Азиатской эскадрой командовали Лелий и Триарий.
Сирийской — Кассий.
Родосской — Марцелл и Колоний.
Иллирийской и ахейской — Либон и Октавий.
Бибул — неспособный, но храбрый Бибул, зять Катона, — осуществлял командование всеми эскадрами и, следовательно, всем флотом.
В течение целого года Помпей упражнял свои войска и заставлял упражнять свой флот.
Старый полководец, которого все считали расслабившимся в неге Альбанских гор, вновь обрел в свои пятьдесят шесть лет энергию молодого человека и проделывал на глазах у своих солдат те же военные упражнения, что и они, — иногда пешим и в полном вооружении, а иногда верхом на коне, на полном скаку ловко выхватывая меч из ножен и вкладывая его обратно, а затем бросая дротик с такой силой и на такое расстояние, что самые крепкие воины тщетно пытались превзойти его.
Что же касается Цезаря, примчавшегося из глубины Испании и пересекшего Галлию и Италию, то он прибыл в Брундизий почти один, без продовольствия и военного снаряжения, да еще в пору бурь.
Собрав там двадцать тысяч солдат, то есть от силы шестую часть того, чем располагал Помпей, он обратился к ним со следующими словами:
— Соратники, вы пошли со мной, чтобы совершать великие дела, не так ли? Так вот, для тех, кто твердо придерживается подобного решения, нет ни зимы, ни бури. Таких людей ничто не должно останавливать: ни отсутствие продовольствия, ни недостаток боевых машин, ни медлительность наших товарищей. В этих обстоятельствах все, что необходимо нам для успеха, это быстрота. Поэтому давайте оставим здесь наших слуг, наших рабов, нашу поклажу, сядем на первые же корабли, которые сумеем найти, лишь бы их оказалось достаточно, чтобы забрать всех, сколько нас есть, и, пользуясь зимой, вселяющей в наших врагов уверенность в собственной безопасности, обрушимся на них в тот момент, когда они менее всего этого ожидают. Да, нас мало, но храбрость возместит нашу малочисленность! Остается продовольствие. Но в лагере Помпея царит изобилие: выбьем же Помпея из его лагеря, и у нас не будет недостатка ни в чем; весь мир будет в наших руках! И помните о том, что мы — граждане, а имеем дело с рабами. Ну а теперь, тот, кто не желает попытать счастья вместе с Цезарем, волен покинуть его.
Ответом на эту речь был единый восторженный крик: — Вперед!
Неделю спустя, без продовольствия и боевых машин, имея под своим начальством лишь двадцать пять или тридцать тысяч солдат и не дожидаясь войск, которым он назначил встречу в Брундизии, Цезарь погрузился со своими отрядами на пять десятков кораблей, которые, высадив его в Иллирии, должны были немедленно вернуться за остальными легионами. Проскользнув сквозь флот Бибула, Цезарь высадился в пустынном месте возле Аполлонии, среди скал, поскольку все гавани охранялись помпеянцами.
Он пришел с двадцатью пятью тысячами солдат одолеть сто пятьдесят тысяч!
Правда, со всех концов Западной Италии к нему шли солдаты. Покинув берега Сикориса,[63] эти солдаты пересекли Нарбонскую и Трансальпийскую Галлию. Они сделали привал в Риме, и во время этого привала можно было услышать их разговоры о Цезаре:
— Этот человек сошел с ума! Сколько времени еще он будет тащить нас за собой? Докуда он хочет нас довести? Когда он даст нам хоть какой-нибудь отдых? Неужто он думает, что тела у нас из бронзы, а ноги из железа, коль скоро он гоняет нас с одного конца света на другой? Но ведь даже бронза и железо изнашиваются. Даже доспехам, даже мечам нужен отдых: доспехам, чтобы они не утратили стойкости, мечам, чтобы они не затупились. При виде наших рубцов и шрамов Цезарю следовало бы подумать о том, что мы смертные люди. Даже боги утомились бы делать то, что делаем мы. Видя скорость его шага, можно подумать, будто он бежит от врага, а не преследует его. Хватит, Цезарь! Хватит!
Но командиры, центурионы и декурионы подгоняли их, говоря:
— Вперед! Цезарь ждет вас в Брундизии!
Едва волоча ноги, сетуя и проклиная Цезаря, солдаты снова пускались в путь, и все они говорили, что придут в Брундизий лишь для того, чтобы умереть или взбунтоваться.
Но, когда они изнуренными, изможденными, умирающими пришли в Брундизий и узнали, что Цезарь уплыл без них, эти же самые люди, воспрянув духом и плача от гнева, повернулись к своим командирам и стали выговаривать им:
— Как видите, Цезарь нас не дождался. Это ваша вина; следовало торопить нас в дороге, а не позволять нам отдыхать, располагаться лагерем и дрыхнуть, словно трусам и лентяям. О, какие же мы негодяи, мы предали нашего полководца!
Вся надежда этих людей заключалась в том, что пятьдесят кораблей, которые перевезли их товарищей на другую сторону Адриатики, спешно вернутся за ними и что сами они прибудут вовремя, чтобы победить вместе с Цезарем или погибнуть вместе с ним.
