– Берт! – произнес голос Эрика. – Берт никогда не уедет. Он только треплется да колесит туда-сюда на своей машине. Такой государственный человек, как Берт, полон железобетонных убеждений, с которыми не может расстаться, даже если весь мир провалится в тартарары. Берт! Поверь, я ему всей душой сочувствую. Думаю, он был по-настоящему счастлив с Сиси, но человек в его возрасте не может плюнуть на свою карьеру даже ради великой любви.
– Карьера, карьера, скажешь тоже! Не такой уж он карьерист.
– Ты меня не поняла. Если хочешь, назови это чувством долга. В глубине души Берт считает отъезд в Англию предательством. Дезертирством. Поэтому так тянет кота за хвост.
– Есть здесь кто-нибудь? – крикнул Альберехт и перешагнул через последние ступеньки, – Эй, хозяин!
Он услышал, как кто-то передвигает стул, затем раздались шаги.
– Привет, – сказал Эрик, – а мы как раз о тебе говорили.
– Я ничего не слышал. Привет, Эрик!
– Думаешь, мы говорим у тебя спиной такое, чего не сказали бы при тебе?
– Откуда мне знать, если я никогда не подслушиваю чужих разговоров?
Альберехт вошел в чердачное помещение, встал за креслом, в котором сидела Мими, наклонился и поцеловал ее в волосы.
– Привет, Мими, – сказал Альберехт громко. – Привет, милая, – добавил он шепотом и почувствовал, что на глаза наворачиваются слезы.
– Привет, Берт. Есть ли какие-нибудь новости?
– Все не так уж плохо. Им не взять Афслёйтдейк, они застряли в Роттердаме. Я только что был в Гааге, у себя в министерстве, там многие в панике, но хватает и разумных людей.
– Ты что, не знаешь, что королева уехала из страны?
– Ты шутишь.
– Все точно. Королева отбыла в Англию.
– Об этом было официальное сообщение по радио, – сказал Эрик, – ты что, не слышал?
– Вы совсем запутались.
Альберехт взял стул и сел.
– Еще час назад я был в Гааге. Некоторые министры перебрались в Англию – на всякий случай, мало ли что, правительство должно быть в безопасности. Вот и все, по-моему. Если бы королева тоже уехала, я бы об этом наверняка услышал.
– Был в Гааге и ничего не слышал о королеве? Но об ее отъезде совершенно официально передали по радио.
Эрик подошел к радиоприемнику, повернул ручку, и музыка смолкла.
– Послушайте, друзья! – воскликнул Альберехт. – В какой-то момент, когда я сюда ехал, мое радио в машине вдруг заработало. И я услышал сводку новостей. Все отлично. Наши позиции при Афслёйтдейке и Ден Хелдере в целости и сохранности. Север Роттердама в руках у наших.
– Да-да, я это тоже слышала, – сказала Мими. – Но до этого, задолго до этого, передали, что королева отбыла в Англию.
– Так и есть, – сказал Эрик, – об этом еще вчера ходили слухи. Где ты был, что ничего не знаешь?
– Вчера я весь вечер провел у мамы, она разумная женщина и радио в доме не держит.
Альберехт почувствовал, что его прошибает пот, достал коробочку с мятными пастилками и, держа в руке закрытую коробочку, произнес:
– Вы правда верите, что такое могли передать по радио?
– Да ты что, Берт! Всего полчаса назад.
– Причем это был повтор.
– Одно из двух: либо вы услышали половину сообщения, в котором этот слух опровергался, либо радиостанция попала в руки Пятой колонны. Королева отбыла в Англию… но этого не может быть. Юлиана перебралась в Англию ради своих детей. Но королеве-то чего ради?
– Берт, ты, наверное, шутишь.
– По радио все время предупреждают, чтобы мы не верили тому, что сообщают незнакомые голоса, – сказал Альберехт. – Эту новость сообщил знакомый голос?
– Точно тот же самый голос, что и всегда.
Альберехт открыл коробочку и сунул в рот пастилку.
– Честное слово, поверь нам, это чистая правда!
– Но ведь мы сбили уже больше двухсот самолетов! Немцы здорово просчитались. Если Гитлер теряет по двести самолетов в каждой маленькой стране, которую хочет завоевать, то дни его сочтены.
– Прислушайся, – сказала Мими, – слышишь?
Донесся рокот самолетов, то приближающийся, то удаляющийся, словно звук неторопливой пилы.
– Слышишь? – сказал Эрик и поднял палец.
– Ничего не слышу, – сказал Альберехт.
Ему так не хотелось новых несчастий, что казалось, будто с помощью слов он способен сбить те самолеты, которые слышал Эрик.
– Мы разговаривали про королеву, – сказал Альберехт. – То, что вы про нее рассказываете, не только неправда, но и в принципе не может быть правдой. Это полностью противоречит психологии нашей Вильгельмины. Она же из рода Оранских, человек старой закалки! Даже если стране придет конец, она останется со своим народом. Если надо, откажется от престола в пользу Юлианы, находящейся в Англии. Это логично, а чему бы то ни было другому просто нельзя верить.
– Можно или нельзя, – сказала Мими, – но так оно и есть.
– Что ты в этом понимаешь? – спросил Эрик. – Как ты можешь судить о том, могла ли королева остаться в стране, как выглядит общая картина в государственном масштабе? Это же не твоя епархия?
