Брут взялся повидаться с ним, а также с Брутом Альбином.
Ровно в эту минуту в комнату вошел сам Брут Альбин; он пришел справиться о здоровье Лигария.
Ему сказали о заговоре.
Однако он ушел, не ответив ни слова и не взяв на себя никаких обязательств.
Друзья решили, что они допустили неосторожность.
Однако на другой день Альбин явился к Бруту.
— Скажи, это ты руководишь заговором, о котором мы говорили вчера у Лигария? — спросил он.
— Да, — прямо ответил ему Брут.
— Что ж, — промолвил Альбин, протягивая ему руку, — тогда я с вами, можете рассчитывать на меня.
Заговор разрастался.
Все знают, как к нему примкнула Порция.
Порция была дочерью Катона и в первом браке женой Бибула, который так часто возбуждал волнения на Форуме и умер, командуя флотом Помпея.
Оставшись вдовой с сыном на руках, но совсем еще молодая, она вышла замуж за Брута.
Этот сын, которому сегодня лет сорок, написал книгу под названием «Воспоминания о Бруте».
XXIV
Знамения, предвещающие смерть Цезаря. — Цезарь, удерживаемый Кальпурнией, не решается выйти из дома. — За ним приходит Децим Альбин. — Прорицатель Артемидор. — Тиллий Кимвр. — «И ты, Брут!» — Смерть Цезаря; ужас, царящий в Риме. — Похороны Цезаря, речь Антония. — Народ восстает против убийц. — Брут и Кассий вынуждены покинуть Рим.
Заговор разрастался все сильнее, но, хотя Цезаря обступали со всех сторон знамения, его слепота или, возможно, усталость от жизни были такими, что он не обращал на эти знамения никакого внимания.
Скажем, что это были за знамения.
Цезарь вывел колонию в Капую.
Отправленные туда поселенцы раскапывали древние гробницы, желая построить себе дома, и обнаружили погребение основателя города.
В этом погребении находилась медная табличка со следующей надписью:
«Когда мой прах будет потревожен, один из потомков Юла погибнет от руки своих близких и будет отмщен великими бедствиями по всей Италии».
Корнелий Бальб, близкий друг Цезаря, узнал о находке и сообщил о ней Цезарю.
— Как ты думаешь, о ком идет речь в этом пророчестве, — спросил его Цезарь, — и кто, по-твоему, эти близкие, которых мне следует остерегаться?
— Среди твоих близких есть лишь один, способный злоумышлять против тебя: это Брут.
— Полно! — промолвил Цезарь, щупая свою исхудалую грудь. — Неужели ты думаешь, что Брут не повременит и не дождется естественного конца этой несчастной плоти?
Почти в то же самое время имело место еще одно предзнаменование: было замечено, что лошади, которых он после перехода через Рубикон посвятил богам и оставил пастись на воле, отказываются от всякого корма и обливаются слезами.
В небе видели огненных людей, которые шли войной друг против друга.
Во время жертвоприношения, совершенного Цезарем, у жертвенного животного не удалось обнаружить сердца. Это было самое страшное из всех мыслимых предзнаменований, ибо ни одно животное не может жить без сердца.
Вслед за другим жертвоприношением авгур Спуринна, прославившийся уверенностью, с какой его взгляд проникал в будущее, предупредил Цезаря, что в мартовские иды ему угрожает огромная опасность.
Накануне мартовских ид множество разного рода птиц, которых никогда не видели летающими вместе, собрались в стаю и растерзали в клочки королька.
В тот вечер Цезарь ужинал у Лепида, и там была рассказана эта история с корольком. Следуя заведенному порядку, Цезарю принесли туда на подпись письма.
Все продолжали ужинать, а Цезарь покинул свое застольное ложе и стал подписывать письма на столе, стоявшем рядом с обеденным.
В тот момент, когда Цезарь поднялся, сотрапезники заговорили о смерти.
— Какая смерть, по-вашему, наилучшая? — обращаясь ко всем, спросил Лепид.
— Неожиданная, — промолвил Цезарь, продолжая ставить на письмах свою подпись.
После ужина он вернулся к себе домой и лег спать.
Внезапно, едва он уснул, двери и окна спальни сами собой распахнулись настежь.
Разбуженный шумом и лунным светом, которому ничто больше не мешало проникать в спальню, он услышал, что Кальпурния, его жена, жалобно стонет во сне и бормочет что-то нечленораздельное.
Он разбудил ее.
— О дорогой супруг, — воскликнула она, обвивая руками его шею, — мне снилось, будто я держу тебя в объятиях, заколотого мечом и покрытого кровью!
Между тем Цезарь все же проявлял некоторое беспокойство. Он распорядился умертвить в ночь с 14 на 15 марта сто жертвенных животных и провести гадание по их внутренностям.
Утром 15-го к нему явились гадатели.
Ни одно из жертвоприношений не сопровождалось благоприятными предзнаменованиями.
— Что ж, — после минутного раздумья произнес Цезарь, — с Цезарем случится лишь то, что должно с ним случиться.
