Меня долго привечали в доме Мецената, прежде чем я был представлен Октавиану. Признаться, я сохранил по отношению к победителю моего дорогого Брута определенную неприязнь, побороть которую смогла лишь битва при Акции. Я не верил в эту хваленую простоту и с подозрением относился к руке, подписывавшей проскрипционные списки триумвиров, и к человеку, из честолюбия давший развод трем женам.
Правда, незадолго перед тем он по любви женился в четвертый раз.
Тремя его женами последовательно были:
Сервилия, на которой он женился в возрасте восемнадцати лет;
Клодия, дочь Антония и Фульвии;
Скрибония, родившая от него ту самую знаменитую Юлию, которая прославилась своими скандальными любовными связями и которую он выдал замуж сначала за юного Марцелла, потом за Агриппу, потом за Тиберия и в конце концов сослал на остров Пандатарию.
Его четвертой женой, ставшей ею незадолго перед тем, была Ливия, дочь Ливия Друза, супруга Тиберия Клавдия Нерона, от которого у нее уже был сын Тиберий. Она была беременна во второй раз, когда развелась с мужем, чтобы выйти замуж за Октавиана; через три месяца она родила второго сына, получившего имя Друз. Чьим сыном был Друз? Клавдия Нерона? Или Октавиана? Во всяком случае, Октавиан усыновил его.
Впрочем, у Октавиана в то время была совсем иная семейная забота.
Фульвия, пребывавшая в ярости из-за любовной связи Антония и Клеопатры, после своей отчаянной выходки в Перузе покинула Италию и направилась к мужу в Афины. Однако он встретил ее с таким пренебрежением, что, впав в еще большую ярость, чем до приезда в Афины, она уехала в Сикион и умерла там в приступе гнева.
Сделавшись благодаря этой смерти свободным, Антоний смог уступить воле солдат и жениться на Октавии.
Однако точно такое же презрение, какое Антоний выказывал по отношению к Немезиде, звавшейся Фульвией, он выказывал и по отношению к Октавии, славившейся своей нравственной чистотой. Покинутая мужем, она, тем не менее, заботилась исключительно об интересах этого жестокосердна, занималась воспитанием его детей от Фульвии и, употребляя все свое влияние на брата, не давала ему отомстить за нанесенное лично ей оскорбление.
Как и можно было предвидеть в момент его подписания, мир, заключенный триумвирами с Секстом Помпеем, не продлился и трех месяцев: Октавиан вознамерился начать преследовать в его собственной стихии того, кто называл себя сыном Нептуна, и потерпел от него поражение; кроме того, флот Октавиана был рассеян бурей, и он остался бы без единого корабля, если бы не измена Менаса, осознавшего, несомненно, что со столь честным человеком, как Секст Помпей, шансов разбогатеть у него нет.
Таким образом, несмотря на дурное обращение Антония с Октавией, никакой возможности порвать отношения с Антонием у Цезаря Октавиана не было.
Антоний находился в Афинах; для переговоров с ним Октавиан послал туда Мецената.
Меценат, как обычно, провел переговоры успешно. Было условлено, что Антоний одолжит шурину свои корабли.
Однако в то самое время, когда Меценат вернулся из Греции, Агриппа вернулся из Галлии.
Он победил племена Аквитании, перешел Рейн, победил германцев. Наконец, по возвращении в Италию, он с характерной для него быстротой действий построил новый флот, поспешно оборудовав для этого огромную гавань, названную Юлиевым портом и сформированную за счет соединения Лукринского и Авернского озер.
Канал, по которому бок о бок могли проходить два корабля, связывал эту гавань с морем.
Октавиан знал, что он может полагаться на Агриппу, свою правую руку, точно так же, как он мог полагаться на Мецената, свою левую руку.
Мы уже сказали пару слов об Агриппе в связи со смертью Цезаря. Рожденный в незнатной семье, он благодаря случаю стал товарищем Октавиана, который взял его с собой в Аполлонию. Быстротой своих маневров он внес значительный вклад в успех обоих сражений при Филиппах: первый раз — действуя в отсутствие Антония, второй раз — в отсутствие Октавиана. Обладая способностью подготавливать победу в военное время и налаживать государственное управление в мирное время; умея подчиняться, ибо умел командовать; будучи художником, хотя и оставаясь при этом солдатом; будучи щедрым, но не расточительным, он устраивал игры римскому народу, этому важному вельможе, которого кормили, поили, купали и все те дни, пока длились игры, по приказу Агриппы еще и бесплатно брили.
Он подарил этому народу сто пять водоразборных фонтанов, сто тридцать водонапорных башен, сто семьдесят бесплатных бань; но это еще не все: он раздавал ему лотерейные билеты, на которые можно было выиграть деньги, ткани, ценную мебель, и, дабы поддерживать в нем способность совершать подвиги, достойные времен Клодия, позволял грабить лавки, полные товаров.