– Если бы королева… сбежала… бросив на произвол судьбы армию и флот, она, верховный главнокомандующий… это значило бы, что вся наша отечественная история – одна большая ложь.
В ответе Мими звучали победоносные нотки:
– А ты что думал? Ведь это история, написанная капиталистами. Бьюсь об заклад, что в последний момент она положила в свой чемодан еще пачечку ценных бумаг. Спорю на что угодно! Эти Оранские невероятно богаты. Самая богатая семья на свете.
– Ах, Мими, уймись ты со своей коммунистической пропагандой! Россия и пальцем не пошевелит, чтобы нам помочь. О министрах можешь говорить что угодно, но королева…
– Да, разумеется, – сказал Эрик, – королева должна поступать так, как ей предписывают министры.
– Не могу себе представить, чтобы королева позволила этой шайке испуганных старикашек предписать ей бежать в Англию. Черт побери, тех, кто распускает такие слухи, следовало бы прикончить на месте.
– Это ты сам заканчивай шуметь, – сказал Эрик. – Потому что королева в Лондоне, честное слово.
Он встал и вышел на крышу.
Рокот самолетов стал теперь настолько резок, что Мими с Альберехтом невольно тоже встали и пошли следом за Эриком.
Эрику не понадобился бинокль, равно как не понадобилось показывать Мими с Альберехтом, куда смотреть. По небу медленно летели несколько стай черных трехмоторных бомбардировщиков, каждая стая в форме буквы V, с белыми крестами на крыльях.
– Почему в них не стреляют? – спросил Эрик.
– Потому что все предатели, вот почему! – сказала Мими.
– Если бы сейчас на этой крыше стоял человек с пулеметом, – предположил Эрик, – он мог бы их запросто сбить.
– Интересно, куда они летят, – пробормотал Альберехт, – куда же они летят.
– Но ведь должно же ПВО по ним стрелять, что за дела! – закричал Эрик, ни к кому не обращаясь, и затопал ногами.
– Стрелять! – закричала Мими. – Размечтался! – она перевела взгляд с неба на Альберехта и добавила: – Лина рассказала, что многие солдаты еще вчера побросали винтовки, узнав, что королева бежала.
– Как они могли узнать об этом вчера? – сказал Альберехт. – Вот видишь, кто-то просто сеет панику.
– Вчера это передали по Би-би-си.
Самолеты уже почти скрылись за горизонтом, но с другой стороны небосвода появилась новая эскадра.
Эрик пошел за биноклем.
Недалеко от них на радиоантенну сел черный дрозд, подвигал туда-сюда хвостом, устроился поудобнее и выдал трель.
Эрик вернулся с биноклем в руках.
Мими с Альберехтом стояли спиной к солнцу по обе стороны от Эрика, глядевшего в бинокль. Вершины деревьев вокруг крыши шелестели от дуновения ветра. Окрест никаких признаков войны, пожаров или насилия, только издали доносится рокот моторов, казалось, что это распиливают пополам Вселенную.
Тут они услышали вдали грохот, точно принесенный ветром. В коленях появилось ощущение, словно под ногами дрожит крыша.
На горизонте небо было желто-белое, а не голубое. Но не затянутое туманом.
– Там явно что-то происходит, – сказал Эрик.
– Господи, как глупо это звучит. Дай-ка мне бинокль.
Мими забрала у него бинокль, но не могла поднести его к глазам, потому что Эрик должен был сначала снять с шеи ремешок.
Грохот продолжался. Мими навела бинокль на резкость.
– Как дрожит крыша, – сказал Альберехт.
– А я вот не чувствую. Это твое воображение.
– А если я скажу, что на горизонте все черно, это тоже воображение?
Мими пробормотала:
– Я тоже вижу это в бинокль.
– А больше ничего не видно?
– Нет.
– Что там, в той стороне? – спросил Альберехт и протянул руку в том направлении, о котором говорил.
– Роттердам.
– Роттердам? Но ведь пол-Роттердама занято их собственными парашютистами.
– Им на это наплевать, – сказал Эрик.
– Хочешь посмотреть? – спросила Мими.
Она отняла бинокль от глаз и передала Альберехту, который сразу направил его на горизонт, не перекинув ремешок через голову. Короткий порыв ветра взъерошил ему волосы.
Горизонт приблизился к нему в семь раз и стал в семь раз чернее. И тут он увидел, как взметнулся и снова погас оранжевый язычок пламени, за ним поднялось облако огня, за которым в свою очередь последовала новая вспышка.
– О Боже, – пробормотал он, – там происходит что-то ужасное. Вы видите?
– Это видно невооруженным глазом, – сказал Эрик.
– Господи Иисусе, – сказала Мими.
Каким богохульством звучали эти возгласы в устах нашего безбожного трио! Но они были правы: вдали действительно разыгрывалось нечто страшное, а их слова служили доказательством того, что в душе человека Истина никогда не умирает полностью. Боже. Иисусе. Где были Бог-отец и Иисус в этот момент? Они не появились после отчаянного возгласа Альберехта, после безнадежной мольбы Мими. Там был только я, потому что не покидал своего подопечного Альберехта, а пытался ему внушить, что сердце Иисуса обливается кровью при виде тех ужасов, которые происходят на горизонте.