Утром 15 марта сенат был созван на заседание. По роковой случайности он должен был собраться не в обычном месте своих заседаний, а под кровлей одного из портиков, соседствовавших с театром.
В этом портике стояла статуя Помпея.
Заговорщики собрались в доме Кассия. Оттуда им предстояло отправиться вместе.
Ждали лишь Брута.
В ожидании Брута они подняли серьезный вопрос, а именно: не следует ли им убить Антония заодно с Цезарем?
Требоний воспротивился этому, но все остальные единодушно выступили за то, чтобы предать Антония смерти.
Между тем пришел Брут.
Решение вопроса предоставили на его усмотрение.
Брут отрицательно покачал головой.
— Нет, — сказал он, — Антоний не заслужил смерти; пусть живет.
Тем не менее, поскольку Антоний обладал необычайной телесной силой и многие опасались, как бы она не помешала им осуществить задуманное, было уговорено, что к Антонию приставят нескольких заговорщиков, которые будут удерживать его вне зала заседаний сената, пока там будет совершаться убийство.
Решив данный вопрос, все вышли из дома Кассия.
Собрались же они там под предлогом сопроводить к Капитолию сына Кассия, которому в тот день предстояло впервые облачиться в мужскую тогу.
Я уже рассказывал о подробностях данной церемонии, когда говорил о том, как это происходило со мной.
Заговорщики действительно проводили юношу до Форума.
Там каждый из них занял полагающееся ему место.
Преторы поднялись на свои судейские возвышения и объявили, что готовы отправлять правосудие.
Брут был в их числе.
Другие заблаговременно вошли под кровлю портика Помпея.
Лица их были бесстрастны.
Брут приговорил одного из ответчиков к уплате штрафа.
— Я обращусь с жалобой к Цезарю, — заявил этот человек.
— Цезарь никогда не препятствовал и никогда не воспрепятствует мне судить в согласии с законами, — спокойно ответил ему Брут.
Между тем время, когда должен был прийти Цезарь, наступило, а он так и не появился.
Что удерживало его дома? Его предупредили? Или он прислушался к словам авгура, посоветовавшего ему опасаться мартовских ид?
В этот момент глубокой тревоги, когда заговорщики уже начали переглядываться между собой, к Кассию и Бруту подошел сенатор Попилий Ленат и, поприветствовав их, сказал им вполголоса:
— Поспешите: дело, которое вы задумали, уже не является тайной. Молю богов даровать ему полный успех.
В эту минуту примчался один из рабов Брута, бледный и растерянный.
Он явился сообщить ему, что Порция при смерти.
— Это она послала тебя ко мне? — спросил Брут.
— Нет, — ответил раб, — я примчался по своему собственному почину.
— Тогда я остаюсь, — произнес Брут.
Не успел он договорить, как послышался шепот:
— Антоний! Антоний идет!
Антоний пришел сообщить, что Цезарь не выйдет сегодня из дома, поскольку испытывает недомогание, и просит сенат перенести заседание на другой день.
И тут на память заговорщиками пришли слова Попилия Лената. Если, как он сказал, заговор получил огласку, то перенести его исполнение на другой день невозможно, и, следовательно, они погибли.
И тогда было решено, что один из них пойдет за Цезарем к нему домой и постарается убедить его выйти из дома.
Выбор пал на Альбина.
Это был человек, которого Цезарь любил более всех после Марка Брута и в завещании назначил своим наследником второй очереди.
Цезарь не был болен, он лишь уступил страхам Кальпурнии.
Альбин пристыдил его за эти страхи и, невзирая на мольбы Кальпурнии, увел с собой.
Но не отошли они и на двадцать шагов от его дома, как ритор Артемидор Книдский, державший в Риме школу греческой словесности, попытался приблизиться к Цезарю.
Однако сделать это было нелегко. Появления Цезаря все ждали, и, как только он вышел из дома, его окружила целая толпа клиентов: одни о чем-то просили его на словах, другие вручали ему письменные прошения.
Не имея надежды поговорить с ним наедине и вполголоса, Артемидор приготовил записку.
Он вручил ее Цезарю, сказав ему:
— Цезарь, немедленно прочти эту записку: в ней говорится об очень важном деле, касающемся лично тебя.
Цезарь взял записку, кивнул Артемидору и принялся читать, но, поскольку ему мешала толпа, а кроме того, его всячески отвлекал Альбин, он не сумел дочитать записку до конца и вошел в сенат, все еще держа ее в руках.
Войдя туда, он направился прямо к приготовленному для него креслу.
В этот момент, как и было условлено, Требоний оттеснил Антония от Цезаря, затеяв с ним разговор о делах, которые, как он знал, были тому чрезвычайно интересны.
Все это время Кассий не отрывал глаз от статуи Помпея.
Будь он приверженцем философии Платона, а не Эпикура и верь он в загробную жизнь, можно было бы подумать, что он призывает Помпея содействовать успеху предприятия, которое должно было отмстить за него Цезарю.
Цезарь еще не успел сесть, когда к нему подошел Тиллий Кимвр.
Об этом было уговорено заранее.
Тиллий Кимвр должен был попросить Цезаря отозвать из ссылки своего брата-изгнанника.