Дверь снова открылась, и вошли оба детектива.
– Менейр Штернфельд, теперь у нас полная уверенность, что все в полном порядке.
Альберехту, знающему, что на всем белом свете нет человека, который мог бы вселить в них такую уверенность, с трудом удалось подавить растущее чувство отчаяния. Чего они хотят? Что имеют в виду? С кем говорили по телефону?
– Ни о чем не спрашивай! – заорал я ему в ухо. – Какое твое собачье дело? Пока они еще не перешли к действиям, дорогая каждая минута. Постарайся как можно скорее сделать ноги. Надевай шляпу и вали прочь.
– Дать им так легко отделаться? – сказал черт. – И куда ты денешься без денег?
Обычно черт неправ, но на этот раз я не мог отрицать, что поспешный уход может произвести странное впечатление. Так что я смирился с тем, что Альберехт остался сидеть за столом и обратился к детективам:
– Позвольте поинтересоваться, как ваши фамилии?
– Моя Аутхейр, – сказал нервный.
– А я Дюллер, – сказал другой, – мы из Четвертого отдела.
Альберехт сказал:
– То, что здесь произошло, будем считать незначительным инцидентом. Я понимаю, что в силу нынешних обстоятельств не все действуют достаточно обдуманно. Но мне не нравится, что вы впустую тратите время. Самый большой повод для паники подает полиция – тем, что не занимается исполнением своих прямых обязанностей.
– Нас вызвал господин директор.
– Не стоит каждому вызову уделять столько внимания. Ну да ладно, вероятно, вы не знали, что это действительно я…
Вот сукин сын! При последних словах ему даже удалось снисходительно улыбнуться. Они всё проглотили, ничего не ответив. И не сказали, например: дело было не в том, вы это или не вы, а в пятистах фунтах, которые вызвали подозрение. Это были тихие и послушные сотрудники.
Директор позвонил. Уже знакомый молодой человек открыл дверь, и детективы вышли из кабинета. В то время как Альберехт продолжал сидеть за столом, директор встал и сказал:
– Мне очень жаль.
– Я вас не осуждаю, – сказал Альберехт и тоже встал.
Они пошли по коридору, молодой человек с детективами впереди, следом, на расстоянии десяти метров, Альберехт с директором. Молодой человек с инспекторами начали спускаться по мраморной лестнице, директор замедлил шаг и сказал Альберехту:
– Позвольте, я здесь с вами попрощаюсь. Еще раз приношу извинения.
Он протянул руку, не сомневаясь, что Альберехт спустится по лестнице вместе со всеми.
– А деньги я получу внизу? – спросил Альберехт.
– Ах да, этот вопрос мы с вами еще не обсудили. Дело в том, что деньги лежат в сейфе, а ключа от сейфа у меня нет.
– У вас нет ключа от сейфа?
– Чтобы открыть сейф, требуется два ключа, и второй ключ хранится у вице-президента банка.
– И где же вице-президент?
– Я и сам хотел бы знать.
Директор замолчал и глубоко вздохнул, глядя Альберехту в глаза.
– Мне больно об этом говорить, но я подозреваю моего вице-президента в симпатии к немцам. То, что он сегодня утром не пришёл на работу, – плохой знак.
– Вы не попытались его разыскать?
– А вы как думаете? К телефону у него никто не подходит. И дверь квартиры никто не открывает, сколько ни звони.
– А в полицию вы сообщили?
– Почему, вы думаете, здесь оказались эти детективы?
– Я этому удивился, и всё.
– Честно говоря, я понятия не имею, что меня ждет. Не понимаю, что означает отсутствие этого человека в такой день.
– Но вы ведь могли заблаговременно подыскать другого вице-президента?
– Дело в том, что мое положение очень шаткое. Я еврей. А мой вице-президент хоть и симпатизирует немцам, но сам, по его заверениям, не антисемит. Ой-ой-ой, когда неприятности сыплются одна за другой, не понимаешь, что надо делать. Я уже с полгода жду, что немцы скоро придут, вот и подумал, что совсем не помешает иметь вице-президента, симпатизирующего немцам.
Альберехт ничего не ответил, потому что директор после сказанного выдержал паузу, которая была частью его рассказа.
И тот продолжал:
– Но если я вдруг уволю этого прогермански настроенного вице-президента, что тогда скажут фрицы?
– Я восхищаюсь вашим мужеством, тем, что сегодня утром, когда ваш вице-президент не вышел на работу, вы обратились в полицию.
– Вам это представляется не слишком продуманным поступком, – сказал директор, – да так оно и есть. Но увидев сегодня утром, как эти гады летят по небу, я разозлился не на шутку, вы меня понимаете. И подумал: черт побери, будь, что будет. Если Орлеманс не вышел на работу оттого, что по уши занят докладом немецкой разведке, выдает ей все-все, что сам знает, то пусть наши его арестуют и поставят к стенке, пока не поздно.
Директор сделал шаг к двери и открыл ее перед Альберехтом.
– До свидания, господин прокурор. Вы слышали, что я сказал: если у него на уме недоброе, то его, надеюсь, арестуют и поставят к стенке, пока не поздно. Его фамилия Орлеманс и живет он на аллее Гроция, дом 32.
«Вместо того чтобы дать пятьсот фунтов, директор банка напоминает мне о моих служебных обязанностях. И что же делать?»
У Альберехта закружилась голова, и он принялся сетовать на свою судьбу, которая словно вела его от злодеяния к злодеянию.
И что же делать?
