Однако к концу седьмого дня, ничего не понимая в этом исчезновении Антония и полагая, что одна лишь смерть могла заставить его отсутствовать и хранить молчание, Канидий воспользовался ночной темнотой и в свой черед скрылся.
Оставшись без полководца и без легата и видя себя брошенными и предоставленными самим себе, солдаты сдались Октавиану.
Октавиан отправил в Рим гонцов с известием о своей победе, а сам отплыл в Афины.
Один из гонцов, отправленных в Рим, привез мне письмо от Мецената. Я ответил ему своим девятым эподом:
Прибыв в Афины, Октавиан не только простил греков, вина которых в оказанной ими помощи Антонию заключалась лишь в том, что они уступили силе, но и, видя города Аттики в настолько бедственном положении, что у них не осталось ни денег, ни рабов, ни вьючного скота, раздал им остатки сделанных для войны хлебных запасов.
Что же касается Антония, то, высадившись в Африке, он из Паретония отправил Клеопатру в Египет, а сам остался блуждать в пустыне, словно бродяга, пытаясь закалить свою душу в глубоком уединении. С ним остались лишь два его друга, грек и римлянин. Грек — это ритор Аристократ, а римлянин — тот самый Луцилий, о преданности которого я рассказывал в связи с битвой при Филиппах, где он хотел пожертвовать собственной жизнью, чтобы дать Бруту время бежать. Он был помилован тогда Антонием и с того времени, в благодарность, сохранял, что так редко встречается в наше время, непоколебимую верность ему, верность, которой придерживался до конца его жизни.
Когда Антонию стало известно, что Канидий покинул свою армию и армия эта сдалась Октавиану, он хотел покончить с собой. Однако два его друга вырвали у него из рук меч, который он уже приставил к своей груди.
Но тотчас же, осознавая, что с того момента, как его армия влилась в армию Октавиана, Клеопатра осталась без защиты, он поспешил отправиться в Александрию.
Он застал там царицу занятой грандиозным начинанием.
Как известно, перешеек длиной в триста стадиев отделяет Внутреннее море от Индийского моря, а точнее, от того узкого залива Индийского моря, который под именем Красного моря вклинивается вглубь суши.
Так вот, Клеопатра задумала волоком перетащить через этот перешеек свои корабли, нагрузив их всеми своими богатствами, добраться на этих кораблях до какой-нибудь дальней земли и, подобно Дидоне, основать там какую-нибудь новую колонию. (Что же касается Антония, то он еще по прибытии к мысу Тенар раздал своим друзьям все, что у него было по части золота, драгоценностей и золотой и серебряной утвари.) Но, поскольку аравитяне из окрестностей Петры сожгли и разграбили первые же суда, преодолевшие перешеек, Клеопатра отказалась от своей затеи и ограничилась тем, что приказала охранять главные подходы к Египту.
Что же касается Антония, то, говорят, общество мужчин и даже той женщины, которую он так любил, стало для него невыносимым. Он соорудил вблизи маяка дамбу, уходящую далеко в море, и на ней построил себе дом, намереваясь провести там остаток жизни.
Именно туда к нему однажды явился какой-то человек, покрытый дорожной пылью и разбитый усталостью; Антоний с трудом узнал его: этому человеку пришлось назвать себя, чтобы он понял, с кем разговаривает.
А разговаривал он с тем, кто командовал его сухопутной армией, с тем, кто в течение семи дней ждал от него известий и, так и не дождавшись его появления, скрылся в ночи.
От Канидия он узнал об измене Ирода, царя Иудейского, и других своих союзников, которые один за другим заключили мир с Цезарем Октавианом.
XXXVIII
«Неразлучные в смерти». — Гладиаторы сохраняют преданность Антонию. — Опыты, проводимые Антонием и Клеопатрой в отношении действенности ядов и укуса гадюк. — Октавиан вновь выступает в поход против Антония. — Клеопатра воздвигает гробницу и затворяется там со всеми своими сокровищами. — Антоний, покинутый всеми своими приближенными, принимает решение покончить с собой. — Он приказывает перенести его в гробницу Клеопатры. — Его смерть. — Попытка Октавиана взять Клеопатру в плен живой. — Его встреча с ней. — Узнав, что Октавиан намерен заставить ее участвовать в своем триумфе, Клеопатра подставляет себя укусу аспида. — Различные версии, касающиеся смерти Клеопатры. — Что стало с детьми Клеопатры и Антония.
Однако крушение всех надежд, вместо того чтобы ввергнуть Антония в полное уныние, напротив, словно вернуло ему все его спокойствие. Он тотчас же покинул свое морское пристанище, которое по имени Тимона Мизантропа назвал Тимонием, и вернулся в Александрию, где начал ту полную безумств жизнь, конец которой положила только его смерть.
Именно тогда взамен «Союза неподражаемой жизни», основанного Антонием и Клеопатрой во время первого пребывания Антония в Александрии, они учредили «Союз неразлучных в смерти».
Впрочем, Октавиан предоставил им достаточно времени, чтобы приготовиться к ней; все, что казалось ему неотложным, это отнять у них все их материальные возможности. Их же самих он мог отыскать всегда: разве после победы при Акции ему не принадлежал весь мир?!
