Тогда он позвал одного из своих рабов и велел ему принести теплой воды в серебряной миске, чтобы побриться.
Раб принес миску с водой.
Антоний сказал ему, что побреется сам, и отослал его.
Как только раб вышел, он выплеснул воду и сунул серебряную миску под плащ своему другу.
— Бери, — сказал он, — и пусть кто-нибудь попробует сказать, что друг просил Антония об услуге, а Антоний отказал ему.
Пару дней спустя Антоний услышал страшный шум со стороны кухни; это его жена Юлия с пристрастием допрашивала рабов, требуя, чтобы они отыскали серебряную миску, и угрожая учинить пытку брадобрею, если пропажа не найдется.
Антоний взял жену за руку, отвел ее в уголок и во всем ей сознался.
Юлия была женщиной, которой можно было сознаться в такого сорта проступках, ибо она принадлежала к великому роду Юлиев и приходилась двоюродной сестрой матери Цезаря, что делало Антония и Цезаря в некоторой степени родственниками по материнской линии.
Отец Марка Антония умер совсем молодым. Юлия пережила его и сама воспитывала сына, которого обожала. В итоге Марк Антоний приобрел все недостатки и все достоинства мужчин, воспитанных женщинами: он вырос бесхарактерным, пылким, своевольным, упрямым и добрым.
Овдовев, его мать снова вышла замуж, на этот раз за Корнелия Лентула — того самого Лентула, которого Цицерон во время заговора Катилины приказал удавить в Мамертинской тюрьме вместе с Цетегом.
Сейчас вам станет понятна великая ненависть Антония к Цицерону.
И в самом деле, Марк Антоний, пасынок Лентула, удавленного по приказу Цицерона, женился незадолго до того времени, к которому мы подошли, на Фульвии, вдове Клодия, убитого по наущению Цицерона.
В двадцать лет Антоний был необычайно красив; внешне он напоминал индийского Вакха, с которым его не раз сравнивали льстецы.
Кроме того, он обладал такой необычайной физической силой, что, в ущерб чести какой-то из своих прабабок, позволял распространять слух, будто в его венах есть несколько капель крови Геркулеса.
Двумя закадычными друзьями Марка Антония были Курион и Клодий, самые распутные люди в Риме.
Он завершал свое образование в Афинах, когда был убит Клодий.
Находиться в тот момент в Италии было опасно для друзей Клодия. Впрочем, Антоний отыскал для себя занятие в другом месте.
Как раз в это время, действуя от имени Помпея, Габиний направлялся в Египет, чтобы завершить достославное дело, о котором я уже говорил: речь шла о том, чтобы вернуть престол Птолемею Флейтисту.
Птолемей посулил Габинию — а вернее сказать, Помпею — десять тысяч талантов.
Двести миллионов сестерциев.
То была кругленькая сумма, чрезвычайно искушавшая Габиния, которому предстояло вцепиться в этот барыш всеми зубами.
Однако намеченное предприятие сулило и огромные опасности.
Габиний, оценивший Антония во время войны против Аристобула, предложил молодому человеку взять на себя командование авангардом.
Антоний согласился.
Первым египетским городом, который Антоний захватил от имени Птолемея, был Пелузий.
Вступив в свои владения, царь-изгнанник вознамерился наказать этот город в назидание другим и решил перебить всех его жителей.
Но, как мы уже говорили, Марк Антоний любил вино и женщин, а люди, обладающие двумя этими пороками, если, конечно, считать то и другое пороками, что я лично оспариваю и всегда буду оспаривать, не бывают кровожадными. Он отказался исполнять приказ Птолемея, сказав, что если Птолемею угодно действовать таким образом, то пусть отвоевывает свое царство самостоятельно; но, пока на нем, Антонии, лежит обязанность отвоевывать царю его города, ни один волос не упадет с головы жителей этих городов.
Тогда Птолемей решил отыграться на гарнизоне.
Однако Марк Антоний заявил, что это тем более невозможно, поскольку он дал обещание сохранить жизнь всему гарнизону.
Так что, пока Антоний находился во главе авангарда, нельзя было казнить ни единого человека ни в Пелузии, ни в других городах.
Приводили еще одно доказательство его человечности.
Он был частым гостем и другом египтянина по имени Архелай; затем, как нередко случается во время междоусобных войн, Архелай из друга превратился во врага. Однажды противные стороны сошлись в рукопашной схватке, и в этом бою Архелай был убит.
Узнав о его гибели, Марк Антоний приказал отыскать его тело на поле боя и похоронил его с царскими почестями.
Проявленное молодым командиром сострадание принесло ему уважение как друзей, так и врагов, и потому в Рим он вернулся, обладая немалой славой.
Вот эту славу Цезарь и поставил на службу себе, заплатив за нее тридцать миллионов сестерциев.
Впрочем, часть этой суммы, с такой щедростью предоставленной Куриону и Антонию, была использована с толком.
Речь шла о том, чтобы добиться назначения Антония народным трибуном; и в итоге он стал трибуном.
Затем, спустя некоторое время после этого назначения, Антония ввели в коллегию авгуров.
