го я познакомился и с остальными летчиками нашей эскадрильи. Витька тогда был еще правым летчиком на ИЛ-14, а я только приехал в Оренбург в управление армии. Сначала познакомились наши жены, Аня и Лариса, так как у нас были дочери одинакового возраста, а потом и мы с Витей, так постепенно и подружились.
Первое мое знакомство с летчиками состоялось, когда меня отправили самолетом во Владимир за оборудованием для командного пункта, и первое, что меня поразило, было отношение летчиков к командиру самолета. Пока были на земле, они обращались друг к другу, в том числе и к командиру только по имени, но как только закрыли дверь самолета, все обращались к командиру только «командир». Получить оборудование в день прилета мне не удалось, пришлось заночевать в местной гостинице. С номерами, как всегда в советское время, в гостинице было туго, с трудом удалось получить один четырехместный номер, поэтому все поселились в одном номере. Всю ночь летчики играли в преферанс, и конечно же пили. Я играть в преферанс не умел, поэтому выпил вместе с ними пару рюмок и лег спать. Надо отдать им должное, вели они себя тихо, и мне спать не мешали. На следующий день мне удалось решить все свои проблемы, и к вечеру оборудование загрузили в самолет. Вылет был запланирован на восемь часов утра следующего дня. Мы остались еще на одну ночь в гостинице. Для этой ночи летчики кроме водки, зачем-то закупили еще и кефир, зачем я не понял, но расспрашивать не стал. В эту ночь летчики играли в преферанс до четырех часов утра, потом последовала команда командира: «Всем спать». Проснулись они в шесть часов утра, умылись, побрились, выпили по бутылке кефира, и абсолютно бодрыми пошли на предполетную медкомиссию, успешно ее прошли, и мы улетели домой.
Молодые летчики часто собирались у Вити, чтобы отметить какое ни будь событие, не обязательно праздник, главное, чтобы было что выпить. Компания была небольшая, сам Витя, еще один правый летчик Славик Удовицкий, и два молодых штурмана: Володя Седов, по кличке Слон большой, и Витя Самков, по кличке Слон маленький. Иногда к этой компании присоединялся командир эскадрильи Арсен Александров, и редко, когда не был в командировках, присоединялся к ним и я. Позже к этой компании начал присоединяться и новый доктор летчиков, Игорь Калючицкий. Что можно сказать об этой компании, все они были хорошими ребятами, добрыми, веселыми, хотя и несколько расторможенными. Попытаюсь кратко рассказать о каждом.
Витя Чемирисов был еще охотником и книголюбом. У него была огромная библиотека редких книг, которые он привозил с тех мест, куда летал, у него во всех книжных магазинах были знакомые, у которых он выменивал нужные книги на какие ни будь дефицитные товары типа растворимого кофе, которые он выменивал в других местах. Как сейчас говорят, у него была коммерческая жилка. Он не просто собирал книги, он знал какие книги, где и когда выпускались, и каким тиражом, поэтому подбирал серии самых редких книг, которые в будущем должны были стать очень дорогими. Что касается охоты, то я не помню, чтобы он что-то приносил с охоты, но на охоту всегда собирался очень бурно, всегда чего-то не мог найти, и на пол со шкафов летели все вещи, которые лежали на полках. Лариса, его жена, потом до самого его приезда с охоты раскладывала все по местам. Запомнилась мне только одна история, связанная с их охотой, которую он мне сам и рассказывал. Как-то вместе с ними на охоту поехал еще один мой знакомый, Гриша Тарарин, потомок терских казаков. Его сначала не хотели брать, но он подкупил тем, что пообещал с добытых на охоте уток приготовить на ужин вкусный суп. Поскольку возиться с ужином никому не хотелось, то его и взяли. Первых два чирка добыли очень быстро и отдали их Грише, который их ощипал и принялся готовить ужин. В одном казане он варил суп, а в другом чай. На заварке он решил не экономить, и высыпал в казан всю пачку чая, индийского, со слонами. Суп тоже сделал в лучшем виде, с картошечкой и пшеном, заправил поджаренным луком. Ну очень ароматный суп получился, на его запах вскоре и сбежались охотники. Гриша с гордостью разливал суп всем по мискам, нахваливал и приглашал отведать. Первому отведавшему суп в нем что-то не понравились.
– А чем это он пахнет? – спросил он.
Зачерпнул ложкой суп и вытащил, о ужас – кишки.
– Гриша! Ты что, их не выпотрошил? – спросил он Гришу.
– А разве нужно было? – удивился Гриша, я дома никогда не потрошил.
– Так дома у тебя наверно были магазинные, уже потрошенные. Нам теперь что, с говном суп кушать?
– Я сейчас все исправлю, – нашелся Гриша, – сейчас промою уток в чистой воде, не выбрасывать же мясо, а суп я быстро новый сварю.
Гриша вылил содержимое второго казана на землю и побежал к реке за водой. Давайте пока хоть чай попьем, решили охотники.
– Гриша, где чай? – спросили они прибежавшего Гришу.
– Ой, а я его вылил, – только сейчас осознал Гриша то, что сделал.
– Ну тогда по новой заваривай.
– Так заварки больше нет, – сознался Гриша.
Гришу спасли только ноги, если бы догнали, то могли бы и убить. Спать легли голодные, похлебав только кипяточка.
