Поговорил с родителями о поездке к дяде Мише, они не возражали, только сказали, что так не делается, нужно было сначала написать письмо, и предупредить о своем приезде, но сейчас писать уже поздно, письмо дойти не успеет. Меня правда это не пугало, о том, что я могу оказаться, как говориться, не ко двору, в то время я еще не думал. Побыв недельку дома, я взял билет на поезд до Кременчуга и поехал. В Кременчуг я приехал утром, быстро нашел автовокзал, который находился недалеко от железнодорожного вокзала, сел в автобус до Святиловки, и поехали. Ехать оказалось довольно далеко, за окном ничего примечательного не было, небольшие поселки, в подавляющем большинстве состоящие из домов барачного типа, глаз не радовали, но возле некоторых домов низками висела вялившаяся рыба. Это придавало надежды, что и мне удастся что ни будь поймать. В Градижске, где была длительная остановка, увидел море, это действительно было море, а не водохранилище, противоположного берега вообще не было видно, зрелище дух захватывало, такого водного простора я еще никогда не видел. Сразу захотелось забросить удочку и порыбачить, ветра практически не было, и поверхность воды представляла практически ровную, бесконечную гладь. Вспомнились слова Н.В. Гоголя: «Чуден Днепр при тихой погоде», и «Редкая птица долетит до середины Днепра». Все было точно по Гоголю. Поехали дальше, вдоль дороги появились посадки абрикос, в которых деревья были буквально усыпаны плодами, земля под деревьями была толстым слоем усыпана абрикосами, было такое ощущение, что их здесь никто на собирает, и никому они не нужны. Я спросил у пассажиров автобуса, почему абрикосы никто не собирает.
– Это не абрикосы, это жердель, – ответили мне, – дикий абрикос, настоящий абрикос намного вкуснее, поэтому эти никто и не собирает, настоящих вокруг полно.
Перед обедом приехали в Святиловку. Поспрашивал у местных жителей как найти нужный дом, и мне показали, в каком направлении нужно идти. Оказалось, что дядю Мишу здесь все знают, так как он работал бригадиром экскаваторщиков, предупредили, что дома его сейчас нет. Дом я нашел быстро, это был типовой барак на два входа, возле дома, между двумя абрикосами, висело несколько низок вялившейся рыбы, ограды никакой не было, но недалеко от развешанной рыбы была деревянная, врытая в землю скамейка на двух столбиках. На каком входе живет дядя Миша я не знал, поэтому постучался в ближний от дороги. На стук никто не ответил, я дернул дверь, она оказалась не запертой и открылась. Я заглянул внутрь и позвал хозяев, но мне никто не ответил, дверь была не заперта, но дома никого не было. Такая же картина была и на другом входе. Я сел на скамейку, перекусил остатками имевшихся у меня колбасы и хлеба, для полного счастья заел все абрикосами, которых под деревьями было великое множество, и стал ждать хозяев. Дядя Миша приехал с работы после восемнадцати, а тетя Галя, его жена, пришла еще позже, так как заходила в садик за сыном Володей. Моему приезду они обрадовались, накрыли праздничный стол и позвали в гости соседей. За ужином я спросил, почему они двери на замок не закрывают. Они очень удивились моему вопросу, сказали, что у них никто на закрывает, так как у них не воруют. Потом все-таки вспомнили, что воровство было, лет пять назад у кого-то украли вялившуюся рыбу, но других случаев воровства припомнить не могли. Я им позавидовал, в Вертиевке такое было невозможно, у нас даже сарай и погреб на ночь закрывали, так как могли и соления в банках утащить, и кроликов унести. После ужина смотрели футбол, это был тот счастливый для Динамо-Киев 1968 год, когда они стали чемпионами СССР, тогда, наверное, все население Украины стало болельщиками и все вечера проводило перед телевизором за просмотром футбольных матчей, мы тоже не были исключением.
На следующий день хозяева пошли на работу, а мы с Володей на рыбалку. Удочки у меня с собой были, удилище, палка из орешника, у дяди Миши нашлось, червей по дороге накопали, взяли пакет под рыбу, и двинулись к морю. Море уже не было таким спокойным, как вчера, с моря дул сильный ветер и гнал к берегу волну, высотой порядка тридцати сантиметров. Стоило больших усилий забросить против ветра мою удочку с перьевым поплавком, а на такой волне этот поплавок периодически уходил под воду, у меня были большие сомнения, что я смогу при этом разглядеть поклевку. Но надеясь на авось, мы с Володей час на берегу просидели, клевать никто и не собирался. По пути к берегу я видел каскад каких-то прямоугольных прудиков, метров по двадцать в ширину, и порядка пятидесяти метров в длину, которые располагались в низине, и на которых такой большой волны не было. Я решил попробовать ловить там, но минут через десять к нам подошел мужик и сказал, что здесь ловить рыбу запрещено, на этом наша рыбалка и закончилась. Все последующие дни ветер не утихал, и ловить рыбу в море на мои удочки было невозможно. Дядя Миша предложил мне поучиться ездить на своем мотоцикле с коляской, на что я с радостью и согласился. Два дня мотоцикл был в моем распоряжении, я его более-менее освоил, по крайней мере он у меня перестал глохнуть в самых неподходящих местах, как делал это в первый день. Ну а дальше пора было и честь знать, собрался ехать домой. Как любителю пива, дядя Миша приготовил мне в подарок десяток вяленных рыбин, которые в живом виде весили не меньше двух килограмм, и еще низку мелких карасиков, с ладошку величиной, в общем весь мой чемодан был забит вяленной рыбой. Домой я добрался почти без приключений, не считая того, что мой поезд почему-то в Нежине не останавливался. Это было для меня неожиданностью, я думал, что в Нежине все поезда останавливаются, все-таки узловая станция, но нет, пришлось выходить в Бахмаче, и до Нежина уже добираться электричкой.
