–Вези – сказал я приступил к делу.
Восемь оставшихся окон я подогнал и установил за три часа. Невестка только ойкнула, когда увидела, что все рамы уже стоят.
–Ой, я ведь их еще не мыла. Я думала ты долго будешь делать.
–Теперь мыть уже поздно. Вынимать я ничего не буду. – ответил я.
Володи с пивом еще не было, и до его приезда я успел еще покрасить полы в двух комнатах жутко вонючей краской.
Среднюю школу, как и восьмилетку, я закончил с теми же тремя четверками, языки мне по-прежнему на отлично не давались. Запятые я то сих пор ставлю по интуиции, а не по правилам. Кстати, английский язык преподавала Юлия Тимофеевна Виноградова, отличный преподаватель. За два года я значительно подтянул английский. Если бы я все время у нее учился, я бы английский знал.
Выпускное фото двух десятых классов.
Интересный момент был на экзамене по русской литературе, на котором мне попался вопрос: «За что вы любите творчество Маяковского?». Я сказал, что стихи Маяковского я не люблю, потому, что они как изделие из дерева, вырубленное одним топором, без применения более тонких инструментов. Как говорят в народе – топорная работа. Мне предложили рассказать о творчестве поэта, которого я люблю, и я рассказывал о творчестве Есенина, творчество которого в школе не изучалось.
Ходил слух, что кому-то дали золотую медаль, но кому, никто не знал. Говорили, что Лине Смаль, дочери директора моей восьмилетней школы. Но было странно, что в институт она при этом не поступила. Правда раскрылась только через 40 лет после выпуска, когда на встрече выпускников ученица нашего класса Надя Коваленко сказала, что медаль тогда вручили ей. Очень странное дело. Открыто вручить не рискнули. Все учителя, в том числе и завуч школы говорили, что параллельный класс сильнее нашего, а в нашем классе, тоже по общему признанию, самым сильным учеником был я. Надя была сильнее меня только по органической химии и языкам. Кстати, на экзамене по химии учительница химии Нина Павловна даже не хотела ставить мне отличную оценку, считая, что на отлично химию знает только Надя Коваленко. Но я ответил и на билет, и на десяток дополнительных вопросов. Придраться было не к чему, и комиссии пришлось ставить мне отличную оценку.
Но Надя была активисткой, играла на баяне и хорошо пела. Выступала на всех школьных концертах. Наверно за это ей и дали медаль.
Кстати, вспомнился разговор, по пути на колхозное поле, куда мы шли небольшой группой вместе с Ниной Павловной для оказания помощи колхозу в уборке кукурузы. Я высказал мысль, что лет через десять Надя Коваленко, как активистка, соберет нас на встречу, и мы посмотрим, кто чего достиг в этой жизни.
–Надя никого собирать не будет. Если вас кто и соберет, то это будет Оксана Кривицкая – сказала Нина Павловна.
Она как в воду глядела. Первую встречу выпускников действительно организовала Оксана Кривицкая, через 35 лет после выпуска.
После окончания школы я поступил в Харьковское высшее командно-инженерное училище, сдав все вступительные экзамены на четверки, и началась новая, совершенно другая жизнь.
Неслыханная щедрость
Летний солнечный день начался с сообщения соседки, что в магазин в центре села привезли хлеб. Отец бросил все дела, посадил меня на раму велосипеда, и мы поехали в магазин за хлебом, так как купленный накануне хлеб уже заканчивался, а в магазины его привозили не каждый день. Зачем нужен был я? Для увеличения количества рук. Хлеб продавали только по две буханки в руки. Перебои с хлебом начались год назад. Мы покоряли космос, поднимали целину, выращивали небывалые урожаи кукурузы, семимильными шагами шли к коммунизму, а хлеб куда-то пропал. Сначала появился хлеб, в котором была половина кукурузной муки. Он отличался от обычного по внешнему виду, был ярко-желтого цвета. Народ сначала от него плевался, не хотел покупать, но потом и этого стало не хватать. Рады были любому хлебу, но часто в магазинах не было никакого. Маме иногда приходилось замешивать тесто и выпекать свой хлеб. Он конечно был намного вкуснее магазинного, но процесс его выпечки отнимал у мамы слишком много времени.
А в последнее время куда-то пропали и табачные изделия. В магазинах изредка появлялась только махорка. Купить папиросы или сигареты было невозможно, и окурки возле магазинов больше не валялись. Курильщики с ума сходили. Не страдал только дед Митрофан, который всегда курил только свой, собственноручно выращенный табак.
Толпа за хлебом была большая, но очередь двигалась быстро и вскоре мы купили четыре буханки хлеба. На всякий случай заглянули еще в один продовольственный магазинчик, но там ничего интересного не было. Поскольку уже находились в центре села за два километра от дома, отец решил зайти в парикмахерскую, которая находилась на втором этаже над этим же магазинчиком. Решил сам подстричься, и меня подстричь. Обычно меня мама стригла дома ножницами под расческу. У нее это получалось гораздо лучше, чем у других. Многие мальчишки после домашней стрижки ходили с прической, выстриженной клоками, так называемой лесенкой, пока волосы немного не отрастут и не выровняются. Ножницами для стрижки запрещалось что-либо резать, даже бумагу.
