Она холодно протянула ему свою руку.
— Я опоздал, Лиди, — сказал он, целуя руку девушки, — но мне хотелось сегодня привезти с собою моего лучшего друга, рекомендую его вам.
Брага поклонился. Лидия привстала.
— Вы знаете, — обратилась она довольно сухо к молодому человеку, — что ваши друзья должны быть моими. Садитесь, — что нового? — рассеянно спросила она, указывая ему и Браге на два порожних стула возле себя… — Что ваша матушка? — сказала она, поправляя вопрос.
— Она к вам будет сегодня, Лиди.
— Как? вы оставили ее одну? — с укором сказала девушка.
— Она приедет с Иваном Александровичем, — отвечал Севский. Лидия отвернулась к окну.
— Вы мне позволите закурить сигару, — обратился к ней Брага, доставая из кармана porte-cigares.[140]
— Прошу вас… ах, боже, Дмитрий Николаич, — быстро сказала девушка, — что же я вас просила достать мне Babu-polka?
— Виноват, Лидия, забыл, ей-богу, забыл, — чуть не умоляющим голосом отвечал Севский, приподнимаясь с своего стула, — забыл, как забыл еще другое очень важное.
И он взял шляпу.
— Куда же вы? — спросила его Лидия довольно равнодушно.
— Я возвращусь через полчаса.
И, не дожидаясь ответа, Севский быстро вышел из комнаты. Лидия Сергеевна выставила вперед нижнюю губку.
— Бьюсь об заклад, — начал Брага шутливым тоном, — что ваш жених поскакал за полькой.
— Вы думаете? — холодно спросила Лидия, обернувшись прямо к нему и обливая его фосфорическим светом своих глаз.
— Я в этом уверен. Он влюблен.
— Только во мне он ошибается, — равнодушно заметила Лидия.
— Как это?
— Я не люблю, чтобы мне повиновались.
— Стало быть, вы хотите сами повиноваться?
— Может быть, — отвечала девочка, мечтательно закидывая головку. И из груди ее вырвался невольный вздох.
— Знаете ли что, Лидия Сергеевна, — начал Брага, смотря ей в глаза пристально и прямо, — ведь он вас больше любит, чем вы его.
Лидия принужденно захохотала.
— Извините за откровенность, — продолжал Брага, — но я знаю это — он для вас всех пожертвует, а вы…
— Почему ж вы думаете, что я ничем для него не пожертвую? — быстро перебила Лидия, отворачиваясь от его взгляда.
— Почему?.. Этого я вам не скажу, — я говорю только о нем и о нем я имею право говорить, я его друг.
— Да, у него много друзей, — немного насмешливо заметила Лидия, поправляя мыс своего платья.
— Кто же?
— Вы, — сжавши губки, отвечала Лидия, — Иван Александрович, — продолжала она, как будто робея произнести это имя.
— А знаете ли вы, что такое дружба Ивана Александровича? — неожиданно серьезно перервал Брага.
По лицу Лидии молнией пробежало чувство страха.
— Не смотрите на меня так странно, Лидия Сергеевна, — продолжал Брага с горячностью, — если вы любите вашего жениха, бойтесь за него дружбы Званинцева. Вспомните Позвонцева.
Лидия вздрогнула, но, победивши себя, отвечала с холодностию, которая всякого заставит прекратить разговор:
— Да, у Ивана Александровича много врагов, о нем говорят много дурного, но вспомните, что мой жених обязан ему всем.
Брага встал со стула с видимым негодованием и подсел к одному из карточных столов.
Лидия осталась одна и продолжала украдкою глядеть на дверь передней.
Барон, который во все это время сидел у окна и курил сигару, поглядывая с беспокойством на Брагу и на Лидию, наконец решился подойти к ней.
— Лидия Сергеевна! — начал он нерешительным голосом.
Лидия, выведенная из задумчивости, вздрогнула и быстро приподняла головку.
— Это вы, барон, — сказала она гордо и почти презрительно, — я вас не ожидала сегодня.
— То есть — я лишний? — глухо проворчал барон.
— Мои слова не требуют пояснений, — твердо сказала Лидия, поднимаясь со стула и решаясь снова уйти в гостиную.
— Лидия, — прошептал барон с стесненною яростью, останавливая ее за руку, — вы шутили с огнем, берегитесь.
— Кто же шутил с вами?
— Вы, вы, Лидия Сергеевна.
Лидия уже была на пороге гостиной, но в эту минуту отворилась дверь залы, и Званинцев, слегка кивнувши головою гостям и хозяину, шел прямо к ней, ведя под руку Варвару Андревну Севскую.
Варвара Андревна была очаровательно любезна, когда только хотела быть такою. В этот вечер вкус и почти роскошь ее костюма, тихая, благородная походка, улыбка на губах — все говорило, что она решилась разыграть роль нежно любящей матери. Званинцев тоже был одет чрезвычайно парадно, вероятно из уважения к своей даме.
— Ma chere enfant,[141] — начала Варвара Андревна, протягивая руку к девочке, немного смущенной ее появлением в эту минуту.
Лидия молча поцеловала ее руку и поставила большие кресла.
— Отчего ты так бледна сегодня? — ласково спросила Севская, касаясь тихо своей бледной рукой прозрачных щек Лидии. — А где же Митя?..
— Он уехал, Maman, — отвечала робко Лидия.
