гда приготовил вкуснейших линей в газете. Так он же погиб, сказал Юра. Делал электрическую удочку, для чего перегородил Ишим двумя, находящимися на расстоянии десяти метров друг от друга сетками «рабица», и подключил их к напряжению 380 В. Но где-то был плохой контакт, и удочка не работала. Он крикнул солдату, чтобы тот отключил напряжение, полез в воду и поправил соединение провода с сеткой. Дал команду включить напряжение, но удочка снова не работала. Так продолжалось несколько раз. В очередной раз он полез в воду забыв дать команду на отключение напряжения. Вот так погиб второй мой знакомый по прошлогодней рыбалке.
Коля Заболотнев с рыбалки на поляну пришел последним. Ему сказали, чтобы сам себе наливал и закусывал тем, что видит, так как уха еще не готова. Коля налил себе в стакан из фляжки спирта, разбавил его водой из пол литровой банки и залпом выпил, глаза его округлились, лицо вытянулось, он схватил стоявшую рядом литровую банку и глотнул из нее, глаза его еще больше округлились, в них застыл ужас. Ми смотрели на него и ничего не могли понять. А Коля схватил трех литровую банку, сделал глоток из нее, и чуть ее не бросил, еле успели подхватить, побежал к реке и стал пригоршнями пить воду из реки. Мы начали догадываться, что произошло, во всех банках, из которых пытался запить Коля, был спирт. Вода стояла в десяти литровой канистре, но он об этом не знал, так как слишком поздно пришел к поляне и не слышал, когда объясняли, где и что стоит.
Потом пошли купаться. Здесь не повезло уже мне. В воде я напоролся на разбитую бутылку и сильно разрезал ногу. Рану промыли спиртом и замотали бинтом, который нашелся в автомобильной аптечке. После окончания пикника меня завезли в госпиталь, где мою рану обработали уже профессионально.
Еще одна замечательная рыбалка была на небольшой речушке Кумак, протекающей вблизи городка Ясный, где мы в составе целой комиссии, состоящей из представителей заводов-изготовителей, НИИ-4, меня, и возглавляющего эту группу полковника Долиненко, офицера начальника войск связи РВСН, искали причину не прохождения команд аппаратуры АСУ по каналам радиосвязи. По проводным каналам аппаратура работала прекрасно, а вот по каналам радиосвязи, организованным аппаратурой «Брелок», отказывалась работать напрочь. Три дня прошли безрезультатно. Поиском неисправности сначала пытались руководить промышленники, потом представители НИИ-4, но так ничего и не нашли, только переругались, и никаких светлых мыслей, на мой взгляд, в их умных головах не было. Крика было много, а толку никакого.
– Товарищ полковник, – сказал я Долиненко на четвертый день, – возьмите власть в свои руки и прекратите этот бардак.
– И что я буду делать с этой властью? – спросил меня Долиненко.
– Как что? Мне ее передадите, а я попробую еще один вариант, – ответил я.
– Ладно, попробуй еще и ты покомандовать, – согласился Долиненко, все равно никто не знает, что дальше делать.
– Внимание всем! – сказал он, – Умные головы, Вы все свои идеи уже исчерпали, пусть теперь армейский майор покомандует, говорит, что у него есть какая-то идея.
Я предложил пустить сигнал, предназначенный для радиоканала, по проводному каналу, изменив его регулировку под более низкий уровень сигнала. В таком виде сигнал прекрасно дошел до нижнего звена, значит дело было не в сигнале, ситуация немного прояснилась. После этого я взял у радистов наушники для прослушивания двух разных сигналов, и подключился ими к прямому и обратному каналам. Было четко слышно, как идет передача по прямому каналу, а затем по обратному каналу идет короткая квитанция. Теперь нужно было то же самое прослушать в радиоканале. Здесь картина отличалась, две короткие посылки шли одновременно по прямому и обратному каналу, и все пропадало. При этом сигнал до нижнего звена не доходил.
– А в каком виде у вас передается квитанция на сообщение? – спросил я представителей завода-изготовителя АСУ.
– Та же кодограмма возвращается, – ответили мне.
Картина для меня стала понятной, и я объяснил ее присутствующим. В аппаратуре «Брелок» затухание между передающим и приемным каскадами недостаточное, поэтому передаваемый сигнал проходит на прием и воспринимается как квитанция, после чего передача сразу же прекращается, а нижнее звено получить сообщение за это время еще не успевает. Поскольку быстро улучшить параметры аппаратуры «Брелок» не реально, то нужно что-то делать с квитанцией, чтобы она отличалась от передаваемого сигнала. Представители завода подумали, и предложили квитанцию передавать в виде инвертированного сигнала, тем более, что такая инвертированная комбинация в аппаратуре уже существовала, но не использовалась. На следующий день они съездили в полк и где-то в одном из блоков перепаяли два проводка к другим клеммам. Передача сообщений по радио пошла без проблем. В субботу мы писали акты с предложениями о доработке аппаратуры АСУ, а в воскресенье нам предложили выехать на рыбалку.