Тем не менее в один прекрасный день к Антонию пришло подкрепление, на которое он никак не рассчитывал.
В то время как союзные ему цари и друзья, которых он осыпал богатствами, вроде Домиция, покинули его; в то время как последние четыре легиона, которые он привел в Киренаику, в свой черед изъявили покорность Октавиану, гладиаторы Антония остались верны ему; те, каждого десятого из которых он казнил в Кизике, прошли через всю Малую Азию, Сирию, Финикию и пустыню, чтобы прийти в Египет и погибнуть за своего господина.
Пока Антоний жил в уединении в своей Тимоновой башне, Клеопатра втайне послала царскую корону и золотой скипетр Октавиану, давая знать этой посылкой, что она изъявляет ему покорность и готова на переговоры с ним. Но после того как Антоний возвратился, чтобы занять свое место подле нее в Александрии; после того как он записал Цезариона в эфебы и одел в мужскую тогу Антилла, старшего из своих детей от Фульвии, она, казалось, вознамерилась посвятить остаток своей жизни Антонию, опьяняя его предсмертным сладострастием и убаюкивая его высокой надеждой уснуть смертным сном вместе и в одно и то же мгновение.
И потому после ночей, проведенных в пирах и празднествах, после сладкого благоуханного сна пришла забота, исполненная мрачных переживаний и жуткого любопытства.
Они начали испытывать яды.
Испытания эти проводили на пленниках и приговоренных к смерти преступниках.
Итогом всех этих опытов, на которых Клеопатра и Антоний присутствовали, держась за руки и увенчав себя цветами, стало убеждение, что все быстродействующие яды были в то же самое время настолько мучительными, что лица умерших оставались багрово-синими и искаженными; что же касается слабых ядов, то они, напротив, причиняли смерть настолько медленно, что был риск живым попасть в руки тех, от кого хотелось укрыться в могиле.
Тогда собрали всевозможных рептилий с Нила, из пустыни и Дельты, чтобы испытать последствия их укусов; в итоге стало понятно, что аспид является единственной гадюкой, яд которой не вызывает ни судорог, ни страданий; напротив, он погружает тех, в чьих жилах обращается, в своего рода дремоту, сопровождаемую приятной испариной на лице; затем наступает неодолимая сонливость, не лишенная, видимо, некоторого очарования, ибо те, кого хотят вывести из этого состояния, настоятельно просят не будить их.
Но, хотя и проводя все эти опыты, Клеопатра и Антоний еще не потеряли надежды, что яды им не понадобятся. Они сообща отправили к Октавиану послов: Клеопатра просила его обеспечить ее детям царскую власть над Египтом, Антоний — позволить ему жить в Афинах в качестве частного лица.
Посланником, отправленным с этим письмом, был Эвфроний, наставник детей Клеопатры.
Ей было отвечено, что она добьется от победителя всех уступок, каких желает, если согласится умертвить Антония или хотя бы изгнать его из пределов своего государства.
Ответ Антонию содержался в ответе, данном Клеопатре.
Впрочем, неразлучным в смерти была предоставлена новая передышка. Откликаясь на настоятельные письменные просьбы Агриппы, Октавиан вернулся в Рим; ветераны взбунтовались, требуя своей части военной добычи.
Чтобы удовлетворить их требования, Октавиану пришлось продать как собственные имения, так и имения своих друзей.
Но, когда зима миновала, Октавиан покинул Рим и выступил в поход против Антония, следуя через Сирию, в то время как его легаты, имея ту же цель, двинулись через Африку.
Как только Октавиан подошел к границе Египта, Клеопатра приказала сдать ему Пелузий. У нее еще теплилась последняя надежда.
Та, что последовательно имела в качестве любовников Секста Помпея, Цезаря и Антония, рассчитывала приковать Октавиана к той же колеснице, к какой были прикованы остальные.
И надежда эта не была беспочвенна.
Как уверяют, Октавиан, желавший заполучить Клеопатру живой, отправил ей с Фирсом, одним из своих вольноотпущенников, письмо, заставлявшее думать, что чувства, которые питал к ней ее победитель, отнюдь не были непримиримой ненавистью. Верить этим слухам заставляло то, что Антоний, полагая, будто посланец Октавиана имел с Клеопатрой беседу более долгую, нежели те, какими она обычно удостаивала людей его звания, вначале приказал высечь его плетьми, а затем отправил обратно к Октавиану.
Во время передышки, которую дала любовникам поездка Октавиана в Рим, Клеопатра воздвигла вблизи храма Исиды гробницу, высота и величие которой были поистине царскими.
Она приказала перенести туда все свои сокровища, все свои украшения, все свои драгоценности. В одну груду она свалила жемчуг, золото, серебро, алмазы и смарагды, великолепные ткани, шитые серебром ковры, мебель черного дерева и ларцы с благовониями, а затем во все зазоры воткнула паклю, горючие материалы и смолистые лучины; так что это великолепное сооружение являло собой одновременно три ипостаси: гробницу, фонтан и костер.