где была собрана рота полка Орловских егерей. Император приказал ей принять имя маршала и приветствовать своего нового шефа князя Варшавского, который в 1810 году, будучи полковником, сформировал этот полк. Эта любезность тем более тронула сердце маршала, что он, так же как и все мы, не знал о ней. На следующий день императрица покинула Калиш и уехала в Теплиц, а император последовал за ней на день позже и ужинал в Бреслау с королевской семьей.
На австрийской границе Его Величество встретил князь Лихтенштейнский, а в Нейшольце ему представился великий бургграф Богемии граф Хотек. Смена лошадей на почтовых станциях была так плохо организована, что для императорской коляски с трудом нашли хороших коней. Для остальных были спешно собраны крестьянские лошади, снабженные плохой упряжью и еще хуже управляемые. В этих горных местах они представляли для экипажей постоянную угрозу быть опрокинутыми. Коляска с личной прислугой императора была отправлена вперед, и мы были очень рады вновь ее увидеть в небольшом городке до наступления ночи. Император принял решение заночевать здесь в очень скверной гостинице, а мы с князем Лихтенштейнским и графом Хотеком устроились на ночь в плохеньком трактире, где с трудом достали кое-что поесть, в чем мы очень нуждались. Из-за плохих лошадей вся свита императора отстала и догнала нас только на следующий день.
В двух почтовых станциях от Теплица нас ждали экипажи австрийского двора, и Хотек упросил меня убедить императора ненадолго задержаться с тем, чтобы он мог предупредить своего господина, который хотел выехать нам навстречу. Это стало лишним поводом для того, чтобы не отказать в данной просьбе, император тщательно занялся своим туалетом, надел форму полковника венгерских гусар и сел в свою коляску вместе с князем Лихтенштейнским. Меня он оставил в коляске графа Хотека, запряженной крестьянскими лошадьми, нам было приказано отправиться вперед, но очень скоро императорская коляска нас обогнала, и мы потеряли ее из виду. Хотек был вне себя, постоянно выкрикивал ругательства, я от души смеялся над его преувеличенным отчаянием. Чтобы его утешить я его уверил, что его августейший государь легко простит ему это запоздание, единственной причиной которого был император Николай.
— Даже если император и простит меня, — вскричал он, — то князь Меттерних будет непременно ругать!
Наконец, мы приехали более чем на полчаса позже того, как оба государя встретились на улицах Теплица и направились во дворец князя де Клари, где они все расположились — император Австрии с супругой на первом этаже, а император Николай с императрицей наверху, как если бы они были гостями этих мест и должны были бы разместить тех, кто имел бестактность занять наилучшие помещения. Вскоре один за другим в Теплиц приехали принцы и принцессы, которые до этого были в Лигнице, Доманце и Калише. Последним приехал король Пруссии. За обедом у императора Австрии мы со