Так что Октавиан питал к Агриппе полнейшее доверие; без Агриппы и без Мецената его царствование утратило бы с одной стороны блеск побед, а с другой — блеск поэзии. Это было бы, возможно, царствование Октавиана, но не царствование Августа. Когда он советовался с Агриппой и Меценатом, как ему следует поступить, Агриппа дал ему совет восстановить республику, а Меценат — учредить империю. С присущим ему даром усвоения он взял из того и другого совета то, что было в них полезного. Октавиан учредил империю, но разве кто-нибудь мог заметить, что все живут уже не при республике?
В этом своеобразном триумвирате, созданном Октавианом, Агриппой и Меценатом, замечательно было то, что двое из его членов постоянно жертвовали собой во имя величия третьего. Вот почему позднее, вознамерившись женить Агриппу на своей дочери Юлии, что было скверным подарком, Август потребовал, чтобы Агриппа дал развод своей жене Марцелле, и на те два года, какие сам он провел в поездках по Азии и Греции, доверил ему управление империей. Посланный в Галлию и Германию и вернувшийся оттуда победителем, Агриппа отказался от триумфа и, сооружая акведуки, подававшие в Рим две трети воды, которую там выпивали, на досуге строил очаровательную ротонду, именуемую пантеоном Агриппы.
Понятно, что, снова увидев подле себя столь преданного соратника, Октавиан отдал ему предпочтение перед коллегой, вызывавшим у него подозрения. Так что он поблагодарил Антония, но отказался от помощи, которую прежде сам же у него просил. Не принимая во внимание этот отказ, а главное, желая убедиться, что за ним стоит, Антоний отбыл из Афин, ведя за собой триста кораблей, нагруженных солдатами; было ясно, что, не имея более возможности быть актером, он счел важным оставаться зрителем, причем зрителем опасным для Октавиана, на которого, в случае поражения, он неминуемо должен был обрушиться.
Антоний заявил, что он плывет в порт Брундизий и будет там находиться в распоряжении Октавиана. Впервые, возможно, у Октавиана возникло желание поссориться с Антонием; однако Октавия, несчастная брошенная жена, проявила такую настойчивость, что сумела убедить брата во второй раз отправить Мецената к Антонию. Она надеялась, что находчивый посланник справится со вторым поручением так же, как он справился с первым. Меценат дал согласие и, дабы подчеркнуть значение своего посольства, взял с собой многочисленную свиту. В эту свиту входили: искусный греческий ритор по имени Гелиодор, Плотий Тукка, поэт, слава которого в ту эпоху была необычайно высока, прихлебатель Сармент, шут Мессий Цицирр и я.
Варий и Вергилий должны были присоединиться к нам по дороге, в Синуэссе.
Приготовления к нашей поездке прошли очень быстро, но мы не могли выехать все вместе; те, что двинулись в путь последними, должны были двигаться с большей скоростью и догнать остальных.
Я выехал в повозке вместе с ритором Гелиодором, самым, возможно, сведущим человеком по части греческого языка. В первый день мы остановились на скверном постоялом дворе в Ариции, всего лишь в шести милях от Рима.
Путь наш пролегал по той самой Аппиевой дороге, по которой за тринадцать лет до этого я прибыл в Рим.
На второй день мы ехали нисколько не быстрее и остановились на Аппиевом форуме, названном так Аппием Клавдием Цеком, строителем Аппиевой дороги. Зачем нам было спешить, если остальные ехали позади нас?
Здешняя почтовая станция была еще хуже, чем первая. Мы обнаружили этот несчастный форум битком набитым жуликоватыми лодочниками и трактирщиками; питьевая вода там была настолько отвратительной, что мне пришлось обойтись без ужина; я уж не говорю о вине: это был настоящий яд, хотя не более чем в одной лиге оттуда, на холмах Сетии, производили вино, которое Октавиан предпочитал всем прочим сортам вина и которое называлось сетинским.
Так что, повздорив со своим желудком, я натощак ожидал, чтобы мои спутники закончили ужин.
Из-за щелей между камнями, которыми она вымощена, Аппиева дорога чрезвычайно утомительна при езде в повозке, особенно если упряжка скачет рысью; так что мы решили воспользоваться каналом и продолжить путь на барке.
Канал этот питается водами реки Нимфы, начинающейся у подножия горы, на вершине которой высятся пеласгические стены Норбы, и водами реки Уфенс; названные реки как раз там и сливаются.
Он тянется вдоль Аппиевой дороги с юга, и путешественники, прибывшие на Аппиев форум, большей частью плавают по этому водному пути ночью, погрузившись на барку с вечера.
Плавание происходит на барке, которую тянут мулы; затем, с рассветом, после ночного отдыха, который дает вам силы справиться с дорожной усталостью, вы снова пускаетесь в путь по Аппиевой дороге.
Так что мы рассчитались с трактирщиком и в тот момент, когда ночь уже расстилала по земле тени и усеивала небо звездами, отправились в путь.
Однако напрасно я рассчитывал на ночной отдых. Разумеется, мы как следует закутались в одеяла и прижались друг к другу, но укусы комаров и голос пьяного лодочника, певшего про свою подружку, не давали мне закрыть глаза. Тем не менее я впал в своего рода дремоту, как вдруг был выведен из нее осознанием того, что мы перестали двигаться. Наша барка, в самом деле, стояла на месте, и мне понадобилось лишь оглядеть