— Проскрипционные списки? Да зачем их составлять? Добро было простакам терять время на составление таких списков; мы будем объявлять вне закона не отдельных людей, а целые классы; мы будем карать не каждого поодиночке, а всех гуртом.
Это было тем более вероятно, что Лабиен подал страшный пример мести. Несмотря на принятый по настоянию Катона закон, гласивший, что всем пленникам должна быть сохранена жизнь, Лабиен приказал убить пятьсот пленных солдат Цезаря.
Катон разразился рыданиями и вернулся в Диррахий, накрыв голову тогой в знак скорби.
И потому Помпей, пустившись в погоню за Цезарем, оставил этого рыдальщика в Диррахии.
Поскольку Помпей слышал, как все кругом порицают его за медлительность; поскольку те, кто полагал, что дела идут недостаточно быстро, утверждали, что ему нравится видеть на своем утреннем выходе целую толпу сатрапов и сенаторов; поскольку Домиций Агенобарб называл его не иначе, как Агамемноном и царем царей; поскольку Фавоний громогласно заявлял, чтобы Помпей услышал его: «Да, не отведать нам в нынешнем году тускуланских фиг!»; поскольку со всех сторон ему доносили, что вся эта прекрасная молодежь, последовавшая за ним и уже уставшая от него, вполголоса говорила: «Избавимся вначале от Цезаря, а затем и от Помпея», — он решил атаковать Цезаря, едва тот остановится.
Цезарь шел с запада на восток; он пересек Эпир, вступил в Фессалию и остановился близ Фарсала.
Он преодолел около ста восьмидесяти миль. На протяжении первых ста тридцати миль его поход был не чем иным, как непрерывной борьбой.
Слух о его поражении уже распространился, и к нему относились, как к беглецу, отказывая ему в продовольствии и фураже. Наконец, вступив в Фессалию, он захватил город Гомфы, и его армия оказалась среди полного изобилия.
Солдаты, на протяжении пяти месяцев почти умиравшие от голода, устроили настоящее пиршество, которое длилось три дня.
Затем, поскольку было замечено появление передовых отрядов Помпея, Цезарь снова выступил в путь.
Ибо вовсе не то место, где он теперь находился, хотелось ему выбрать для решительной битвы.
Когда ты зовешься Цезарем и в той грандиозной игре в кости, что называют битвой, ставишь на кон мир, тебе хотя бы позволительно выбрать сукно, на котором ты выиграешь или проиграешь.
Наконец, как уже было сказано, достигнув Фарсала, Цезарь остановился.
На другой день появился Помпей, шедший следом за ним на расстоянии одного дневного перехода; он расположил свой лагерь на возвышенности напротив лагеря Цезаря.
Нередко во время наших прогулок в Академии, в те долгие вечера, какие предшествовали битве при Филиппах, мы с Катоном Младшим заставляли Брута повторять рассказ о том страшном сражении, в котором, как и в битве при Филиппах, предстояло решиться судьбам мира. Рассказ Брута запечатлелся в моей памяти. Будучи очевидцем и действующим лицом этой драмы, Брут все видел и во всем принимал участие.
Уязвимым местом Помпея являлось сомнение.
Помимо присущей ему от природы нерешительности, против Помпея были также знамения.
А всем известно, какое влияние на события имеют знамения.
В ночь накануне битвы ему привиделся сон; ему снилось, будто он находится в Риме, где при входе в театр людская толпа встречает его громкими рукоплесканиями, а затем, выйдя из театра, он украшает богатыми трофеями храм Венеры Победоносной.
На первый взгляд, сон этот заключал в себе благоприятное предзнаменование, но, если подумать, в нем мог быть скрыт двойной смысл.
Разве не похвалялся Цезарь, что он ведет свое происхождение от Венеры? И не были ли отняты у самого Помпея трофеи, которыми он украшал храм Венеры, прародительницы Цезаря?
Кроме того, на протяжении всей ночи лагерь Помпея то и дело охватывали панический страх и смятение. Несколько раз часовые кричали: «К оружию!», полагая, что их атакуют. Наконец, незадолго до рассвета, в утреннюю стражу, многие видели, как над лагерем Цезаря, где царили полнейшее спокойствие и глубочайшая тишина, поднялся в воздух яркий сноп света, упавший затем в лагере Помпея.
Цезарь же, по мере того как уверенность Помпея в себе ослабевала, все более укреплялся духом.
За три дня до сражения Цезарь совершал очистительное жертвоприношение во имя победы своей армии.
После заклания жертвы заклатель, который был фессалийцем и потому опытным прорицателем, возвестил Цезарю, что через три дня тот вступит в схватку со своим врагом.
Но Цезарю этого было недостаточно.
— Не можешь ли ты, — спросил он прорицателя, — сказать что-либо об итогах битвы, о которой ты мне возвещаешь?
— Тебе давать ответ на этот вопрос, а не мне, — промолвил прорицатель. — Боги указывают на полную перемену в твоей жизни, на обратное тому, что есть теперь. Если ты счастлив, то будешь несчастен; если ты несчастен, то будешь счастлив; если ты победитель, то будешь побежден; если ты побежден, то будешь победителем.
