Брут собрал вокруг себя всех, кого мог, и быстро двинулся туда, где рассчитывал обнаружить Кассия.
В этот момент показался какой-то всадник, галопом мчавшийся им навстречу. Все взгляды были прикованы к всаднику, поскольку предположительно это мог быть гонец с каким-то важным известием.
Когда до него оставалось не более пятисот шагов, кто-то воскликнул:
— Титиний!
Титиния знали как большого друга Кассия, и потому все бросились к нему: одни обступили его, не слезая с коней, другие спешились, чтобы обнять его и узнать у него новости о Кассии.
Кассий, со своей стороны, видел этот отряд, двигавшийся в его сторону, но не мог различить, состоит он из друзей или врагов. Одновременно он следил глазами за Титинием и, увидев, какое возбуждение охватило этих людей при его приближении и как они бросились к нему, неправильно понял характер этого возбуждения и решил, что посланного им легата окружили солдаты Октавиана или Антония.
Это стало для него страшным горем.
— О, — воскликнул он, — вот до чего довела меня чрезмерная привязанность к жизни: на глазах у меня враги захватывают одного из моих последних и лучших друзей!
Затем, не дожидаясь никаких разъяснений, он жестом приказал одному из своих вольноотпущенников, по имени Пиндар, следовать за ним и, отпустив поводья своего коня, с поникшей головой и с разбитым сердцем галопом помчался к стоявшей в стороне пустой палатке, которая непонятно как уцелела.
Подъехав к ее порогу, он спешился и вошел внутрь.
И там этот человек, выживший во время разгрома армии Красса и чудом ускользнувший от парфян, устав от борьбы, торопясь свести счеты с жизнью, даже не дав себе времени справиться, победил Брут или потерпел поражение, жив он или умер, подставил шею под меч, словно жертва на алтаре, и приказал Пиндару нанести удар.
Пиндар колебался; но, поскольку шум приближавшегося отряда, топот лошадей и тяжелая поступь вооруженных людей слышались все сильнее, а Кассий настаивал, Пиндар, наконец, решился.
Одним ударом он отрубил Кассию голову и, вне себя от ужаса, обратился в бегство.
Он не отбежал и на пятьсот шагов от палатки, когда туда вошел Титиний, в знак победы украшенный венком.
Первое, что он увидел, был труп, подле которого лежала отрубленная голова.
Голова была повернута лицом к земле. Чтобы подойти к ней, ему пришлось ступать по еще теплой крови.
Он взял голову за волосы, узнал в ней голову Кассия и поцеловал ее.
В этот момент к палатке подошли несколько человек, находившихся рядом с Кассием в ту минуту, когда он стал жертвой роковой ошибки. Они рассказали Титинию, как все произошло.
— О, горе мне! — вскричал Титиний. — Это из-за меня погиб мой командир, мой друг!
Затем, обнажив меч, он произнес:
— Я всегда был подле тебя при твоей жизни, о Кассий, и, где бы ты ни был теперь, присоединюсь к тебе мертвому!
И, бросившись на меч, он пронзил им себя насквозь.
Между тем явился Брут. Смутный слух о том, что происходило в этой палатке, дошел до него, и он ускорил шаг.
Однако прибыл он чересчур поздно: в живых не было уже не только Кассия, но и Титиния.
Тогда он поднял венок, скатившийся с головы Титиния на землю, возложил его на тело Кассия и со слезами на глазах, рыдающим голосом произнес:
— Приветствую последнего из римлян!
Затем он приказал обрядить мертвое тело и похоронить его на Фасосе, ибо были опасения, что погребальная церемония может вызвать беспорядки в лагере.
После чего он распорядился раздать по две тысячи драхм каждому из солдат, чтобы возместить ущерб, понесенный ими вследствие разграбления лагеря.
Кассий умер, но Брут остался жив. Брут, с его сильным и стоическим характером, был душой республиканской партии.
Кассий был всего лишь ее рукой.
XXX
Потери обеих армий. — Октавиан и Антоний считают себя побежденными. — Деметрий сообщает Антонию о неожиданной смерти Кассия. — Казнь мима Волумния и шута Саккулиона. — Голод в лагере триумвиров. — Врут решается дать сражение. — Зловещее предзнаменование. — Вторая битва при Филиппах. — Брут терпит поражение. — Самоотверженность Луцилия. — Марк Катон Младший гибнет в бою. — Полагая, что Брут схвачен, я бросаю свой щит и спасаюсь бегством. — Последние часы Брута. — Его философия. — Его смерть. — Мессала представляет Стратона Октавиану. — Статуя Брута в Медиолане.
Брут вернулся в свой лагерь.
Из всех четырех полководцев его одного можно было счесть победителем.
И в самом деле, Октавиан был побежден Брутом.
Кассий был побежден солдатами Антония.
Антоний, который непонятно чего испугался и не участвовал в битве, был побежден страхом.
Вечером после этого сражения, катастрофического по своим моральным последствиям даже больше, чем по людским потерям, Брут собрал собственных солдат и солдат Кассия.
Была проведена перекличка.
Восемь тысяч республиканцев остались лежать на поле битвы.
Однако цезарианцы потеряли шестнадцать тысяч человек.
