И потому все помпеянцы начали действовать. Они повели разговоры о грубых вмешательствах Цезаря в чужие дела, не понимая, что тем самым лишь увеличивают его популярность.
Затем они стали вполголоса говорить:
— Грустно признавать это, но Риму нужен диктатор. Без диктатора Рим не выйдет из тупика.
И все это было так хорошо обосновано, что мы, школьники, во время наших перемен играли в диктатора.
Между тем приспешники Помпея добавляли:
— Но кто, как не Помпей, может быть назначен диктатором?
И все поддакивали:
— И в самом деле, только Помпей может быть диктатором.
Но, говоря «все поддакивали», я ошибаюсь. Был человек, который в ответ говорил прямо противоположное:
— Нет, Риму не нужен диктатор; ни Помпей, ни кто-либо другой.
Этим человеком был Катон.
Тем не менее было решено идти дальше. Все надеялись, что Катон промолчит.
Отыскали некоего человека, трибуна Луцилия, взявшегося высказать это мнимое желание римлян.
Он открыто предложил выбрать Помпея диктатором.
Но в разгар восторженных криков, бешеных рукоплесканий и одобрительных возгласов на трибуну поднялся Катон.
Это был прорыв плотины, воды которой хлынули на пожар.
Катон не только воспротивился диктатуре, но и обрушился с критикой на Луцилия, причем так жестоко, что тот едва не лишился своей должности.
Удар коснулся и Помпея.
И потому уже на другой день друзья Помпея заявили в сенате, что, будь даже Помпею предложена диктатура, он от нее откажется.
— Вы говорите это от имени Помпея, — поинтересовался у них Катон, — или от вашего собственного имени?
— Мы говорим это от имени Помпея, — ответили те.
— Что ж, — промолвил Катон, — у Помпея есть очень простой способ доказать, что вы выступаете от его имени.
— Какой же?
— Пусть он вернет Рим в лоно законности, поспособствовав назначению двух консулов.
Возможности отступить не было.
На другой день Помпей явился на Форум и, обратившись к народу, сказал:
— Граждане! Я получал все почетные должности раньше, чем мог на это надеяться, но и отказывался от них раньше, чем этого от меня требовали другие. Катон желает, чтобы под моим авторитетом были избраны два консула. Я назначаю проведение комиций через месяц и заявляю, что любой гражданин вправе выставить на них свою кандидатуру, если только он удовлетворяет условиям, необходимым для избрания на должность консула. Обещаю, что выборы пройдут без всяких смут, а если смуты все-таки начнутся, берусь подавить их.
Два месяца спустя консулами были избраны Домиций и Мессала, причем обошлось без всяких смут.
Когда консулы были избраны, Помпей сложил с себя полномочия.
Но что сделало Помпея столь покладистым?
Помпей был влюблен.
Снова?
Да, несмотря на свои пятьдесят два года. Да, хотя со дня смерти его горячо любимой Юлии не прошло и года.
И в кого же Помпей был влюблен?
В очаровательную женщину, чрезвычайно заметную в то время в Риме: в дочь Метелла Сципиона, вдову Публия Красса, убитого вместе с отцом парфянами; в красивую и образованную Корнелию.
Мы назвали ее «красивой и образованной», и она в самом деле прекрасно разбиралась в греческой и латинской литературе и к тому же была превосходной музыкантшей, игравшей на лире, словно Арион, и сочинявшей стихи, словно Сафо.
Кроме того, она читала философов, что не вызывало у нее зевоту, и штудировала геометрию, не впадая при этом в дремоту.
И вот в одно прекрасное утро было объявлено о женитьбе Помпея на вдове Публия Красса. Она стала его пятой или шестой женой.
Ей было девятнадцать лет, и по возрасту она годилась в жены младшему из двух его сыновей, Сексту.
Итак, Помпей вернулся к частной жизни. Два консула, как Помпей и обещал, были избраны без всяких смут. Чего еще можно было требовать от Помпея?
Правда, как только консулы были назначены, смуты возобновились, как в славные дни Клодия и Милона.
Так что Катон явно совершил ошибку. Почему было не оставить Помпея единоличным консулом? Все так хорошо шло при консулате Помпея!
И потому еще до истечения срока полномочий Домиция и Мессалы снова зазвучала знакомая песня:
— Риму определенно нужен диктатор, и этим диктатором может быть только Помпей.
И вот однажды, во время этих смут, причем серьезных смут, Бибул, зять Катона, поднялся на трибуну и повторил предложение Луцилия.
Другими словами, он предложил назначить Помпея диктатором.
Все ожидали, что Катон выступит против предложения своего зятя, подобно тому как за год перед тем он выступил против предложения несчастного трибуна, едва не побив его камнями.
Но нет, произошло нечто обратное.
— Сам я никогда не внес бы предложения, которое вы только что услышали, — сказал Катон, — но, коль скоро это сделал другой, давайте последуем этому совету и испытаем Помпея. Я предпочитаю безвластию любую законную власть, какой бы она ни была.
В итоге сенат назначил Помпея единоличным консулом, а не диктатором, предоставив ему право самому выбрать себе коллегу по консулату.