Теперь можно было быть уверенным, что на сей раз голос народа будет и голосом богов.
Оставался еще один человек, крайне важный для Цезаря; это был Эмилий Павел, строивший великолепную базилику, которая должна была заменить курию, сгоревшую во время похорон Клодия.
Эмилий Павел был стеснен в средствах из-за расходов, вызванных этой постройкой.
Цезарь послал ему двадцать пять миллионов сестерциев.
Эмилий Павел велел передать Цезарю, что тот может рассчитывать на него.
Дело в том, что консульские полномочия Эмилия Павла заканчивались в 705 году от основания Рима.
Курион предложил назначить Цезаря консулом на 706 год.
И тогда сторонники Помпея подняли страшный шум.
В итоге сенат постановил, что Цезарь не может домогаться должности консула, не явившись в Рим, ибо этой должности всегда домогаются лично.
Тогда Курион подал знак, что он просит быть выслушанным.
— Цезарь, — сказал он, — готов явиться в Рим один, без армии, но при условии, что Помпей распустит свои войска и останется в Риме тоже один, без армии. Если же Помпей сохранит свои войска, то и Цезарь явится в Рим со своей армией.
Отвечая Куриону, консул Марцелл, которого за два года перед тем Помпей взял в союзники, назвал Цезаря разбойником.
— Если Цезарь не пожелает сложить оружие, — добавил он, — его следует объявить врагом отечества.
Однако к Куриону присоединились Эмилий Павел и Марк Антоний.
И тогда Курион потребовал, чтобы сенат провел не тайное голосование, а наглядное.
Он потребовал, чтобы все сенаторы, полагавшие, что лишь Цезарь должен сложить оружие, а Помпей может сохранить командование своей армией, перешли в один и тот же конец зала.
Ну а сенаторам, придерживавшимся мнения, что Помпей и Цезарь должны оба сложить оружие и ни одному из них не следует сохранять за собой армию, надлежало перейти в другой конец зала.
Только двадцать два сенатора остались верны Помпею.
Пока проходили эти голосования, Марк Антоний спустился на Форум и обратился с речью к народу.
Затем из Капитолия стремительно вышел Курион и объявил о победе, одержанной Цезарем.
Народ принялся рвать цветы в садах и лавровые ветви в живых изгородях и осыпать ими Куриона и Марка Антония.
Не стоит забывать, что, выйдя на террасу, мы, в силу расположения дома Орбилия, могли видеть все, что происходило на Форуме.
Между тем, сопровождаемый народом, Антоний вернулся в сенат и попросил позволения огласить письмо, полученное им от Цезаря.
Однако ветер уже подул в другую сторону, поскольку за это время Марцелл успел возвратить бо́льшую часть сенаторов на сторону Помпея.
Марцелл воспротивился тому, чтобы письмо Цезаря было оглашено.
Некий центурион из числа офицеров, посланных Цезарем в Рим, стоял у дверей сената и услышал этот отказ.
— Ну что ж! — сказал он, хлопнув по рукояти меча. — Коль они отказывают Цезарю в том, что он просит, вот что даст Цезарю все, в чем ему откажут!
Тем временем Антоний вновь спустился на Форум и зачитал там письмо, которое не пожелал выслушать сенат.
Цезарь предлагал отказаться от всех своих требований, при условии, что ему оставят управление Цизальпинской Галлией и Иллирией, вместе с двумя легионами, до тех пор, пока он не получит второго консулата.
Народ счел это настолько справедливым, что своей властью принял два решения.
Во-первых, что войско, находившееся в распоряжении Помпея, будет отправлено в Сирию для поддержки армии Бибула, который вел войну против парфян.
Во-вторых, что всем римским гражданам впредь запрещалось записываться на военную службу под начальство Помпея.
Когда весть о двух этих решениях дошла до сената, Лентул воскликнул:
— Граждане, вам остается лишь облачиться в траур!
И сенат постановил, что Рим должен облачиться в траур.
Так что, вследствие сенатского указа, Рим облачился в траур.
Цицерон, являвшийся воплощением мира, пребывал в отчаянии. Он отправился к Помпею.
Он умолял Помпея оставить Цезарю те два легиона, которые тот требовал.
Помпей ответил отказом.
— Берегись, — произнес Цицерон, обращаясь к Помпею, — ты доведешь Цезаря до крайности!
— Это мое единственное желание, — ответил Помпей. — С Цезарем пора покончить.
— А как же принятые народом решения об отправке твоего войска в Сирию и о запрете гражданам записываться на военную службу под твое командование? Не имея армии, с кем ты будешь воевать против Цезаря?
— Я топну ногой о землю, — ответил Помпей, — и из нее выйдут солдаты!
Так и не сумев ничего добиться от Помпея, Цицерон прибегнул к помощи друзей; пустив в ход просьбы, те добились от Помпея, что если Цезарь решится на новые уступки, то сенат пойдет навстречу желаниям Цезаря.
Обратились к Антонию.
Он ответил, что вместо двух легионов Цезарь согласен сохранить за собой лишь полулегион, то есть шесть тысяч солдат вместо двадцати четырех тысяч.