А вот Чемирисов готовил прекрасно, особенно первое, которое готовил только сам, приготовление первого жене он не доверял. Детям, Лене и Лиле, которые обычно ничего не хотели кушать, периодически готовил суп с домашней лапшой, придумывая ему какое ни будь экзотическое название, и дети с удовольствием уплетали его за обе щеки. Зимой, если он или я привозили из командировки мясо, в Оренбурге купить мясо в магазинах было невозможно, делали вместе пельмени, в больших количествах, и приглашали на пельмени соседей. К пельменям Витя делал свой фирменный соус: в томатную пасту добавлял тертый чеснок, немного уксуса, жидкость с кастрюли, в которой варились пельмени, все перемешивал, и соус готов. Я этот соус для пельменей до сих пор готовлю, и Витю вспоминаю. А летом Витя часто готовил окрошку из ничего, это примерно то же самое, что и суп из топора. В Оренбурге летом было очень жарко, до 45-ти градусов, поэтому желание покушать окрошку появлялось часто. Поскольку дома всех необходимых продуктов не было, он шел по соседям и собирал что у кого есть для окрошки. Готовил большую кастрюлю окрошки, литров на восемь, и приглашал на обед всех соседей.
Но, несмотря на все эти достоинства, примерным семьянином он не был, иногда не приходил домой по несколько дней, где-то играли в преферанс, и конечно-же пили. Домой часто возвращался на бровях и на следующий ничего не помнил из того, что было вчера. Сначала я думал, что он притворяется с потерей памяти, ведь язык у него никогда не заплетался, сколько бы он не выпил, в отличие от меня. У меня язык начинал заплетаться уже после второй рюмки. Потом летчики мне подсказали, что у Вити есть один индикатор, по которому точно можно определить, что он уже принял на грудь запредельную дозу, после которой назавтра ничего не будет помнить. Таким индикатором был его нос, который при принятии запредельной дозы спиртного заметно сворачивался в правую сторону. Я убедился, что это действительно так. Как-то летом он вернулся домой после очередного трехдневного загула в сопровождении еще одного летчика. Они сели на скамейке возле дома и продолжили играть в карты, было видно, что Витька мухлюет, но второй летчик этого не замечал, поскольку тоже был сильно пьяный. Витя выглядел абсолютно нормально, язык не заплетался, но нос был свернут, и я решил проверить верность того, что мне сообщили летчики. Я попросил у Вити взаймы три рубля, которые он мне тут-же и дал. На следующий день я принес ему его же трешку и поблагодарил за то, что он меня выручил. Оказалось, что он не помнит не только то, что давал мне деньги, но даже то, что вчера играл возле подъезда в карты. Это уже был очень опасный признак, но Витя не обращал на него никакого внимания, продолжал пить по-прежнему. Как-то, возвращаясь с очередной попойки, он не дошел до квартиры и уснул на лестничной площадке третьего этажа, наполовину перевесившись через перила вниз головой. В таком положении его и обнаружили утром, как он не упал вниз и не разбился, одному богу известно. Потом он говорил, что это его автопилот подвел, довел только до третьего этажа, где раньше у него была квартира, сведения о новой квартире на пятом этаже в автопилоте стерлись.
После полетов к Вите обычно проходили друзья-летчики, посидеть, поговорить, и выпить сэкономленный спирт. На самолетах нашей эскадрильи в системе анти-обледенения использовался 96-градусный спирт, порядка десяти литров. Этот спирт обычно сливали еще до взлета, оставляя спирта в системе что называется на два пшика, а после взлета докладывали, что у них обледенение самолета и включали систему, которая добросовестно фиксировала расходование спирта. Особой удачей считались полеты в Нижний Тагил, где на истребителях использовался 70-ти градусный спирт, который сливался местными летчиками примерно по такой же схеме, и которые меняли свой спирт на спирт наших летчиков в соотношении 2/1, то есть, за десять литров 96-ти градусного спирта наши летчики получали двадцать литров 70-ти градусного. Главное, что при этом обе стороны оставались довольными сделкой. В результате такой сделки нашим летчикам спирта хватало не на один день, а на два. Как-то на такое мероприятие попал какой-то знакомый Ларисы, Генка-футболист. Генка, молодой парень, лет двадцати пяти, раньше играл за местную футбольную команду и, по его словам отлично играл головой, а сейчас работал водителем на самосвале ЗиЛ‑130. На наш взгляд он был несколько странным, что следовало из его же рассказов, возможно это были последствия ударов футбольного мяча по голове. Вот, для примера, буквально пара эпизодов из его жизни. Подавать заявление в ЗАГС со своей невестой он поехал на своем ЗиЛе, который оставил на уклоне только на ручнике, а не на скорости, как обычно делается в таких случаях. Когда вернулись из ЗАГСА, то машину на месте не обнаружили, сначала подумали, что ее угнали, а потом увидели ее далеко внизу под горкой. То ли он плохо на ручник поставил, то ли ручник плохо держал, но машина сама покатилась с горки, проехала метров триста, повалила забор и врезалась в угол какого-то частного дома, хорошо еще, что никого не задавила и в другие машины не врезалась. Генке насчитали порядочную сумму выплат за разбитую машину и сломанный забор. Чтобы рассчитаться с возникшими долгами, Генка продал налево машину капусты, которую возил с поля на склад, но попался, и милиция завела на него дело за воровство. Так вот этот Генка уселся за один стол с летчиками, у которых в тот день была десяти литровая канистра спирта. Поскольку Генка пришел под вечер, то к его приходу половину спирта летчики уже уговорили. За столом Генка продержался не более часа, сполз под стол, да там и уснул. Проснулся рано утром, голова раскалывалась, попытался найти на столе что-нибудь опохмелиться, но ничего не нашел. Растолкав одного из спящих вповалку на полу летчиков, попросил: «Ребята, дайте чем ни будь опохмелиться, голова раскалывается».