— Уехал? — спросила мать.
— Он через четверть часа будет, — заметил громко Брага. Услыхавши его голос, Севская довольно презрительно взглянула на него в лорнетку.
— Кто это? — спросила она Лидию.
— Друг Дмитрия Николаевича, — отвечала та, опуская глаза в землю.
— Да, помню… он к Мите ходит — пустой человек, — заметила Севская, — хоть бы ты, мой ангел, — обратилась она к Лидии, — поговорила Митеньке, что странно ему связываться с разными пустыми людьми… тебя он больше послушает? Не правда ли, Иван Александрович?
— О чем вы говорите? — сказал Званинцев, который в эту минуту пристально глядел на Брагу.
— Я говорю… — начала было Севская, — да вот и Митенька, — сказала она, видя входившего сына.
Дмитрий быстро подошел к матери и поцеловал ее руку — потом, подавая Лидии сверток:
— Вот Babu-polka, Лидия, — сказал он тихо.
Лидия взяла сверток и отвечала обычной благодарностью.
— Вы за этим и ездили? — равнодушно спросил Званинцев, указывая на сверток.
— Да.
— Делает вам много чести, — заметил Иван Александрович с полуулыбкою.
— Это-то хорошо, — привязалась мать, не понявши легкой насмешки Званинцева, — это-то хорошо, Митя, да вот что нехорошо, и Лидинька, верно, скажет, что нехорошо: зачем ты не оставишь знакомства с разными пустыми людьми, всему свое время, голубчик мой: теперь ты будешь женат… хорошо ли?..
— С какими пустыми людьми, маменька? — спросил побледневший Севский.
— Да нет, хоть с этим-то, — ответила мать, нагло лорнируя Брагу. Севский вспыхнул и прежде всего взглянул на Званинцева, но гордая
и спокойная физиономия этого человека заставила его опустить глаза в землю.
— Я думаю, — важным и звучным голосом сказал Званинцев, — что ваш сын в таких летах, Варвара Андревна, что сам имеет полное право избирать себе связи…
— Ох, батюшка, — заметила Севская, — ты все по-своему судишь, и по твоему-то хорошо — да каково-то будет нам с Лидочкой? — прибавила она, целуя Лидию в голову и чуть не плача, потому что эта женщина способна была плакать когда, где и как угодно.
На губах Званинцева мелькнула змеиная улыбка демона, который видит, как хорошо сети опутали жертву.
Севский молчал, он был убит: он видел в будущем наступательные и оборонительные союзы матери, то с Званинцевым против Лидии, то с Лидиею, с его будущей женою, против него самого, — он видел всю эту семейную трагедию, он знал, что Званинцев видит это еще лучше его, и не имел права обвинить этого благородного, великодушного человека. Да и как сметь обвинять его? Он защищал его свободу, он, этот гордый человек, для него выносил капризы его больной матери, он, наконец, этот игрок Званинцев, сел с нею и с каким-то стариком с Анною на шее за копеечный преферанс.
Лидия и Севский снова остались одни.
— Что вы скажете, Лидия? — грустно обратился к ней молодой человек, опираясь руками на спинку ее кресла.
— Послушайте, Дмитрий, — отвечала ему она, — вы иногда не правы перед вашей матушкой.
— Так, я это знал, — с отчаянием прошептал молодой человек, — и вы — против меня?
— Против вас?.. я? — возразила Лидия своим серебряным голосом; — вы ребенок! вы не хотите слушать людей, которые желают вам добра.
— Кого ж это? не Званинцева ли?
— Неужели вы не благодарны, Севский? — возразила Лидия с тихим укором.
— Этого еще недоставало! — почти с бешенством сказал тот. — О да, я несчастен, — начал он после минуты молчания.
— Воображением, — холодно добавила его невеста.
— Вы слышали о Позвонцеве? — спросил Севский мрачно и глухо.
— Это не ваши слова, Дмитрий Николаич, — насмешливо отвечала молодая девушка, — это — слова вашего друга.
— Лидия…
— Вы сердитесь?
— Он вам не нравится?
— Кто?
— Тот, кого вы с насмешкою назвали моим другом.
— Скажу вам откровенно — да.
Севский опустил голову и почти коснулся обнаженного плеча своей зевесты, с которого спустился нечаянно легкий газовый шарф.
— Лидия… — сказал он страстным шепотом, — вы хотите, чтобы я разорвал связи с моим лучшим другом?
— Я ничего не хочу, Дмитрий Николаевич, — холодно сказала его аевеста, выставя вперед нижнюю губку и поправляя спустившийся газ.
— Вы хотите этого? да говорите же, Лидия, — умоляющим тоном сказал снова Севский.
Лидия улыбнулась ему обаятельною, обещающею целую бездну наслаждений улыбкою.
— Лиди, вы знаете, — я раб вашей воли, — отвечал на эту улыбку молодой человек и в забытьи страсти снова склонился головою к ее плечу. Бедная голова его! Она горела, от нее было жарко даже Лидии.
А она отвернулась в сторону, чтобы скрыть презрительную улыбку. Она оборотилась только тогда, когда сквозь газ почувствовала на своем плече горячий поцелуй молодого человека.
— Севский! — сказала она с укором.
— Разве вы не моя, Лиди, — сказал ей Севский, сжавши ее руку, — разве вы не моя жена, моя сестра, моя подруга…