Вообще-то в обязанности ангелов-хранителей не входит давать советы душам, вверенным их попечению. Ибо как может ангел проследить эти извилистые стези человеческих поступков, не замаравшись? Движения человеческой души ведомы только Господу Богу, а наша компетенция – передавать человеку Его благие вести. И делать рукой предупреждающий жест, когда манит черт. И спешить на помощь, когда грозит несчастье. И преграждать путь смерти, пока не пробил час, – но когда этот час пробьет, знает только Господь Бог, мне это тоже неизвестно.
Оттого что несчастья грозят человеку постоянно, говорит черт, и оттого что все беды просто-напросто не могут обрушиться на человека разом, некоторые из них обходят его стороной. И тогда ангелы-хранители тешат себя мыслью, что помогли своему подопечному, дали правильный совет. Зануда черт часто бывает прав.
Выйдя из банка, Альберехт увидел напротив небольшой скверик, рядом с которым стояла телефонная будка.
Хотя он собирался исчезнуть, так что ничто уже не играло никакой роли, у него по-прежнему свербила мысль о деньгах, а ноги сами собой перешли улицу и понесли его к этой будке. Он знал почему: ноги повели его к телефону, потому что он хотел позвонить на работу.
По меньшей мере, надо что-нибудь сказать, чтобы его отсутствие не вызвало беспокойства или подозрений, а главное, ему было любопытно, с кем и о чем разговаривал тот детектив, когда звонил из банка, и какое впечатление произвело сообщение о том, что прокурор в первый день войны лично заявился в банк, чтобы выклянчить английских фунтов.
Около будки, в тени большого каштана, стояли пять женщин, которые что-то обсуждали. Когда Альберехт открыл дверь будки, одна из женщин крикнула ему:
– Менейр! Можете не пытаться! Автомат не работает!
Он обернулся и сказал ей неправду:
– Ну что вы, я звонил три минуты назад.
Вошел в будку, снял трубку, бросил в щель пять центов. Гудка не было.
Женщина, явно подумавшая, что Альберехт не расслышал ее слов, открыла дверь в будку.
– Они отключили телефоны, – сказала она. – Во всем городе нет связи. Сейчас только доктора могут звонить.
– Кто «они» отключили?
– Телефонная станция, это сделала телефонная станция. Против Пятой колонны!
Альберехт повесил трубку, монетка со звоном выскочила наружу. Он сунул монету в карман и вышел из будки.
Другая женщина сказала:
– Насколько мне известно, все наоборот. Это Пятая колонна отключила телефоны. Везде предатели. Директор КЛМ тоже предатель. Подавал немцам знаки. Его застукали на месте преступления. Солдат, увидевший, как он подает знаки, сразу же застрелил его.
– Откуда тебе известно? Знаешь, голубушка, я не верю ни одному твоему слову.
– Думаешь, я фантазирую? Это передавали по радио. Мой сосед своими ушами слышал. И телефоны отключили, по-моему, тоже предатели. Чтобы все в стране пошло вверх дном. Правда, менейр?
– Я спешу, – ответил Альберех. – Прошу прощенья.
Приподнял шляпу на два сантиметра и перешел улицу к своей машине.
Не проехал он и пятисот метров, как дорогу преградил полицейский с поднятой рукой.
Альберехт остановился.
Полицейский подошел к водительскому окну, наклонился к Альберехту и приказал:
– Скажите «Схевенинген»!
– Схевенинген, – произнес Альберехт.
– Можете ехать, – сказал полицейский.
– Схевенинген, – еще раз сказал Альберехт себе под нос, заставил себя улыбнуться – из страха, что полицейский все же что-то заподозрит, и тронулся с места.
Схевенинген. Им этого слова не выговорить. Сиси тоже не могла его произнести. Она раньше никогда не бывала в Схевенингене, но слышала про него, так что как-то раз в дождливое воскресенье Альберехт решил ее туда свозить. По воскресеньям в Схевенингене всегда идет дождь. В другие дни тоже, но в другие дни туда никто не ездит.
Когда Сиси приехала в Голландию, купальный сезон уже закончился и в Схевенингене никто в море не плавал. Второй раз они ездили туда в январе, в ужасно холодный день. Был такой мороз, что вдоль линии прибоя песок покрылся льдом. Вместо набегающих волн здесь стояли, чуть наклонно, льдины, увенчанные застывшей пеной.
– Скефенинген, – сказала Сиси; это слово, звучавшее совсем не по-голландски, донеслось из поднятого мехового воротника, который она, дрожа от холода, придерживала рукой.
– Нет, надо сказать Схе-ве-нин-ген.
Он весь день объяснял ей, как произносится это слово. Она даже приложила свои холодные, как лед, пальчики к его горлу, чтобы понять, как надо выговаривать звуки, но в девяти случаях из десяти у нее получалось неправильно.
Сейчас он снова увидел перед собой застывшее море, прямо сквозь горячий асфальт под колесами его машины, и подумал: тогда напасть на Нидерланды было невозможно, по крайней мере, с моря. Сейчас с моря тоже никто не думал нападать, но по необъяснимой причине Альберехт наслаждался мысленной картиной баррикады изо льда. Через нее не пробился бы морской десант. А самолеты безнадежно заблудились бы в густом тумане. Ураганный ветер изорвал бы в клочья парашюты воздушного десанта. Он фантазировал о всевозможных метеоусловиях, из-за которых немецкие захватчики потерпели бы неудачу, а сам ехал под ярким весенним солнышком в эту пятницу, 10 мая 1940 года. Словно кто-то поручил ему задание разработать план метеозащиты от Германии и стоит отдать пару приказов, как небо покроется тучами, солнце исчезнет, температура опустится до минус 15 градусов, поднимется штормовой ветер. Градины размером с булыжник пробьют крылья вражеских бомбардировщиков.