Он был персоной чрезвычайно важной; умелый музыкант, искусный певец, восхитительный флейтист, он своими талантами, богатством и влиянием беспокоил даже самого Цицерона, опасавшегося вызвать его недовольство.
«Постарайся, чтобы Тигеллий перестал злиться на меня, и как можно скорее», — писал великий оратор Фадию Галлу.
И в самом деле, сардов боятся, даже если речь идет о рабах, и с тем большим основанием надо бояться богатых и влиятельных сардов.
Влияние его длилось уже очень долго. Своими талантами Тигеллий снискал милость Юлия Цезаря и царицы Клеопатры.
Угодив дяде, он угодил затем и племяннику.
Впрочем, как и все певцы, он был капризен. Я писал о нем:
Общий порок у певцов, что в приятельской доброй беседе,
Сколько ни просят их петь, ни за что не поют; а не просят —
Пению нет и конца! — Таков был сардинец Тигеллий.[94]
Что же касается Саллюстия, то его знают все.
Это историк заговора Катилины, Гай Саллюстий Крисп, претор Юлия Цезаря и друг Октавиана.
Однако не все знают о нем то, что я намереваюсь сейчас рассказать.
Он родился в Амитерне, в плебейской семье. В двадцать семь лет он был назначен квестором, а два года спустя — народным трибуном. Ему было тридцать два или тридцать три года, когда его застигнул в момент прелюбодеяния наш старый знакомец Анний Милон, тот, кто убил Клодия. Понятно, что этот человек шутить не любил. Напарницей Саллюстия была жена Милона, красавица Фавста, дочь диктатора Суллы.
Милон позвал рабов, вооружил их ремнями и велел им как следует отстегать Саллюстия. После этого телесного наказания он отпустил его, обязав, однако, еще и заплатить крупную денежную сумму.
Вследствие этого приключения Саллюстий был изгнан из сената. Избавленный от привычки волочиться за патрицианками, он полностью разорился, имея дело с вольноотпущенницами. Вот тогда он и примкнул к Цезарю, который назначил его квестором, затем претором и, наконец, пропретором Нумидии.
Он задушил эту несчастную провинцию поборами, вернулся в Рим безмерно богатым, разбил прекрасные сады на Квиринальском холме и построил великолепную виллу в Тибуре.
В то время, когда я написал стихи о нем, ему был пятьдесят один год и он входил в число друзей Октавиана.
Мне посчастливилось вернуться в Рим в тот момент, когда, устав от гражданских войн, все снова занялись литературой; когда политические страсти еще пылали, когда страхи за настоящее, воспоминания о прошлом и надежды на будущее заставляли всех внимательно присматриваться и прислушиваться к окружающим; когда все следили за поступками каждого из упомянутых мною лиц. Судите сами, с какой жадностью эту мою сатиру читали и с какой скоростью она распространялась в обществе.
Добавим, что эта тяга к чтению сочеталась с новым промыслом. Речь идет об издательском деле.
Этот промысел стал настолько прибыльным, что им занялись даже самые богатые люди. К примеру, Аттик содержал определенное количество образованных рабов, которых он использовал в качестве либрариев, то есть переписчиков и изготовителей книг. Имея доступ во все книгохранилища Афин и разрешение копировать там книги и даже уносить их к себе домой, он получил возможность собрать столь великолепную коллекцию самых выдающихся авторов, что, когда Цицерон дал понять Аттику, что хотел бы приобрести ее, Аттик в свой черед дал понять Цицерону, что тот недостаточно богат для этого.
Речь идет о Цицероне, понимаете?! О том, кто купил дом за три с половиной миллиона сестерциев!
Так что в тот момент, когда я опубликовал свои первые две сатиры, книгопродавцев, скупавших достойные внимания рукописи, были так много, что кругом — в квартале Аргилет, под кровлей портиков, на Священной дороге и на Форуме — бросались в глаза одни только книжные лавки. Мои книгоиздатели, братья Созии, держали свою лавку на краю Форума.
Так что благодаря этим двум сатирам я заработал изрядную сумму; но ценнее всего для меня они были другим: однажды я услышал, как в дверь мне постучали, пошел открывать и увидел на пороге Бария и Вергилия!
XXXIII
Я вновь обретаю Вария и Вергилия. — Что с ними стало. — Как Вергилий сумел приблизиться к Цезарю Октавиану. — «NOCTE PLUIT TOTA». — «SIC NON VOBIS». — «AD VIRGILIUM NEGOCIATOREM». — Портрет Вергилия. — Его скупость. — Его любовные дела. — Амариллида. — Возвращение Антония. — Клеопатра. — Кидн. — Развлечения Антония и Клеопатры в Александрии. — Какого сорта рыбу Антоний ловил на удочку. — Переговоры на Мизенском мысу между триумвирами и Секстом Помпеем. — Предложение Менаса, отказ Секста Помпея.