Помимо того, в Траллах, лидийском городе в долине реки Меандр, где в храме Победы стояла статуя Цезаря, мостовые камни в храме внезапно поднялись, и на глазах у всех из земли проросла пальма, изящная вершина которой покрыла тенью голову статуи Цезаря.
Добавим к сказанному кое-что от меня лично.
Я знавал при дворе императора молодого человека по имени Тит Ливий, занимающегося в настоящее время сбором материалов по истории Рима. Он родился в 695 году от основания Рима и, следовательно, за одиннадцать лет до битвы при Фарсале. Он часто рассказывал мне, что в тот день, когда произошла эта битва, он находился в Патавии,[65] своем родном городе, подле некоего Гая Корнелия, знаменитого искусством гадания и любившего ребенка, словно родного сына. Он сидел в своем авгурском кресле и наблюдал за полетом птиц, как вдруг, в ту самую минуту, когда началась битва, у него случилось прозрение и он возвестил, что между Цезарем и Помпеем происходит схватка.
Затем он продолжил изучать знамения и вдруг, в возбуждении вскочив на ноги, воскликнул:
— Ты победил, Цезарь!
Те, кто окружал его, усомнились в его пророчестве; тогда, сняв со своей головы венок и отложив его в сторону, он заявил, что не наденет его вновь, пока события не подтвердят его гадания.
И тем не менее Цезарь пребывал в сомнениях. Он располагал лишь тысячью конников, а у Помпея их было восемь тысяч.
Он собрал своих солдат.
— Соратники! — произнес он, обращаясь к ним. — Перед нами Помпей, армия которого по численности втрое превосходит нашу. Я жду Корнифиция с двумя легионами. Он присоединится ко мне послезавтра. Следует ли мне дожидаться его? Кален располагает вблизи Мегары пятнадцатью когортами. Следует ли нам дожидаться его? Чувствуете ли в себе силы дать сражение, обойдясь без подкреплений?
И тогда все солдаты в один голос закричали:
— В бой! В бой!
Тогда Цезарь поднялся на возвышенность, чтобы его видели и слышали как можно больше солдат.
— Друзья, — крикнул он, — наконец-то настал день, когда Помпей вызывает нас на бой и когда мы будем сражаться уже не с голодом и лишениями, а с людьми! Вы ждали этого дня с нетерпением, и он настал; вы обещали мне победить, так держите ваше слово. Все по местам!
Затем, повернувшись к Антонию, он произнес:
— Дай приказ поднять перед моей палаткой сигнал к бою.
Минуту спустя кроваво-красное знамя уже развевалось на ветру.
XIX
Расположение обеих армий. — Два пароля. — Крастин. — Начало сражения. — «Бейте в лицо!» — Страх римских щеголей. — Помпеянская конница обращается в бегство и вносит смятение в остальную часть армии. — Помпей покидает поле боя и возвращается в свой лагерь. — Цезарь щадит римлян. — Он нападает на лагерь Помпея. — Помпей бежит через Лариссу и Темпейскую долину. — Цезарь тревожится за Брута. — Он сжигает, не читая, переписку Помпея. — Не лучше ли было быть Фемистоклом-изгнанником, чем Цезарем-победителем?
Обе армии стояли на правом берегу Апидана, реки, берущей начало на стыке Панэтолийских и Тимфрестских гор.
Сообщив, где располагались армии, скажем теперь, какие места занимали военачальники.
Цезарь выбрал для себя правое крыло; он должен был, по своему обыкновению, сражаться в рядах Десятого легиона. Антонию предстояло сражаться подле него.
Домиций Кальвин командовал центром.
Сулла — левым крылом.
Помпей, видя все это, оставил за собой левое крыло и собрал вокруг себя, помимо двух своих легионов, множество пращников, лучников и конников.
Видя эти приготовления, Цезарь понял, что замысел противника заключается в том, чтобы окружить его и отрезать от основного сражения.
Тотчас же он вывел из резерва шесть когорт и скрытно разместил их позади Десятого легиона, приказав им не двигаться с места и оставаться незаметными для неприятеля, пока его конница не пойдет в атаку.
Как только атака начнется, эти шесть когорт должны броситься в первый ряд и, вместо того чтобы издалека метать дротики, каждому солдату надо будет держать острие своего дротика на уровне лица неприятеля.
— Ибо прежде всего, — добавил Цезарь, — бейте в лицо!
Он с полным основанием полагал, что все эта красивая молодежь, все эти щеголеватые конники скорее предпочтут бежать, нежели оказаться обезображенными.
Таких копьеносцев у Цезаря было три тысячи. Он должен был взмахом знамени подать им знак, когда для них настанет время выполнить указанный маневр.
Домиций Кальвин, командовавший центром армии Цезаря, находился напротив легионов Сципиона, тестя Помпея, приведенных из Сирии.
Наконец, Сулла, командовавший левым крылом Цезаря, находился напротив Афрания, командовавшего правым крылом Помпея и имевшего под своим начальством легионы из Киликии и приведенные из Испании когорты, которые Помпей считал лучшими своими войсками.
Фланг правого крыла Помпея был прикрыт ручьем, к которому было трудно подступиться. Помпей считал это крыло достаточно хорошо защищенным и потому сосредоточил подле себя почти всех своих лучников и почти всех своих пращников.