Дома меня уже ждал Толя Жук, который поступил в Рижское училище, и теперь приехал на десять дней домой. Чтобы отметить его поступление, мы велосипедами поехали в закусочную, чтобы попить пива. Я взял с собой низку мелких карасиков. Мы заняли свободный столик, купли по две бутылки пива, и начали праздновать, Толя рассказывал, как его встретили в Риге. В закусочной появились мои знакомые из Сельхозтехники, где я два сезона работал плотником до поступления в училище, интересовались как у меня дела и спрашивали, можно ли взять рыбки, низка которой лежала у меня на столе. Я, естественно, разрешил, а они в благодарность купили нам еще пива. Рыбу у меня всю разобрали, а на нашем столике я насчитал двенадцать бутылок пива, которые мы с Толей и выпили. Подозреваю, что я выпил гораздо больше Толи. Туалета возле закусочной не было, он был только возле автобусной остановки, поэтому нужно было срочно ехать в туалет, чтобы какой-либо аварии не произошло, ввиду непомерного количества выпитого пива. Толя купил еще для отца пятилитровую банку пива из-под болгарских огурцов, и мы поехали в туалет. Я был уже на пределе, поэтому в туалет побежал первым, потом пошел Толя, а меня попросил подкачать колесо на его велосипеде, которое спустило. Я прикрутил насос и начал качать это колесо, когда он вернулся, я его уже накачал, но он сказал, что маловато будет. Я снова прикрутил насос, и сделал несколько качков, пока Толя ходил смотреть расписание автобусов. Неожиданно раздался взрыв, это лопнуло колесо, которое я накачивал, подошедший Толя обнаружил, что я качал заднее колесо, вместо спущенного переднего, и пробовал он перед этим накачку переднего колеса, а не заднего, которое я качал. По пьяни мы друг друга не поняли. Теперь ехать на велосипеде Толя не мог, и мы пошли домой пешком. Но оказалось, что идти пешком я не могу, меня жутко водило из стороны в сторону, велосипед меня не слушался и все время норовил упасть и потянуть меня за собой. Не хватало еще на глазах у всего честного народа в пыли поваляться. Я оставил Толю одного добираться домой пешком, а сам сел на велосипед и поехал домой, ехать я мог нормально, достаточно ровно, по-моему, даже не заметно было, насколько я пьян. Дома я лег на раскладушку, стоящую в саду, и проспал до вечера. Вечером меня разбудил Толя, с которым мы собирались идти в кино. Толя был как огурчик, а у меня голова жутко раскалывалась, ни о каком кино и речи на могло быть, видно я все-таки намного больше Толи выпил, поэтому в кино Толя пошел один. Подвели меня эти карасики.
С собой в училище после отпуска я взял четыре больших рыбины, надеясь, что на весь предстоящий семестр мне их хватит, чтобы иногда в увольнении попить пива. После отпуска весь курс уехал в полевой лагерь в Померки, приобретать общевойсковые навыки, а меня и еще пять или шесть человек, в том числе Олега Быцюка и Виктора Овчарова, оставили жить в казарме, чтобы мы делали там ремонт. У меня было индивидуальное задание, изготовить специальные открытые шкафы, для хранения шинелей, головных уборов и противогазов, по два шкафа на каждое отделение, итого восемь шкафов я должен был изготовить. Старшина Мартынов предупредил меня об этом еще до отпуска, поэтому я привез с собой небольшой острый топорик. Остальные занимались побелкой и покраской. Виктор Овчаров, невысокий парень, примерно моего роста, но очень сильный, долбил шлямбуром дырки, чтобы поставить в них пробки и потом повесить описи имущества в рамках. Молоток ему дали маленький, и дело двигалось очень медленно, что его явно не устраивало, и для ускорения работы он попросил у меня топорик. С топориком дело пошло у него гораздо быстрее, но в обушке моего топора он сделал большую вмятину, силы то было немерено. С последней дыркой он вообще перестарался, ударил по шлямбуру настолько сильно, что с обратной стороны стены вывалился кусок штукатурки вместе с кирпичами, образовав большущую дырку, диаметром с полметра. Старшина пришел в ужас, и обещал объявить Виктору еще пять нарядов, если он все это не заделает. А пять нарядов у Виктора уже были. Мы с ним как-то ходили в кино, в кинотеатр «Украина», на поздний сеанс. Мы рассчитывали вовремя вернуться в казарму, но неожиданно перед кинофильмом показали несколько «фитилей», и окончание фильма затягивалось. Виктор предложил мне не дожидаться окончания и срочно бежать в казарму, чтобы успеть на вечернюю поверку. Но мы сидели в середине зала, и мне не хотелось вылезать оттуда до окончания сеанса, чтобы не мешать людям смотреть фильм, поэтому я отказался. Виктор немножко подергался в нерешительности, потом, все-таки, начал пробираться на выход, выслушивая в свой адрес кучу оскорблений, и п