У меня вырвался радостный крик. Мне не только не было известно, что они в Риме, но я и не знал, что с ними стало.
Мы сели в моей скромной комнате, и я стал расспрашивать их о том, какое влияние оказали на их жизнь происходившие в последние годы события. Мы не виделись уже лет восемь или девять.
События последнего времени никак не затронули Вария, но вот с Вергилием дело обстояло иначе.
После моего отъезда он уехал в Неаполь, чтобы знакомиться с греческой литературой, заниматься математикой и изучать медицину, но вскоре отступился от математики и медицины и целиком предался поэзии.
Он вернулся в Мантую, а точнее, в Анды, свой родной край, в то самое время, когда Октавиан совершил свой поход в Перузию, после которого он раздал своим солдатам земли венетов. Вследствие этих шагов Вергилий оказался лишен, подобно мне, своего скромного родового поместья. Он хотел было воспротивиться этому, но какой-то ветеран, обнажив меч, пригрозил убить смельчака, и, в самом деле, Вергилию удалось избежать смерти лишь благодаря тому, что он бросился в Минций и пересек эту реку вплавь.
Он возвратился в Рим и там снова встретился со своим другом Барием, имевшим тесную связь с Поллионом, тем самым легатом Антония, который, как мы видели, выступил в качестве посредника между Октавианом и Антонием.
Барий представил Вергилия Поллиону. Поллион прежде видел молодого поэта в Мантуе и потому был весьма расположен к тому, чтобы оказать ему услугу. Он поговорил о нем с Меценатом, Меценат поговорил о нем с Октавианом, и поместье Вергилию было возвращено.
Вот таким образом Вергилий и стал певцом Октавиана.
Однако добиться справедливости в отношении своих стихов оказалось делом более хлопотным, чем добиться справедливости в отношении своего имения.
Вот по какому случаю он сочинил свои первые стихи, посвященные Октавиану.
Накануне игр, которые намеревался устроить Октавиан, всю ночь лил дождь, однако, против всякого ожидания, на рассвете вновь засияло солнце, и установилась превосходная погода, благоприятная для игр.
Вергилий сочинил и повесил на воротах дома Октавиана следующее двустишие, не подписав его, однако, и никак не указав, от кого оно исходит:
Всю ночь лил дождь, но утро ясным светом игры озарило.
Коль так, Юпитер делит с Цезарем над небом власть.
Двустишие принесли Октавиану; он пожелал познакомится с автором.
Вергилий отличался чрезвычайной скромностью и не решился заявить о своем авторстве.
Батилл, весьма посредственный поэт, который, по всей вероятности, будет известен грядущим поколениям лишь благодаря забавной истории, приводимой здесь мною, приписал это двустишие себе и получил за него награду.
Уязвленный Вергилий еще раз написал свое двустишие, а под ним начертал такие строки:
Hos ego versiculos feci, tulit alter honores:
Sic vos non vobis…
Sic vos non vobis…
Sic vos non vobis…
Sic vos non vobis…[95]
Все это он послал Октавиану.
Октавиан подумал, что послание пришло от Батилла, позвал его к себе и попросил закончить четыре прерванные на середине строки, придав им смысл.
Батилл употребил все свои силы, но так и не смог справиться с задачей.
И тогда Вергилий написал Октавиану следующее письмо:
«Ты желаешь, Цезарь, чтобы Батилл придал смысл четырем незаконченным строкам, которые я послал тебе и которые, по твоему мнению, принадлежат ему, равно как и предшествовавшее им двустишие.
Но ни это двустишие, ни эти четыре незаконченные строки ему не принадлежат.
Они принадлежат мне.
Что же касается четырех незаконченных строк, то вот четыре недостающих полустишия:
Если присоединить их к оборванным строкам, то получится следующее пятистишие:
Hos ego versiculos feci, tulit alter honores:
Sic vos non vobis nidificatis aves;
Sic vos non vobis vellera fertis oves;
Sic vos non vobis mellificatis apes;
Sic vos non vobis fertis aratra boves.»[97]
И на сей раз он поставил свою подпись.
К тому времени Вергилий уже сочинил три или четыре первые свои элегии, однако прочитал он их лишь нескольким своим друзьям. Следствием такого замалчивания стала моя неосведомленность.
Он прочитал мне эти элегии.
И хотя они прославляли человека, с которым мне не так давно пришлось сражаться, я не мог удержаться от того, чтобы не восхититься плавностью и благозвучием этих стихов. И в самом деле, никто в латинской поэзии не владел александрийским стихом так, как Вергилий.
Не знаю, посланы были Варий и Вергилий ко мне Меценатом или явились по собственному почину, но мне точно известно, что оба они настойчиво советовали мне сойти с пути, который я