Таково было положение дел у Помпея в тот момент, когда в сенате велись разговоры о назначении преемника Цезарю, а Катон угрожал отдать его под суд.
Что же касается Цицерона, то точно так же, как Помпей унаследовал от молодого Публия Красса его жену, сам он, открыто говоривший, что не в состоянии понять, как два авгура, повстречавшись, смотрят друг на друга без смеха, унаследовал от него место в совете авгуров.
Затем, поскольку при разделе провинций ему выпала по жребию Киликия с войском из двенадцати тысяч пехотинцев и двух тысяч шестисот конников, адвокат, сделавшийся императором, отплыл в свою провинцию.
Так что Цицерон находился в Киликии, имея задачей подчинить Каппадокию царю Ариобарзану и поддерживая наилучшие отношения с Помпеем, но пытаясь при этом не быть в слишком плохих отношениях с Цезарем.
Подчинив Каппадокию, он вернулся в Рим. Это произошло ровно в тот момент, когда между Цезарем и Помпеем начались раздоры.
Ему хотели присудить триумф.
Однако Цицерон чересчур боялся, что вследствие этого триумфа он наживет себе двух врагов: Цезаря и Помпея.
И потому он ответил, что для него было бы куда большим удовольствием следовать за триумфальной колесницей Цезаря, если тот примирится с Помпеем и даст удовлетворение Республике, нежели получить триумф самому.
Вот в каком состоянии были в 705 году от основания Рима дела трех влиятельнейших людей Республики, тех, с кем Цезарю, если бы он пошел на отчаянный шаг, предстояло иметь дело: Помпея, Катона и Цицерона.
XV
Цезарь оплачивает долги Куриона и подкупает Марка Антония. — Что представлял собой Марк Антоний. — Антоний, его отец. — Юлия, его мать. — Фульвия, его жена. — Причины его ненависти к Цицерону. — Он командует авангардом Габиния. — Он противится казням, задуманным Птолемеем. — Антоний назначен народным трибуном и введен в совет авгуров. — Цезарь ссужает двадцать пять миллионов сестерциев Эмилию Павлу, чьи консульские полномочия истекают. — Звучат требования назначить Цезаря консулом. — Популярность Цезаря. — Борьба Куриона и Марцелла. — Переговоры между Цезарем и Помпеем. — Бегство Антония, Куриона и Квинта Кассия.
Что же тем временем делал Цезарь?
Подобно атлету, он умащался маслом перед боем.
Но, умащая себя маслом, он умащал золотом других.
За девять лет он переслал в Рим огромные суммы.
Он наградил деньгами и отправил в отпуск более двадцати тысяч своих солдат.
Он отослал Помпею два легиона, которые тот потребовал у него, и дал каждому солдату по сто пятьдесят драхм.
Кроме того, он оплатил долги народного трибуна Куриона, составлявшие от пятидесяти до шестидесяти миллионов сестерциев.
А поскольку Марк Антоний взял на себя ответственность за долги своего друга Куриона и Цезарь, оплатив долги Куриона, освободил Марка Антония от его поручительства, он одним ударом убил двух зайцев, сумев привлечь на свою сторону одновременно и Куриона, и Марка Антония.
Но Цезарь хотел сделать для Марка Антония нечто большее, чем всего лишь освободить его от долгов Куриона.
Через их общего друга он передал Марку Антонию, что, зная, насколько тот стеснен в средствах, предлагает ему свои услуги.
Марк Антоний ответил, что охотно взял бы у него взаймы несколько миллионов сестерциев.
Всякий раз, когда мое перо выводит какое-нибудь новое имя, которое снискало или вскоре снищет громкую известность, я вынужден сделать остановку, чтобы рассказать — но не моим современникам, а потомству, — что представлял собой человек, носивший это имя.
Именно так и случится с только что упомянутым мною Марком Антонием.
Одни говорят, что Марк Антоний родился в 669 году от основания Рима, другие утверждают, что это произошло в 672 году; стало быть, в то время, к которому мы подошли, то есть в 705 году от основания Рима, Антонию было от тридцати до тридцати двух лет.
Его происхождение, да и его собственные качества делали его довольно значительной личностью.
Цезарь был щедр, но не расточителен.
Он никогда не швырнул бы тридцать миллионов сестерциев в бездонную пропасть.
Тот, кому он ссужал подобную сумму, должен был быть в состоянии вернуть ему если и не самое ссуду, то хотя бы проценты с нее; если и не деньгами, то хотя бы влиянием.
Дедом Марка Антония был оратор Антоний, вставший на сторону Суллы и по этой причине убитый Марием, а отцом — Антоний, который, начав завоевание острова Крит, завершенное Квинтом Метеллом, разделил с ним прозвание Критский.
Антоний Критский обладал чрезвычайно широкой душой и весьма щедрой рукой. Так что зачастую в доме у него не было и пятидесяти сестерциев.
Как-то раз один из его друзей пришел к нему, чтобы попросить в долг несколько золотых филиппусов, то есть примерно тысячу сестерциев.
Но, как ни мала была эта сумма, у Антония ее не оказалось.