Речушка, на которую мы выехали, была метров двадцать шириной, и до двух метров глубиной. В одном месте по середине речки лежал огромный валун, примерно на метр торчащий над водой. Вода в речке была прозрачной, и было видно, что за этим валуном стоит стайка рыб. Несмотря на то, что был конец августа, было достаточно жарко, и умные головы предложили две бутылки водки, которые мы привезли с собой, поставить в воду, чтобы они не нагрелись, что и сделали. Местные товарищи достали бредень и спиннинг, а я раздал имевшиеся у меня удочки без удилищ. Удилища вырезали здесь же на берегу из верболоза, коротковатые конечно получились, но другого материала здесь не было. На червя рыба практически не клевала, а вот на скакавших вокруг кузнечиков, небольшие двухсот граммовые голавлики клевали с жадностью. За два часа на четыре удочки мы наловили ведро рыбы. На спиннинг была поймана только одна щучка, грамм на триста, а в бредень вообще ничего не поймали. Но всех удивил подполковник из НИИ-4, который ловил рыбу руками, такого я еще никогда не видел. Он взял в руки метровую веточку верболоза с листиками на конце, и пошел к валуну. Правую руку с веткой он аккуратно заводил за валун, стая рыбок смещалась от этой ветки в противоположную сторону, и когда она была достаточно близко от его левой руки, он хватал ею одну из рыбок и выбрасывал на берег. Так он поймал с десяток приличных рыбок. Это было настолько просто и непринужденно, что остальным тоже захотелось так половить, но увы, этот фокус больше ни и кого не получился.
В поисках рыбы мы отошли от того места, где оставили вещи и водку для охлаждения метров на двести, поэтому решили возвращаться назад и начинать варить уху, рыбы уже было предостаточно. Навстречу нам попались два мужика, которые глядя на нас как-то дурковато хихикали.
– Что за придурки? – сказал кто-то из наших.
Причина их хихиканья открылась, когда в воде мы не нашли свою водку. Больше спиртного у нас не было, поэтому предстояло попробовать уху без традиционной водки. Среди рыбаков существует поверье, что в уху обязательно нужно добавлять водку, поэтому ребята приуныли, как же теперь уху без водки будем готовить. В командировках в Капустин-Яр, меня научили готовить прекрасную двойную и тройную уху, поэтому я пообещал приготовить уху без водки, объяснив, что настоящие рыбаки водку в уху не добавляют, водка добавляется по вкусу прямо в горло, но поскольку ее уже нет, то попробуем обойтись без нее. И я приготовил вкуснейшую тройную уху, она была настолько вкусной, что о водке никто даже и не вспомнил, ведро ухи съели без остатка.
Капустин Яр
За время службы в Оренбурге я побывал в Кап-Яре пять раз. В то время я был членом государственной комиссии по приемке ракетных комплексов. Командировки были длительными, до сорока пяти суток. Вместе со мной все время ездили Боря Баранцев, со службы главного инженера, и Костя Павленко, с автослужбы. Председателем комиссии был полковник Петров, заместитель главного инженера армии. Жили мы в гостинице на второй площадке, чтобы было не очень далеко ездить к месту испытаний комплексов, а ездили на УаЗике, который на все время командировки предоставлялся председателю комиссии. Рабочий день длился с девяти до восемнадцати часов, после чего в течение часа шло подведение итогов работы, проделанной за день, и ехали на ужин на вторую площадку. Обедали в столовой на той же площадке, где проходили испытания, но в этой столовой кормили гораздо хуже, чем в столовой на второй площадке. Лучше всего, конечно, кормили в столовой на десятой площадке, то есть в жилом городке, но туда было далеко ездить, порядка тридцати километров. Туда можно было только в выходные на рейсовом автобусе съездить, что мы иногда и делали. В этой столовой всегда была свежая жареная рыба, особенно мне нравился сом, и я всегда, если была такая возможность, брал две порции сома. После блюд, которые можно было взять в столовых на площадках, это было просто объедение, да к тому же, здесь еще и пару кружек пива можно было взять.
На десятой площадке жило много моих однокашников. Прежде всего я разыскал Колю Микулу, который служил здесь на вычислительном центре, который пригласил меня к себе в гости. За обедом Коля рассказал мне, какая здесь замечательная рыбалка (а мы с ним еще в Харькове вместе на рыбалку ездили), что недалеко от того места, где мы жили, есть деревня Солянка, возле которой в проточных озерах очень много рыбы. Поведал мне также о том, что вместе с ним здесь служит Александр Уздемир, который все выходные проводит в библиотеке, так как готовится поступать в адъюнктуру, Володя Максименко стал замполитом, а Гена Мерзлов стал осведомителем у командира, Сережа Петров служит на той площадке, где мы проводим испытания, но после того, как попался на пьянке, стал замкнутым и держится от всех подальше. На второй площадке еще служит Коля Железняков, который до сих пор ходит старшим лейтенантом, так как женщины и водка ему нравятся больше, чем служба. На следующий день мне удалось встретиться с Уздемиром, и даже побывать у него в гостях. Позже встретился и с Петровым. Он сухо со мной поздоровался, не выражая никаких эмоций и всем своим видом показывая, что общаться со мной он не намерен.