В парикмахерской в очереди сидело человек пять мужиков, которые обсуждали местные новости и на чем свет стоит ругали Хрущева, который скоро доведет людей до голода. Меня их разговоры мало интересовали, и я изучал прейскурант. Было всего четыре вида стрижки: бокс, полубокс, ёжик и канадка. Самой простой и дешевой был бокс. Машинкой волосы снимались снизу и до самой макушки, там оставалось немного волос. Никакой правки прически ножницами не было. Полубокс был немного сложнее, волосы машинкой снимались до середины головы, а потом прическа выравнивалась ножницами. Именно такую прическу и решил делать себе и мне отец. Ёжик при мне никто не заказывал. Самой сложной и самой дорогой прической была канадка. Машинкой снимались только волосы снизу, все остальное делалось ножницами, а в конце еще бритвой делалась скобка. Такая прическа стоила сорок копеек, ее только один человек сделал. Мужики в очереди ему удивлялись, пол-литровая кружка пива стоит двадцать четыре копейки, а он на стрижку шестьдесят копеек выбросил, сорок за стрижку и двадцать за одеколон. После стрижки парикмахерша предлагала всем освежиться. На выбор было три одеколона: тройной, Шипр и Красная Москва. Большинство от одеколона вообще отказывались, некоторые соглашались на тройной, реже на Шипр. Красную Москву никто не заказывал.
Очередь двигалась медленно. Мужики рассказывали, как народ обманывают с хлебом. Раньше, и я это тоже помню, буханка хлеба весила один килограмм, потом стала постепенно уменьшаться, но ее цена оставалась прежней. В то время вес буханки в очередной раз уменьшился до 650-ти граммов. Мужик утверждал, что в одну ночь по всему Советскому Союзу во всех пекарнях формы для выпечки хлеба меняют на другие, меньшего размера. Вспомнили и про курево. Кто-то рассказал, что в соседнем селе Бобрик, расположенном вдоль трассы Москва-Киев, один дед вышел на трассу и лег поперек дороги на асфальт. Когда машины остановились, начал кричать: «Ой, помогите! Ой, спасите! Умираю!» На вопрос, что с ним, ответил: «Умираю, три дня не курил. Дайте хоть докурить папироску». И ему дали целую пачку сигарет. В эту историю я конечно не поверил. Ну могли дать одну или две сигареты, но чтобы целую пачку, такого не могло быть.
Постепенно подошла и наша очередь. Отец подстригся и освежился тройным одеколоном. Пока парикмахерша подметала пол от волос, пришел еще один мужик и сообщил, что в магазине под парикмахерской выбросили очень вкусную малосольную селедку, но очередь очень большая и движется очень медленно, так как продают еще и клубнику, а продавщица всего одна. Услышав про клубнику я очень обрадовался. У меня было 60 копеек карманных денег, и я решил на эти деньги купить клубники. Дома у нас в саду росло практически все: яблоки, груши, сливы, вишни, малина, крыжовник, черная и красная смородина. А вот клубники не было. Я только один раз в жизни вдоволь наелся клубники, когда пас скот за Чепелу Варвару, сноху моей двоюродной бабы Ганны. Вечером, кроме того, что мне заплатили один рубль, меня еще и клубникой угостили. Поставили передо мной целую кастрюльку клубники, которую тетка Варвара принесла с работы, где она собирала эту клубнику. Я съел больше половины кастрюльки, не меньше килограмма.
– Ты не лопнешь? – спросила тетка Варька.
– Не трогай ребенка, пусть кушает сколько захочет. – заступилась за меня баба Ганна.
– Да я просто чтобы у него живот не заболел. – оправдывалась тетка Варька.
Но кушать клубнику дальше было уже не удобно, и так много съел. Хотел попросить немного домой для Аллы и Талика, но не решился, это уже было бы сверх наглости. А они видно тоже не догадались дать мне немного клубники с собой. И вот теперь я мог купить немного клубники и всех угостить.
Отец оставил мне денег на стрижку и еще дал три рубля.
– Постой в очереди и купи на все, а мне нужно домой ехать – сказал он.
Я подстригся и спустился в магазин. Очередь действительно была большая, я простоял часа два. Купил четыре килограмма вкусной селедки, а на оставшиеся двадцать копеек сдачи и свои сэкономленные 60 копеек купил полкило клубники. Домой пришел в приподнятом настроении и стал всех угощать клубникой. Селедку отдал отцу, и сказал, что 20 копеек сдачи я потратил на клубнику.
– И куда мы теперь будем девать эту селедку. Я тебе три рубля на клубнику давал – сказал отец. – Я же видел, как у тебя глаза загорелись, когда ты про клубнику услышал.
Я не поверил своим ушам. Три рубля на клубнику? Такого я даже предположить не мог. Как-то зимой в Нежине я увидел в магазине красивые красные яблоки по рублю за килограмм, и попросил отца купить мне одно.
– Летом будешь яблоки кушать, когда свои вырастут – ответил отец.
А тут целых три рубля на клубнику, это была неслыханная щедрость. И я так бездарно упустил возможность купить два килограмма клубники. Ну почему было не переспросить, что покупать. А с другой стороны, зачем переспрашивать, у меня не было никаких сомнений, что нужно покупать вкусную малосольную селедку.