Все они исполняли комичные танцы, в то время как некий шут мимоходом бросал в лицо всем зрителям подряд насмешки и даже оскорбления, оставаясь при этом безнаказанным благодаря своему наряду.
Позади сатиров и силенов шли другие флейтисты, за которыми следовала толпа подначальных жрецов всякого рода богов; жрецы эти несли ларчики, предназначенные для приема пожертвований, и золотые и серебряные кадильницы, где курились благовония.
И вот среди этих воскурений и благоуханий появились статуи богов, сопровождаемые четырьмя жреческими коллегиями. Помимо двенадцати главных богов, тут были боги и богини, от которых они ведут свое происхождение. В этой толпе бессмертных можно было различить Юпитера, Юнону и Минерву, которые возвышались в колесницах, инкрустированных серебром и влекомых четверками лошадей. Лошадей этих вели под уздцы патримы, сыновья патрициев, облаченные в крашеные тоги; головы их были покрыты венками из дубовых листьев вперемешку с жемчугами.
Изображения других богов несли в больших закрытых носилках или же на плечах, в простых ручных носилках.
Шествие вступило в цирк через западные ворота, то есть со стороны реки, и обошла спину кругом.
За исключением зарезервированных мест, а их было не более тысячи, весь цирк уже заполнили зрители. С нашим появлением невероятная сутолока тотчас же сменилась спокойствием, и среди потока мелодичных звуков, который катился, подобно одному из притоков Тибра, по долине Мурции, время от времени слышались лишь рукоплескания ремесленных цехов, адресованные божествам, покровителям их профессий, и раздававшиеся, когда эти божества проходили перед ними. Одна лишь богиня Победы, расправившая крылья и, казалось, готовая устремиться из Рима во все части света, находилась в привилегированном положении, ибо ей рукоплескали все.
После того как шествие совершило обход внутри цирка, статуи главных богов расставили перед пульвинаром, своего рода храмом, который высится позади второго ряда скамей левой стороны амфитеатра. Изображения других богов установили на спине, после чего эдил, руководивший играми, жрецы, консулы, сенаторы и мы все заняли места, которые были для нас оставлены.
Звериные травли должны были начаться с минуты на минуту. И вот прозвучал трубный сигнал, давая знать, что выпускают зверей, запертых в карцерах, то есть в помещениях, куда во время конных ристаний обычно помещают колесницы и лошадей.
Звериные травли, сделавшиеся чрезвычайно модными сегодня, когда захваченная нами Африка предлагает победителям разнообразных диких зверей, не восходят, в отличие от Больших игр, ко временам Ромула и своим возникновением обязаны чистой случайности.
Около 500 года от основания Рима, в разгар великой войны между Римом и Карфагеном, у карфагенян были захвачены сто сорок два слона.
В те времена Рим был беден; такая прибавка бесполезных едоков казалась ему тяжелым бременем, так что он постановил предать смерти захваченных животных, и эдилы решили устроить из этого убийства зрелище для народа.
Слоны были приведены в цирк и на его арене убиты стрелами и дротиками.
Римлянам понравилось это зрелище. Отцы рассказывали об увиденном своим сыновьям, а старики — внукам.
Поскольку народ то и дело выражал сожаление по поводу того, что он не видит повторения подобного зрелища, Сципион Назика и Публий Лентул решили устроить праздник такого же рода.
Их заботами на арене цирка произошла битва, в которой участвовали шестьдесят три африканские пантеры и сорок других зверей, в том числе медведи и слоны.
По-видимому, две пантеры, самец и самка, сбежали и произвели большие опустошения, ибо сенатское постановление, принятое несколько позднее этого времени, запрещало ввозить пантер в Италию. Данный указ действовал на протяжении почти целого столетия.
Однако в 670 году от основания Рима трибун Гней Ауфидий поставил на всенародное обсуждение вопрос об отмене этого сенатского постановления, и народ признал его недействительным.
Между тем речь шла о том, чтобы разнообразить зрелища.
И Скавр придумал нечто новое для игр, устроенных им в период его эдилитета: он распорядился доставить в Рим гиппопотама и пять крокодилов, для которых по его приказу вырыли водоем.
Затем, поскольку сенатское постановление, касающееся пантер, отменили, он устроил другие игры, в ходе которых были убиты сто пятьдесят этих зверей.
Клодий Пульхр, один из предков того Клодия, о безумствах и смерти которого я рассказывал, был первым, кто уже не убивал слонов, а устроил их бой.
Двадцать лет спустя братья Луций и Марк Лукуллы выставили против слонов пятьдесят быков.
Сулла, в бытность свою претором, вывел на травлю сто двадцать гривастых львов.
Простой гражданин по имени П.Сервилий снискал себе славу тем, что устроил такого же рода зрелище, в ходе которого были убиты триста медведей и столько же пантер и леопардов.