Так что в лагере триумвиров царило уныние и они считали прошедший день роковым для себя, как вдруг Антонию, который, сгорая от стыда, бодрствовал в своей палатке, доложили, что дозволения поговорить с ним просит вольноотпущенник Кассия.
Этого вольноотпущенника Кассия звали Деметрий.
Антоний приказ впустить его, но, поскольку намерения этого человека были ему неизвестны, он оставил подле себя трех или четырех солдат.
Деметрий, в надежде на вознаграждение, явился сообщить Антонию о смерти своего господина.
Новость была настолько неожиданной, что Антоний не хотел верить в нее.
Тогда Деметрий показал ему платье и меч своего господина и во всех подробностях описал случившееся в той пустой палатке.
Подробности эти были настолько точными, что сомневаться в новости уже не приходилось.
Антоний помчался к Октавиану, также считавшему сражение проигранным, и все ему рассказал.
В тот же вечер они собрали всех офицеров и дали им приказ распространять среди солдат известие о смерти Кассия, а главное, говорить им, что умер он не во время битвы, сраженный мечом, а после нее, и что причиной его смерти стало отчаяние, явившееся следствием проигранного сражения.
Известие это привело к тому, чего и ожидал Антоний. На другой день солдаты громогласно потребовали дать сражение.
Октавиан и Антоний предложили его Бруту, однако он не вышел из своего лагеря.
В его лагере и в лагере Кассия царило брожение, не позволившее ему пойти на риск.
Его собственный лагерь был битком набит пленными, что требовало усиленной охраны.
Лагерь Кассия был битком набит недовольными.
И самом деле, для солдат Кассия были нестерпимы два обстоятельства: собственное поражение и победа Брута.
Что касается пленных, то Брут разбил их на две категории: он отделил рабов от свободнорожденных и всех рабов предал смерти.
Свободнорожденных он отпустил на волю, дав им возможность выбора между Октавианом и собой.
Некоторые из них остались, но в основном все вернулись в лагерь Октавиана.
Среди пленников Брута были те, против кого его легаты питали непримиримое ожесточение. Брут был вынужден спрятать их в своей собственной палатке, чтобы сохранить им жизнь.
Тем не менее нашлись пленники, спасти которых ему не удалось, несмотря на все предпринятые им усилия; одним из них был мим по имени Волумний, другим — шут по имени Саккулион.
Брут придавал им не большее значение, чем они того заслуживали, учитывая их ремесло, но кое-кто из его друзей пришел сказать ему, что эти люди, даже будучи пленниками, продолжают бесстыдно насмешничать.
Брут пожал плечами и ничего не ответил.
Тогда Мессала предложил высечь их розгами на глазах у всех и нагими отослать к Октавиану и Антонию, чтобы пристыдить вражеских полководцев тем, какого рода приятели и собутыльники нужны им даже в походе.
Предложение было со смехом принято в качестве веселой шутки, и все уже намеревались ограничиться этой безобидной местью, как вдруг Публий Каска, тот, кто первым нанес удар Цезарю, поднялся и вне себя от ярости произнес:
— Недостойно забавами подобного рода отмечать похороны Кассия!
Затем, повернувшись к Бруту, он добавил:
— Брут, от тебя зависит показать, какую память ты хранишь о своем товарище: ты либо покараешь тех, кто сделал его мишенью своих насмешек, либо сохранишь этим людям жизнь.
Упрек, а главное, тон, каким он был высказан, уязвили Брута.
— Зачем ты спрашиваешь мое мнение, Каска, — произнес он, — и почему сам не решаешься сделать то, что считаешь нужным сделать?
— Так ты даешь мне полномочия? — спросил Каска.
— Разумеется, — ответил Брут.
— Хорошо, — промолвил Каска.
И, выйдя от Брута, он приказал немедленно предать Волумния и Саккулиона смерти.
Приказ был исполнен.
Бездействие Брута сильно тревожило Антония и Октавиана.
Брут не знал того, что было известно им, а именно, что в тот самый день, когда Кассий потерпел поражение и покончил с собой, произошло морское сражение, в ходе которого республиканский флот атаковал и рассеял продовольственный конвой, шедший из Италии на помощь цезарианцам и одновременно доставлявший им значительное подкрепление. Конвой этот был почти полностью уничтожен, так что лишь немногие солдаты избежали гибели, да и те, лишившись продовольствия, вынуждены были есть паруса и корабельные снасти.
Доведенные вследствие этого обстоятельства до настоящего голода, разбившие лагерь в низине, окруженные болотами, мокнущие под осенними дождями, которые начались сразу после битвы, и уже терзаемые резким холодом, который заявил о себе как о предвестнике суровой зимы, войска цезарианцев находились далеко не в таком хорошем положении, как республиканские войска, на долгое время обеспеченные продовольствием, разбившие лагерь на выгодной позиции, благодаря чему им не страшны были ни тяготы зимы, ни нападение врага, господствовавшие на море и победившие на суше. Но, несомненно, римская держава не могла более находиться под управлением нескольких властителей, ей требовался один-единственный самовластный правитель, и боги, в своей высочайшей мудрости решив, что Октавиан должен быть избавлен от того единственного человека, который мог противостоять его господству, помешали дойти до Брута вестям о победе, способной дать ему чересчур большое преимущество над врагами.