XVIII
Предзнаменования, благоприятные для Цезаря. — Предзнаменования, неблагоприятные для Помпея. — «Ты везешь Цезаря и его удачу!» — Цезарь во главе пятидесяти тысяч солдат осаждает Помпея и его стотысячную армию. — Хлеб солдат Цезаря. — Целий и Анний Милон. — Их гибель. — Поражение Цезаря. — Цезарь начинает отступление. — Помпей преследует Цезаря. — Война закончена или почти закончена. — Катон проливает слезы. — Цезарь останавливается в Фарсале. — Предзнаменования, сулящие победу Цезарю. — Предзнаменования, несчастливые для Помпея. — Цезарь принимает решение сражаться. — Он дает сигнал к бою.
Взоры не только Рима, не только Италии, но и всего мира были прикованы к этому уголку Иллирии.
И в самом деле, вопрос, который предстояло решить, касался не только Рима и Италии, но и всего мира.
Он был одновременно простым и грандиозным.
Аристократия победит во главе с выучеником Суллы или же победит народ во главе с племянником Мария?
Италия погрязнет в проскрипциях и обагрится кровью в случае победы Помпея или же весь мир испытает на себе милосердие Цезаря?
Предзнаменования были благоприятными для Цезаря, и, хотя мы уже вступили в эпоху, когда предзнаменования начали воспринимать скептически, они оказывали сильное влияние на народ.
Вот что произошло тогда в Риме.
Перед тем как покинуть Рим, Цезарь совершал жертвоприношение Фортуне.
Внезапно бык, которого вели к жертвеннику, вырвался на волю, кинулся вон из города, встретил на своем пути озеро и пересек его вплавь.
Цезарь подозвал прорицателей и спросил у них:
— Что это означает?
— Это означает, — ответили прорицатели, — что, подобно быку, ты должен покинуть Рим и, подобно ему, пересечь море, то широкое озеро, которое отделяет тебя от Помпея.
Именно это предзнаменование придало мужества Цезарю, человеку в высшей степени суеверному; именно оно заставило его пересечь с двадцатипятитысячным войском Адриатику, не дожидаясь остальных своих солдат.
Затем, уже после его отъезда, случилось еще одно происшествие.
Римские мальчишки поделились на помпеянцев и цезарианцев и, кидаясь камнями и орудуя палками, сошлись в грандиозной битве, в которой помпеянцы были разгромлены.
Я играл заметную роль в этой небольшой войне, поскольку был назначен легатом того из наших товарищей, кто изображал Помпея.
Мне угодили камнем в колено, после чего я хромал целый месяц.
Другие предзнаменования, более серьезные, дали себя знать в Диррахии.
Узнав о прибытии Цезаря и немногочисленности его войска, Помпей принял решение двинуться на противника и сокрушить его.
Однако морское побережье, которое тянется от Диррахия до Аполлонии, рассекают две реки, берущие начало в Кандавских горах: Генус и Апс.
У Генуса все обстояло благополучно, и Помпей преодолел его без всяких осложнений.
Однако на другом берегу Апса находились передовые отряды Цезаря.
Помпей вызвал двух добровольцев разведать брод.
Но в ту самую минуту, когда эти добровольцы вошли в воду с правого берега реки, один из солдат Цезаря бросился в нее с левого берега, вплавь преодолел течение, напал на них и убил обоих.
Увидев, что перейти эту реку вброд нельзя, Помпей решил перебросить через нее мост.
Цезарь позволил ему сделать это; он рассчитывал, что в подходящий момент нападет на тех, кто мост перейдет.
Однако едва человек триста перешли на другой берег, как мост обрушился, так что все те, кто находился на нем, попадали в воду и утонули.
Те же, кто уже перешел по нему, были порублены солдатами Цезаря или сдались в плен.
Помпей увидел в двух этих событиях дурное предзнаменование и отступил.
Несколько дней спустя прибыл Антоний, приведя Цезарю двадцать пять или тридцать тысяч солдат, которых тот оставил у себя в тылу.
Цезарь настолько ощущал нужду в них, что незадолго перед тем, видя, что они так и не появляются, решил отправиться за ними лично. Переодевшись в раба, он поднялся на борт судна, перевозившего пять или шесть пассажиров в Брундизий.
Но, чтобы достичь моря, это судно должно было спуститься на пару лиг вниз по течению реки Аой, на берегах которой стоит Аполлония.
Между тем ветер дул с моря и гнал волны Адриатики в реку, так что настал момент, когда кормчий, не в силах преодолеть это препятствие, приказал поворачивать назад, к Аполлонии.
И тогда Цезарь встал во весь рост и, хотя на нем было рабское платье, командным тоном дал приказ продолжить путь.
Голос его был настолько властным, что кормчий даже не подумал спрашивать у Цезаря, кто он такой, чтобы говорить командным тоном, и ограничился тем, что сказал ему:
— Ты прекрасно видишь, что при подобном ветре упорствовать в стремлении выйти из реки в море означает рисковать жизнью.
И вот тогда, открыв свое лицо, прежде наполовину заслоненное плащом, Цезарь произнес слова, ставшие впоследствии столь знаменитыми:
— Ничего не бойся, кормчий, ты везешь Цезаря и его удачу!
И действительно, судно вышло из устья реки в море; но море, менее послушное фортуне диктатора, чем река, выбросило его вместе с судном на песчаный берег.