Когда мне говорят, что во время игр, на которых я буду присутствовать, должны быть убиты восемнадцать слонов, шесть носорогов, сто пантер и двести гривастых львов, то первое, о чем я спрашиваю, это как можно было добыть такое число животных.
Ответ весьма прост: римское правительство наложило натуральную дань на правителей отдаленных провинций. В итоге эти правители вынуждают тех, кто им подчинен, устраивать чрезвычайно опасные облавы, ибо охотникам нельзя пользоваться оружием и они пускают в ход лишь сети и изгороди. И не важно, что при этом проливается кровь людей, лишь бы щадили кровь зверей! Предполагается, что людей всегда будет в избытке, а вот зверей никогда не будет достаточно.
Животных, пойманных в ходе этих облав, привозят в Рим в железных клетках.
Сегодня все это широко известно, но, если моим запискам суждено пережить нашу эпоху и по счастливой случайности быть найденными через много веков, когда люди начнут задавать себе вопросы о том, каким был наш нынешний Рим, ответом на них станут только что изложенные мною подробности.
В ту минуту, когда прозвучала труба, Помпей появился в приготовленной для него ложе над карцерами. Он держал за руку свою юную жену Юлию, изысканную представительницу семейства Юлиев, в которой по ее прекрасным глазам, полным огня, и по ее коже, белой и тонкой, словно индийский шелк, легко было распознать дочь Цезаря.
Помпея сопровождала толпа его клиентов, которые расселись по местам: самые обласканные им — в его ложе, прочие — вокруг нее.
При виде Помпея, а главное, при виде Юлии зрители разразились бурей аплодисментов.
Все дело в том, что в действительности самый большой интерес к Цезарю проявляли тогда, когда его не было в Риме. Каждый раз, когда из Галлии приходили новости, они сообщали о каком-нибудь грандиозном подвиге, достойном героя древности: о победе над белгами, которые прежде считались непобедимыми; о высадке войск в Британии, которая до него была почти неведомой; о стремительных маршах, в которых он проделывал по сто миль в день; о схватках, в которых он сражался лично, словно простой солдат; о том, как он покорял одновременно десять народов благодаря победе в одной-единственной битве; и все это, видимое сквозь облачные горизонты и туманные дали, отводило на второй план Помпея, находившегося на виду у всех, точно так же, как луна, когда она поднимается на дальнем горизонте, кажется больше и краснее, чем когда, достигнув своего зенита, она величественно парит над нашей головой.
XII
Описание травли. — Лани, олени и молосские псы. — Носороги и львы. — Слоны, пантеры и леопарды. — Сражение двадцати слонов против двадцати смертников и двухсот гетулов. — Ужасающее истребление диких зверей, устроенное Помпеем и Цезарем. — Сколько их за свою жизнь отправил на смерть император Август.
Рукоплескания, вызванные появлением Помпея и Юлии, были прерваны звуками фанфары. Как только рукоплескания утихли, фанфара прозвучала вновь.
Первыми животными, вбежавшими на арену цирка, были двенадцать ланей и двенадцать оленей. Насмерть испуганные, они устремились в широкое пустое пространство, но, услышав крики трехсот тысяч голосов, встретившие их появление, остановились, трепеща с головы до ног, оглядываясь по сторонам и грациозно поворачивая голову, украшенную великолепными ветвистыми рогами.
Тем временем из собачьих конур, прилегавших к карцерам, донесся злобный вой сотни молосских псов. Каждое из этих завываний вызывало дрожь у оленей и ланей, как если бы эти жуткие звуки изобличали животным их истинных противников.
Но вот служители открыли конуры и показалась стая голодных собак с налитыми кровью глазами, задранными кверху мордами и оскаленными зубами.
Какое-то мгновение собаки, казалось, сомневались, что в их власть отдали столь великолепную добычу. Но внезапно всей стаей, в едином рывке, они бросились в погоню за ланями и оленями.
Открывшееся глазам зрелище и в самом деле было великолепно: испуганные грациозные животные, исполненные сил и ловкости, отдохнувшие и досыта откормленные за несколько последних дней, бросились, в свой черед, убегать от своих врагов.
Вначале казалось, что протяженность цирковой арены дает им для этого полную возможность. Легкие копыта убегающих ланей и оленей почти не оставляли следов на песке, которым была усыпана арена. Но, хотя собаки бежали медленнее, итог погони не вызывал сомнений. Через четверть часа исполненные ловкости гигантские прыжки, с которых начали олени и лани, стали замедляться.
В то же время, обладая замечательным инстинктом, собаки поняли, что если они ограничатся тем, что будут просто бежать вслед за животными, которые, как это происходит во время гонок на колесницах, каждый раз огибали концевые столбы ристалища и мчались вдоль спины, то погоня может длиться весь день; в итоге, пока основная часть стаи продолжала нестись по кругу, несколько самых сообразительных молоссов вскочили на спину, а со спины прыгнули в середину стада ланей и оленей, которые, имея перед собаками преимущество в скорости, считали себя в безопасности.